В числе изменений, которые могут происходить, следует упомянуть отчетливое обострение интуиции. Разнообразные парапсихологические феномены являются обычными спутниками острых стадий процесса, и умеренное повышение интуитивных способностей относится к числу его долговременных последствий. Однако изредка кризис трансформации может приводить к развитию подлинного парапсихического дара. В этом случае интуитивные способности оказываются настолько устойчивыми и надежными, что их можно использовать для парапсихического консультирования*.
Мы выбрали для нашей антологии историю Энн Армстронг, известного американского экстрасенса, чей талант постепенно раскрывался на протяжении нескольких лет напряженного эмоционального, физического и духовного кризиса. Она и ее муж Джим — наши близкие друзья, и мы неоднократно имели возможность воочию убедиться в ее экстраординарных качествах: в необыкновенной достоверности и точности ее психических прозрений, в ее скромности и сдержанности, в прочной связи с повседневной реальностью и в высоких этических нормах.
Энн Армстронг работает в качестве трансперсонального консультанта, и ее психическое руководство принесло неоценимую пользу тысячам клиентов со всего мира. Супруги Армстронг проводят занятия во многих центрах Северной Америки и Европы, где они обучают людей умению находить и развивать свои собственные интуитивные способности.
Рассказ от первого лица является гораздо более непосредственным способом общения, чем информация из вторых рук. История Энн Армстронг служит уникальной иллюстрацией необходимости отличать драматические преобразующие и целительные процессы, обладающие позитивным потенциалом, от психических расстройств, которые необходимо контролировать с помощью подавляющего медикаментозного лечения. Ее рассказ — прекрасный пример эффективной поддержки, которую может оказывать восприимчивый и знающий супруг в ситуации, когда недоступна квалифицированная профессиональная помощь.
Возможно, именно мой собственный опыт заставил меня осознать, как много людей вовлечены в процесс духовного кризиса; или, может быть, дело в том, что сейчас его переживает большая доля населения, чем тридцать или сорок лет назад. Когда со мной начало происходить то, что, как я теперь знаю, было первоначальными симптомами расширения сознания, казалось, что среди людей, чья профессия — помогать другим, не было никого, к кому можно было бы обратиться за советом. Мы все находимся в процессе духовного раскрытия — в этом смысл нашего бытия. Этот процесс захватил мое внимание, когда мне было около тринадцати лет, проявившись в том, что тогда посчитали нервным срывом. Мне бы хотелось поделиться кое-чем из этого опыта, поскольку он иллюстрирует один из путей, по которым может идти процесс духовного раскрытия.
Мы с Джимом начали встречаться, когда я училась в старших классах и все еще жила дома. Мы часто обсуждали с ним эзотерические темы, медитацию, парапсихологию и духовное развитие, но, поскольку я воспитывалась в католической семье, я мало что могла с этим поделать, пока мы не поженились и я не обрела свободу заниматься духовной практикой по собственному выбору. Однако, вскоре после того как мы поженились, я записалась в классы духовного развития, организованные Братством розенкрейцеров Ошенсайда в Калифорнии. Я окунулась в изучение эзотерики и начала дважды в день заниматься медитацией. Через несколько месяцев у меня начали появляться некоторые весьма странные переживания, но, поскольку у меня уже был кое-какой необычный опыт, когда я была моложе, я не придала этому особого значения.
“Нервный срыв”, который у меня был в тринадцать лет, сопровождался некоторым нарушением зрительного восприятия и чувством дезориентации. Но в этот раз симптомы несколько отличались. Я ощущала головокружение и дезориентацию при ходьбе, но когда ложилась, то чувствовала, будто я разделяюсь на две части. Теперь я понимаю, что у меня были внетелесные переживания. В маленьком поселке Ута, где мы жили, не было гуру или духовных учителей — никого, кто мог бы объяснить или помочь мне понять, что со мной происходит.
Это разделение начиналось всякий раз, когда я оставалась в покое или сосредоточивалась на чем-либо. Оно ощущалось так, будто каждая клетка моего тела начинала работать быстрее. Затем внезапно успокаивалось, и я обнаруживала, что одна часть меня смотрит на какую-то другую часть. Это могло столь же легко случаться на лекции или в кинотеатре, как и дома, во время медитаций. Выходя из тела, я ощущала абсолютное спокойствие — прекрасное чувство, но я не могла им наслаждаться, поскольку была очень напугана. Я не знала, сошла ли я с ума, или у меня галлюцинации. Если я смогла выйти из своего тела, то войду ли я в него обратно? Я делала все, что мне казалось логичным в той ситуации, — ходила к врачам, принимала всякие таблетки. Врачи говорили, что у меня неврастения, о чем я и так уже знала, но они не говорили, что у меня духовный кризис или духовное раскрытие.
В какой-то момент я осознала, что до того, как я начала изучать те странные и экстраординарные идеи, которые принес в мою жизнь Джим, сталадумать и медитировать над ними, я могла по крайней мере нормально функционировать. С семи лет меня преследовали мигрени, у меня были астма, сенная лихорадка, а потом — нервный срыв, но я по крайней мере могла продолжать функционировать. Таким образом, полагая, что именно медитация является причиной моих текущих проблем, я прекратила свои эзотерические занятия и начала работать в саду и на кухне — делать все, что угодно, чтобы обрести почву под ногами и сосредоточенность. Но многие из симптомов оставались без изменения. Я продолжала чувствовать, будто мои ступни находятся в нескольких дюймах над землей, я все время ощущала тошноту, а мигрени, которыми я страдала на протяжении пятнадцати или шестнадцати лет, стали еще более сильными и частыми, пока я не начала жить с постоянной головной болью. Единственным лекарством, которое я могла принимать, был аспирин, а он не слишком помогал. Головные боли стали настолько сильными, что мне казалось, что я сойду с ума. Меня обследовали, чтобы выяснить, нет ли у меня опухоли в мозгу или чего-то еще другого, что могло бы вызывать такую боль, но врачи не могли найти для нее никаких причин.
На протяжении последующих пятнадцати лет мое здоровье постоянно ухудшалось. Неполный перечень моих недомоганий включал в себя астму, сенную лихорадку, зоб, прогрессирующую истерию и почти непрерывные головные боли. Как мне казалось, я исчерпала все возможности в попытках выздороветь. В клинике Майо в Рочестере (штат Миннесота) мне предложили сделать пару операций, но не могли дать никакого объяснения головным болям. Я была почти готова сдаться.
В течение пятнадцати лет после моих первых эпизодов внетелесного опыта мы много раз меняли место жительства. В конце концов мы оказались в Калифорнии, в городе Сакраменто. В соседнем доме поселилась молодая семья, и вскоре обнаружилось, что жена соседа, подобно мне, страдает мигренями. Однажды она пришла к нам в полном ликовании — у нее больше не болела голова! Местный врач, который использовал гипноз, подверг ее возрастной регрессии к тому времени, когда у нее был травмирующий конфликт с матерью, и через несколько сеансов ее головные боли прекратились. Естественно, она хотела, чтобы я также обратилась к ее врачу с целью избавиться от своих мигреней.
Внешне все выглядело прекрасно, но я читала где-то в эзотерической литературе, что никогда нельзя доверять контроль над собой кому бы то ни было, и особенно — гипнотизеру. Чтобы развеять мои опасения, эта женщина дала мне небольшой самоучитель по гипнозу. И в одно дождливое воскресное утро я попросила Джима загипнотизировать меня. Он подумал, что головные боли окончательно свели меня с ума. Когда он воспринял меня всерьез, я объяснила ему, что произошло с нашей соседкой, но добавила, что не хочу, чтобы меня гипнотизировал кто попало. Я доверяла ему и хотела, чтобы это сделал он. Потом я сказала, что у меня даже есть книга, которую он может прочесть, чтобы разобраться, как это делается.
