— Не понял, — признался Смолс.

— Рассказываю страшную историю, — начала Лесли, отхлебнув ароматный напиток. — Некоторое время назад мне в руки попался один… мягко говоря, нехороший человек. У этого человека было далеко не безупречное прошлое, так что его послали на Анарду. Перед отлетом он пообещал испробовать на мне все китайские пытки, которые только вспомнит. А… не далее как вчера я узнала о том, что он бежал.

— С Анарды? — поразился Смолс. — Похоже, у него большие возможности.

— Это нас не касается. Нас касается только то, что мозгов у парня маловато, и если, допустим, он увидит меня где-нибудь, то, невзирая на последствия, попытается протянуть ко мне свои ручонки. Да, чуть не забыла — из мозгов этого нехорошего человека выудили стойкое изображение «Черной пантеры».

Берту Смолсу ее план понравился.

— Неплохо. Только… если он бежал, то находится в розыске. И должен сидеть тихо. Где, в каком месте ты собираешься мозолить ему глаза?

— Там, где полиция больше всего любит взятки и где существует разделение сфер слияния различных ведомств. Например, на Центурионе. Там такое столпотворение, что полиция свернет себе мозги, пытаясь разобраться в любом мельчайшем инциденте.

— Ловко, — оценивающе произнес бывший охранник. — Значит, ты будешь наживкой, а я — охотником.

— Ну, если только не передумаешь.

— Вряд ли.

После второй чашки кофе было достигнуто полнейшее взаимопонимание.

Вылет на Центурион был намечен на вечер следующего дня.

Из расчетов Лесли выходило, что у бежавшего Микки Роу было достаточно времени добраться туда. Но, кроме него, еще кое-кто должен был узнать, что лейтенант Лавейни решила прогуляться на Центурион.

Вечером того же дня она составила официальное заявление, подтверждающее ее просьбу о предоставлении ей заслуженного отпуска, и по факсу отправила его в отдел кадров Десанта. А чтобы не догадаться о ее планах мог только полный идиот, она отправила туда же прошение о предоставлении ей льготного билета на рейс до Центуриона.

По ее представлениям, двух этих заявлений вполне хватило бы, чтобы любое заинтересованное лицо было в курсе ее дальнейших передвижений.

Одно из заинтересованных лиц позвонило ей в начале первого ночи.

Лесли вылетела из ванной с мокрыми волосами и, спешно обматываясь полотенцем, схватила трубку.

— Ты разоришь Управление, — безо всяких приветствий начал генерал Макаров. — Поближе полететь не могла?

— Нет, сэр, — виновато ответила Лесли, зная о том, что телефонная линия может прослушиваться.

Генерал тоже об этом догадывался, поэтому тон его был сухим, а голос — предельно официальным. Тем не менее Лесли дала бы на отсечение руку, что Макаров прекрасно понял: на Центурион она отправляется не ради собственного удовольствия.

— И сколько ты там пробудешь?

— Как получится, сэр. Я же в отпуске.

— Я догадываюсь. Решила провести его с подружками из колледжа?

— Нет, сэр, одна. Возможно, подцеплю какого-нибудь мальчонку.

— Неужели в Управлении они перевелись?

— Сэр, осмелюсь заметить, что вы вмешиваетесь в мою личную жизнь.

— А что, таковая есть? — ехидно прозвучало в трубке.

— Нет, сэр.

Любому подслушивающему этот разговор показался бы сущим бредом.

Генерал, главнокомандующий Десанта, среди ночи звонит рядовому лейтенанту, чтобы выразить недовольство по поводу суммы, которую Управление должно выложить за билет до Центуриона. А лейтенант в ответ докладывает высокому начальнику о том, что собирается познакомиться с мальчонкой.

Пожалуй, подслушивающий вообразил бы, что между генералом и лейтенантом существуют какие-то отношения, помимо служебных.

Таких отношений не было. Были долгие годы сотрудничества, начавшегося еще тогда, когда генерал Макаров не был ни генералом, ни главой Десанта, была уверенность друг в друге, привычка понимать с полуслова и… общее опасное дело.

Таким образом, Макаров понял все, что Лесли сочла нужным ему сообщить: она в сопровождении напарника летит на Центурион — отыскивать остальные ниточки, тянущиеся к «мышке».

Финал короткой беседы звучал в том же духе.

— Ты там не особо расслабляйся, — напутствовал Лесли Макаров. — Помни — тебе на пенсию еще рано.

— Да, сэр.

— Да, и еще. Имей в виду: мне будет тебя очень не хватать.

Повесив трубку, Лесли подумала о том, что иногда генерал Макаров выдавал фразы, в которых она при всем желании не могла найти какого-то секретного подтекста.

По мнению Лесли, на Центурионе не было ничего интересного. Кроме настойчивой и осторожной слежки.

«Хвост» появился у лейтенанта Лавейни на второй день после прибытия. Сомнений в этом у нее не было. Постоянно ощущая легкий холодок на спине, она продолжала разъезжать по огромной планете.

Лесли даже и не пыталась уйти от слежки или выяснить, кто именно за ней следит. Эту проблему она оставила для решения Берту Смолсу.

Бывший охранник, прилетев на единственную планету в системе Центуриона тем же рейсом, что и Лесли, делал вид, что занят своими собственными делами.

А здесь развлечений было более чем достаточно, на любой вкус.

Огромная планета, которую первоначально признали совершенно неперспективной, постепенно превратилась в самый крупный в этой части Галактики перевалочный пункт. Здесь совершали пересадки аборигены других планет, прилетавшие из глубин космоса полюбоваться на Солнечную систему. Отсюда — в обратном направлении — стартовали торговые и исследовательские суда. Здесь всегда было многолюдно, чем и не замедлили воспользоваться энергичные дельцы разного рода.

Планета покрылась сетью крупных отелей, магазинов, кинотеатров и тому подобного. В конечном итоге она превратилась в единый город, имевший, как и любой другой, свои деловые верхи и преступное «дно».

Шатаясь по Центуриону, Лесли мимоходом успела обнаружить такое количество правонарушений разного рода, какого хватило бы, чтобы обеспечить работой на год крупный полицейский участок.

Однако все, что увидела, Лесли оставила на совести местных полицейских. Она была слишком занята, чтобы тратить время на мелкую шушеру типа торговцев наркотиками или карманных воришек.

Вышагивая по многокилометровым проспектам с видом человека, не знающего, чем ему заняться, Лесли постоянно ощущала холодок между лопатками. За ней следили повсюду, и оставалось надеяться, что Берту Смолсу удастся засечь «хвост» в плотной толпе.

А на Центурионе это было сложно. Здесь собирались существа со всех краев Галактики. В уши Лесли мощным потоком вливалась разноязычная речь, перемешанная щебетанием ригондцев, у которых был слишком сложный речевой аппарат, или уханьем краснотелых, похожих на воздушные шары колхидцев.

Пользуясь возможностью, Лесли рассматривала уроженцев далеких миров и не уставала удивляться их разнообразию. Сталкиваясь с существами, совершенно жуткими на вид, она радовалась тому, что служит в Десанте, а не в космополиции. Ведь ей по долгу службы доводилось иметь дело с представителями человеческой расы, пусть даже и не самыми лучшими. Но логика любого, самого закоренелого преступника была логикой представителя того же биологического вида, к которому принадлежала и сама Лесли. Здесь все более-менее ясно. А вот как общаться, к примеру, с обитателями далекого Лангоса-4, лейтенант Лавейни себе не представляла.

На исходе четвертого дня пребывания на Центурионе Лесли почувствовала, что больше не выдержит ни бесконечного шума, создаваемого толпами существ, ни собственного бездействия.

За ней продолжали следить, но никаких иных шагов враги не предпринимали.

Скорее всего, те, кто организовал слежку, пытались понять, что намеревается делать лейтенант Лавейни. А она собиралась толкнуть их на более решительные действия, так как все усилия Берта Смолса, пытавшегося вычислить «хвост», не дали никаких результатов.

Лесли не могла его ни в чем обвинить. Бывший охранник добросовестно следовал теми же