Привычным усилием он замедлил биение сердца, чувствуя, как ток крови становится медленным, вязким и плавным, словно течение Отца Вод вблизи Дельты. Жизненные соки, питавшие плоть старого жреца, тоже замедлили свой круговорот; конечности его похолодели, лицо обратилось в застывшую маску, подобную тем, что были развешаны на стенах хогана. Он будто бы приобщился к компании этил древних духов, свергнутых божеств, ставших демонами полтора тысячелетия назад; впрочем, магическое действо, свершаемое им сейчас, было таким же древним, как старые боги Эйпонны, и о нем не поминалось в Святых Книгах Чилам Баль. Люди – надо отдать им должное – кое-что умели и до Пришествия Шестерых!
Пламя свечи померкло перед глазами аххаля, зато в бассейне вдруг всколыхнулись яркие сполохи, затмившие отражения звезд, взорвавшие тьму меж ними пучками молний; они разгорались, они пылали сильней и сильней, с каждым вздохом все больше напоминая серебристое зеркало – такое же, как стоявшее рядом с ложем, по правую руку от Унгир-Брена. Он мог бы вызвать мираж и в этом гладком стеклянном диске, и на любой блестящей поверхности, вроде стального лезвия или окованного бронзой шита, но вода лучше всего подходила для магических процедур. Жидкая, переменчивая и текучая, она покорялась желаниям аххаля с большей охотой, чем твердый металл, полированный камень или стекло.
Зрачки Унгир-Брена расширились и окаменели, от щек отлила кровь; губы, шептавшие древние заклятья, сделались как первый знак алфавита Юкаты, похожий на открытый в удивлении рот. С каждым вздохом среди сверкающего водного зеркала все яснее, все четче проступало чье-то лицо, большое и бледное, как диск ночного светила в полнолуние. С каждым вздохом оно казалось все ближе и ближе…
Но Унгир-Брен уже почти не дышал. Застыв подобно изваянию, он всматривался в странный облик, всплывавший перед ним в глубине водоема. Волосы – не темные и не черные, а подобные огню… Белесая кожа с россыпью желтоватых пятнышек у ноздрей и на щеках… Нос широкий, прямой, словно клюв ворона… Узкие скулы и узкие губы, резко очерченный подбородок, выпуклый лоб, чуть запавшие виски, большие оттопыренные уши… Но самыми поразительными все же были пряди волос над верхней губой и глаза: голубые, как майясский камень, как знаки Сеннама в Книге Тайн. Глаза и волосы! Голубое и огненное! И эта кожа – будто снег, на котором рассыпали золотые арсоланские диски…
Но пара глаз в конце концов имеется у всякого живого существа, а вот шерсть человеческий облик не украшает, решил Унгир-Брен. Пожалуй, даже выглядит отвратительно! Человек тем и отличается от покрытой шкурой обезьяны, что есть у него брови и ресницы из коротких волос, поросль в паху – из средних, и длинные волосы на голове. А у этого человека – или зверя? – имелись еще одни брови, под самым носом! И кажется, с подбородка тоже свисали клочья огненных волос… Воистину, такого создания нет и не было в Эйпонне!
Как, быть может, и в Землях Восхода, со вздохом подумал Унгир-Брен, выходя из транса. Сейчас древнее колдовство казалось ему забавной игрой, чем-то вроде фасита, которым в свободный час развлекались солдаты, ремесленники и рыбаки: бросишь палочки так – проиграешь, бросишь этак– выиграешь. Возможно, его видение истина; возможно, палочки, брошенные наугад.. Дженнак, кинну, сумел бы разглядеть побольше, но он слишком еще молод и едва обучен. Однако видит! Видит такое, что не узреть ему, старому аххалю высшей ступени посвящения! Видит странных людей и странных животных, странные механизмы и города, странные корабли… Неужели все это обретается где-то за Бескрайними Водами, в сказочной Риканне? Или сны Дженнака лишь отблеск запредельных миров, плывущих в холодной пустоте Чак Мооль, царства мертвых?
Вспомнив о видениях Дженнака, о кораблях под белыми громадами парусов, Унгир-Брен потянулся к чашке, отхлебнул пару глотков и обратился мыслью к кейтабским судам.
Хитры, однако, эти кейтабцы! А самый хитрый из них О’Спада, владыка Ро’Кавары, города Морских Врат! Хоть стар и отжил срок, положенный людям с багровой кровью, однако ум и хватку не растерял! Ни в великом, ни в малом!
Великим, несомненно, был замысел восточного noxoда; великой и хитроумной была идея привлечь к нему светлорожденных потомков богов, но не всех, а лишь некоторых, дабы возбудить меж ними соперничество и ревность; вполне разумным был и выбор флотоводца – О’Каймора, лучшего из тидамов Кайбы, мастера Ветров и Течений, что повел корабли на восток. А еще разумнее была мысль о том, что возглавить экспедицию должно не человеку с Островов, а потомку Кино Раа, молодому и сильному духом вождю, коему будут покорны люди и станут благоволить боги. А если таких вождей окажется двое и если пребудут они и согласии и любви – так то и еще лучше!
Тут Унгир-Брен вспомнил о послании, отправленном Джеданной в Арсолану, и улыбнулся. Мудрый поступок, очень мудрый! И предусмотрительный! Конечно, Че Чантар не станет возражать… Да, не станет – ибо людям свелой крови даровано долголетие попугая, но не его глупость!
Некоторое время он размышлял на сей счет, думая о том, что мощь разума, добродетельного или злого, как бы расцветает и зреет с годами, будто редкостный плод. Но светлорожденому потребно для того не десять или двенадцать лет, так как он – человек, а не растение; пожалуй, лишь прошедший вековую тропу может считаться воистину зрелым. Трое из властителей Великих Очагов под этот критерий не подпадали: тайонелец Харад только приближался к столетнему рубежу, Мкаду-ап-Сенне, Повелителю Стад из Сеннама, стукнуло восемьдесят, а заносчивый атлиец Ах-Шират Третий был еще моложе. Что касается Джеданны и Коконаты, почти ровесников, то оба они находились в поре расцвета, но приобретенный опыт и мудрость использовали по-разному: Джеданна крепил державу законами, ремеслами и торговлей, а тассит – набегами и захватами.
И кроме этой пары, была еще одна– два человека светлой крови, властитель и жрец, старейшие из живущих в Срединных Землях. Че Чантар, Сын Солнца, владыка Арсоланы, и некий аххаль из Храма Записей… Каждому – почти два века… почти… едва ли не возраст кинну!
Но все-таки не кинну, с усмешкой подумал Унгир-Брен. Хватит с них и два столетия; четыре или пять – это уже слишком много. И слишком рискованно! Если бы Че Чантар прожил такой срок, одни боги ведали, захотелось бы ему родниться с Очагом Одисса или нет. У тех, кто одарен небывалым долголетием, случались странные фантазии, странные и жестокие.
Нет, Че Чантар, конечно, согласится! Преклонит слух свой и к просьбам О’Спады, и к посланию, что принес из Одисcара быстрый посыльный сокол! И тогда два отпрыска божественного древа возглавят поход к восточным землям, а если окажется он долог, то к двоим может прибавиться третий… Почему бы и нет? Кто расстелил шелка любви в месяц Зноя, может услышать крик младенца в месяце Молодых Листьев!
Все эти размышления Унгир-Брена касались великих деяний и высоких замыслов, связанных с судьбами владык, со многими тысячами людей и необозримыми пространствами вод и земной тверди. Что же до хитроумия тидам-сагамора О’Спады, то оно проявлялось и в малом – к примеру, в том, как были названы кейтабские суда. С истинно кейтабским лукавством! Говорят среди Пяти Племен Серанны: вороват, как кейтабец, хитер, как тассит, богат, как атлиец. Но говорят и другое: там, где побывал кейтабский купец, нечего делать ни хитрому тасситу, ни богатому атлийцу. Воистину так!
Как уяснил Унгир-Брен сегодняшним утром, названия всех пяти кораблей были выбраны весьма дипломатично. Два больших носили красивые и нейтральные имена – «Одтофал конта го» и «Сирим тана херути», «Алая рыба» и «Белопенный ветер». Так, по словам О’Каймора, звались корабли, на которых он плавал прежде, ни разу не потерпев крушения либо иного несчастья; а значит, и новые его драммары удача стороной не обойдет. Что же касается трех меньших кораблей, то они посвящались трем странам – Одиссару, Арсолане и Кейтабу. Именно странам, а не богам, что, во-первых, как бы ставило островную державу вровень с двумя Великими Уделами, и, во-вторых, исключало Коатль как возможного участника похода.
