– Мудрые слова, – согласился Джиллор и посмотрел на Дженнака.

– Что скажешь, брат? Пойдешь с ним?

Дженнак молча кивнул. Вдруг ему страстно захотелось убраться подальше от шумной Фираты, покинуть воинский лагерь, окруживший холм повозками и палатками, грудами запасов и воинского снаряжения, звоном и шумом, топотом ног, резкими выкриками и ревом быков – тех, что пришли с востока, и взятых в бою с тасситами. Радуга над водопадом, сказал Иллар… Да, сейчас Дженнаку казалось, что он хотел бы взглянуть на радугу, посидеть в тишине и покое, подумать о том, что надо запомнить, а что лучше забыть. Забыть о смерти Вианны, запомнить ее живой…

Они выступили в День Маиса, первый день месяца Зноя, самого жаркого в Верхней Эйпонне. Путь их пролегал вдоль реки, струившейся к Отцу Вод, и вначале не сулил ни тишины, ни покоя; на восток, к деревням поселенцев, тянулись возы с ранеными, на запад, к одиссарскому рубежу, поспешали новые отряды стрелков и копьеносцев, катили запряженные быками колесницы, шли повозки с маисом, плодами, перетертым в порошок сушеным мясом, с огромными кувшинами вина и пива. Иные же были нагружены разобранными на части катапультами, горшками с горючим маслом, грудами кожаных доспехов, связками остроконечных копий и стрел; впереди них, расчищая дорогу, бежали гонцы, а над всей этой сумятицей почти непрерывно рокотали сигнальные барабаны, передавая приказы, подстегивая, торопя…

Но вскоре путники переправились на плоту через широкий мутный поток Отца Вод, а затем Иллар решительно свернул с дороги. Теперь их окружал лес; кроны могучих дубов и вязов застилали небо, кипарисы, пронзавшие эту зеленую кровлю, казались колоннами гигантского храма, магнолии с мясистыми белыми цветами наполняли воздух пряным ароматом, над зарослями белой акации жужжали лесные пчелы, поникшие ветви ив купались в ручьях, меж пурпурных листьев ирги свисали пышные кисти соцветии, густым соком истекала саподилла. Встречались тут и железное дерево, покрытое темной трещиноватой корой, и красное дерево, чья древесина напоминает цветом кровь светлорожденных, и ананасы с огромными сладкими шишками, и дикая виноградная лоза, орех, шелковое дерево и особый дуб, чьи плоды давали несмываемую краску. Все здесь было иным и непривычным для Дженнака – и звуки, и запахи, и лесные шорохи, и сам солнечный свет, переливчато-зеленый, профильтрованный древесными кронами и будто бы ощутимый всём телом; по утрам и в дневное время свет казался нефритовым, но к вечеру густел, наполняя лес призрачным изумрудным сиянием.

Вероятно, эта огромная, заросшая лесами равнина, что простиралась от левого берега Отца Вод до самой Серанны, была отлично знакома Иллару-ро. Он шел к восходу солнца без всяких колебаний, то выбирая едва заметную извилистую звериную тропу, то следуя вдоль течения ручья!.. (над ними и в самом деле сияла по утрам радуга), то пробираясь сквозь заросли жимолости и барбариса, то прокладывая путь в обход трясин и заболоченных низменностей. Днем, когда они шагали под зеленой живой кровлей, Иллар не был разговорчив; он молчал сам и учил молчать Дженнака, учил прислушиваться к лесным шорохам, птичьим вскрикам, шелесту листвы, протяжному скрипу деревьев, пению и перезвону вод. Временами он останавливался и, не произнося ни слова, вытягивал руку, показывая глубокие царапины на древесной коре, прочерченные когтями ягуара, отпечатавшийся в мягкой почве олений след, клок шepcти древесной кошки, застрявший среди сучьев, перо, обломок рога, гниющие остатки трапезы хищника.

Однажды он, втянув носом воздух, сделал уже знакомый спутнику знак: замри, застынь, не шевелись! Потом, неслышно присев на корточки, вытащил из мешка две тонко выделанные шкуры випаты, огромного болотного хамелеона; одну набросил на плечи Дженнаку, другой укрылся сам. Они словно бы исчезли, растворились в лесном полумраке, спрятавшись среди невысоких кустов; кожа давно погибшей ящерицы укрыла их, покорно изменив цвет, сделавшись темно-зеленой, подобной листьям, и коричневой, подобной ветвям, и алой, подобной гроздьям мелких соцветий.

Дженнак ждал в напряженной тишине, скорчившись под своей волшебной накидкой, что превратила его на время в цветущий куст.

Затем в дальнем конце прогалины ему почудилось некое движение: качнулась ветвь, дрогнули листья, поплыли и вновь замерли тени, всколыхнулась трава. Внезапно солнечный луч высветил сгорбленное плечо, бурое, огромное и лохматое, поросший коротким волосом череп с плотно прижатыми ушами, выступающие челюсти, бочкообразную грудь, оскал желтоватых клыков… Странная тварь – двуногая, похожая на очень рослого человека, закутанного в шкуру, – медленно переместилась от ствола к стволу, покачивая руками, свисавшими почти до колен, сделала пару шагов, потом исчезла в густом подлеске. Она словно бы явилась из теней и ушла в тень; лишь слабый запах пота и шерсти витал в воздухе, напоминая, что пришелец не относился к бесплотным духам.

Сглотнув слюну, Дженнак пробормотал было: «Что…» – но Иллар стиснул его запястье и снова подал знак – молчи! Не снимая своих накидок, они двинулись в дорогу, стараясь шагать бесшумно, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам – так, словно за ними гнался ягуар. Впрочем, волосатый гигант с желтыми клыками мог оказаться опаснее ягуара, и Дженнак, пару раз вопросительно покосившись на Иллара, потянул с плеча самострел. Охотник, не поворачиваясь к нему, тихо произнес:

– Оставь, господин. Лесной человек нас не тронет, если мы не тронем его.

– Лесной человек? – Дженнак никогда не слышал о таком существе.

– Кто он такой? Тотем какого-то местного клана? Демон или зверь?

– Не демон и не зверь, а все-таки человек, дикий, но безвредный, если только не напугать его. Мы, шилукчу, охотимся в этих лесах от века, и всякий из нас знает: встретил его – замри, а лучше спрячься, чтобы не попадаться на глаза. Видит он не очень хорошо.

Затем Иллар смолк и молчал, как всегда, до самой вечерней зари, пока не был разложен костер, пока путники не устроились на ночлег под кроной ветвистого дуба, пока изумрудный свет, потускнев, не сменился теплой бархатистой тьмой. Вместе с пришедшим мраком наступало время рассказов; и с каждой новой историей Дженнак убеждался, что Иллар-ро в самом деле повидал многое и многое испытал. Оставалось неясным, кого и как довелось ему потерять, ибо о себе Иллар не говорил, помянув только, что является наследственным разведчиком и охотником и что семья его принадлежит Очагу Барабанщиков уже шесть или семь поколений. Хоган его стоял на одной из бесчисленных речек, вытекавших из Больших Болот на севере Серанны, но там Иллар не был с юности и не знал, кто из его родичей жив, а кто переселился в Чак Мооль, отправившись в Великую Пустоту невесомым радужным мостом или дорогой страданий и искупления. Сам он, пока не пробил его час, предпочитал скитаться по лесным тропам или вообще без троп, по горам и в степи; день за днем мерять землю шагами, плыть по медленным и быстрым рекам, тревожить веслом озерные воды, ехать на мохнатом быке, пересекая прерию от гор Чульчун ли Великого Западного Хребта. В странствиях своих доходил он до Коатля, Юкаты и городов Перешейка, до развалин древних поселений, скрытых в лесных дебрях; видел огромный мост, переброшенный арсоланцами через пролив Теель-Кусам, бывал на западе, в Шочи-ту-ах-чилат, пробирался сквозь тайонельские хвойные леса в Страну Озер, в Край Тотемов и даже в Кагри, гигантский остров Туманных Скал, лежавший на северо-восточной оконечности материка и отделенный от него пресным морем Тайон и двумя реками, столь же широкими и полноводными, как Отец Вод вблизи Дельты.

Но рассказывая о себе, Иллар не говорил и о причинах своих странствий – о том, что он выведал и высмотрел в чужих землях по приказу Фарассы, главы своего Очага, какие донесения послал с быстрыми соколами или рокочущим грохотом барабанов. Истории его касались других вещей; сидя перед Дженнаком в предписанной позе почтения – ладони сложены перед грудью, голова слегка опущена – он вел речи о дальних странах и неведомых народах; рассказывал о Клане Душителей из Коатля, союзе безжалостных и безбожных убийц, поклонявшихся Великому Ягуару Тескатлимаге, о северных племенах с кожей цвета красной меди, чтивших демонов-тотемов, зверей и птиц, деревья, гром и высокие горы; об их вождях – одни, называемые вождями Дня, властвуют в мирное время, другие, вожди Ночи, предводительствуют на войне; о дикарях из Мглистых Лесов и с острова Туманных Скал, о Сынах Медведя, Ястреба, Россомахи и Опоссума, что обитают в Стране Озер; о Людях Мрака и Охотниках из Теней, почитающих гигантского филина Шишибойна и спящих в светлое время – ибо верят они, что солнечные лучи губительны для человеческих глаз.