— Да, пожалуйста, — обернулся Йеми. — Я — благородный лагат Порций Паулус, к Вашим услугам.

— Я — благородный сет Олус Колина Планк из Оксенской ветви Планков. Я хочу спросить вас — могу ли я чем вам помочь?

Балис спешно отвернулся, не желая оскорбить благородного сета неуместной улыбкой. Предложение помощи выглядело слишком ненатуральным, почти как американское "Как дела?". Как известно, задавая этот вопрос, американцы меньше всего действительно желают что-то узнать о делах вопрошаемого. Просто, таковы правила: один спросил о делах, другой ответил, что все великолепно, какими бы на самом деле дела ни были. И разошлись, оба с чувством выполненного долга.

— Каждый человек может нуждаться в помощи, — произнес ритуальную фразу Йеми. — И мы не откажемся от неё, но если благородный сет знает тех, кому помощь нужна более, чем нам, пусть позаботится о них.

— Я пришел сюда, чтобы помолиться тому богу, которому молились мой отец и отец моего отца. Я сделал это. Теперь у меня нет никаких дел, которые бы мешали мне оказать вам помощь.

— Что ж, твое участие да будет не забыто Иссоном.

— Надеюсь на это, потому и поступаю по слову его. Итак?

— Благородный сет, я сопровождаю благородного Сашки из семьи правителя Ольмарских островов…

— Ольмарских островов? — удивленно переспросил озадаченный Олус.

— Ты бывал в наших краях, благородный сет? — в свою очередь удивленно поинтересовался Сашка.

— Нет. Я ни разу в жизни не видел ни одного ольмарца.

— В моем народе не принято путешествовать. Но теперь тирус Петриус завел новые порядки и отправляет молодежь из благородного сословия в дальние страны — посмотреть на жизнь в чужих краях и поучится уму-разуму.

— Ваш тирус — очень мудрый человек, — почтительно констатировал благородный сет.

Балис подумал, что в идее Мирона: за неимением информации скопировать характер тируса с Петра Великого, определенно есть здравый смысл. Несмотря на собственную скромную оценку знаний отечественной истории, Сашка довольно неплохо представлял себе образ первого российского Императора. По крайней мере, на уровне, который необходим для того, чтобы навешать лапши на уши никогда не бывавшем ни в России, ни на Ольмарских островах сету.

— О, да. Тирус мудр, но страшен в гневе, — перехватил разговор Йеми. — Равно как и наш Император Кайл, да будут долгими дни его жизни. К сожалению, сейчас и Сашки и я ходим под страхом тяжкого наказания.

— Но чем же вы разгневали могущественных владык?

— Собственной беспечностью, благородный сет. Увы, собственной беспечностью. Видишь ли, Император и тирус договорились о том, что первое время ольмарцы будут перемещаться по Империи инкогнито, дабы они могли увидеть жизнь страны в истинном свете. Мне же, недостойному лагату Порцию Паулусу, было поручено сопровождать Сашки и его сестру Аньи в этом путешествии, дабы разрешать чрезвычайные ситуации, которые могли возникнуть ввиду того, что ольмарцы плохо знакомы с нашими обычаями. Я отвечаю перед Императором своей головой, если что-то случится с высокими гостями. И вот представь мои чувства, когда под Плесковом на нас напали разбойники.

— Уж не кагманцы ли? — с беспокойством спросил Олус.

— Нет, это были местные разбойники, — со вздохом ответил Йеми.

— Куда же смотрит префект Торопии? А тамошний бан? И все эти местные боляре да жупаны?

— Если благородный сет укажет мне город в Империи, где полностью искоренена преступность, то я, по окончании службы Императору, непременно поселюсь в этом благословенном месте.

— Увы, благородный Порций, ты прав. Даже в столице истребить всех воров не под силу никому. Что уж говорить о далекой провинции… Но продолжай свой рассказ, я хочу слышать, что было дальше.

— Продолжение будет коротко. Нападение разбойников на лагерь мы отбили с большим для них уроном, но в тот момент благородная Аньи со своей служанкой гуляла неподалеку в пихтовой роще. Там же юный слуга благородного Сашки собирал хворост для костра. Вот и получилось, что они стали добычей разбойников, которые увели их с собой. Мы бросились преследовать негодяев. В городе мы узнали, что детей продали работорговцам…

— И благородную Аньи, гостью самого Императора?

На сета было больно смотреть: кровь отхлынула от его лица, мелко дрогнули губы. Казалось, ему только что нанесли страшное оскорбление. Наверное, так оно и было на самом деле: Олус Колина Планк был верен своему Императору так же сильно, как и своему божеству.

— Истинно так. Конечно, разбойники не знали, кого именно они похитили, но, полагаю, если бы знали, то это ничего бы не изменило. Хуже всего то, что одну из девочек они увезли с собой в горы, наверное, решили продать уже в Хасковии, а вторую — продали в Плескове купцам, которые направились в Альдабру. И мы не знаем, кто из этих девочек Аньи, а кто — её служанка Риона. Поэтому, мы попытались сначала преследовать разбойников, ведь караван догнать куда проще. Увы, судьба была не на нашей стороне: мы попали под лавину, один из нас был тяжело ранен и исцелен только молитвами отца Огустина.

— Благословен Иссон, — кивнул благородный сет. — Но чем же смогу помочь я?

— Наш путь теперь лежит в Альдабру, где мы постараемся освободить двух из трех пленников, тех, что были в невольничьем караване. Если бы тебе было угодно написать письмо префекту провинции с просьбою о помощи, то это могло бы способствовать нашему успеху.

— А располагаете ли вы письменными принадлежностями? У меня их нет.

— Пусть благородный сет не беспокоится, всё необходимое у нас найдется, — заверил Йеми.

— Что ж, я охотно напишу такую грамоту, но прошу вас быть осторожными с её использованием. Возможно, это письмо сослужит недобрую службу. Вполне может оказаться, что у префекта лежит указ Императора об аресте Олуса Колины Планка за государственную измену.

— Измену? Я даже и не упомню, чтобы такое случалось в недавних индиктах.

— Последним осужденным изменником был сет Виктор Торонт Крипиус, это было почти девять дюжин весен назад. Но моя верность Императору незапятнанна. Всё это — интриги. Да, я верую Иссону, как верил мой отец и отец моего отца. Но Иссон не учит нарушать долга перед Императором. Я всегда служил честью и правдой, но когда в Оксен пришли инквизиторы и замыслили массовые казни невиновных людей… Поймите, из тех, кого они обвиняли и требовали предать смерти, изонистом был не более чем один на сотню. Я просто не мог допустить, чтобы эти мерзавцы залили кровью благословенный Оксен.

— И что же ты сделал?

— Я отправился к префекту и потребовал, чтобы он изгнал этих смутьянов из провинции. И пообещал, что если хоть один из этих мерзавцев осмелится появиться в моих владениях, то я вздерну его на ближайшем дереве. Префект попытался, было, спорить, но я пригрозил ему, что расскажу обо всём самому Императору Кайлу.

Йеми понадобилось всё его самообладание, чтобы удержаться от возгласов и гримас. Императору он расскажет. Неужели можно всерьез предполагать, что Императору неизвестно, какими методами префекты и инквизиторы утверждают в покоренных провинциях законы Империи? Наверное, можно, если быть благородным сетом и не путешествовать дальше границ собственного поместья.

— И что же префект? Внял твоим словам и осадил инквизиторов?

— Если бы… Меня чуть не схватили и не упрятали на остров Фильи, куда свозят со всей Империи душевнобольных. Я смог бежать, но с моим высоким положением в Оксене было покончено. Доподлинно известно, что префект написал в столицу письмо, в котором обвинил меня перед Императором в измене и заговоре. И, если слухи о том, что случилось, дошли и до Альдабры, то, боюсь, от моего рекомендательного письма не будет никакой пользы, один только вред.

— Если я правильно понимаю, то слухи может и дошли, только знают об этом немногие, — заметил Йеми. Об измене благородных сетов и даже лагатов широко оповещают только тогда, когда обвиняемые сидят в подвалах, за крепкими решетками, в ожидании суда и казни. В противном же случае такие вести предпочитают скрыть, чтобы не возбуждать людей из низких сословий. — Я полагаю, что поиск бежавшего сета возложен не на префектов, но на инквизиторов, цензоров и эдилов.