Моему сыну
Я на ладонь положил без усилия
Туго спеленатый теплый пакет.
Отчество есть у него и фамилия,
Только вот имени все еще нет.
Имя найдем. Тут не в этом вопрос.
Главное то, что мальчишка родился!
Угол пакета слегка приоткрылся,
Видно лишь соску да пуговку-нос…
В сад заползают вечерние тени.
Спит и не знает недельный малец,
Что у кроватки сидят в восхищенье
Гордо застывшие мать и отец.
Раньше смеялся я, встретив родителей,
Слишком пристрастных к младенцам своим.
Я говорил им: «Вы просто вредители,
Главное – выдержка, строгость, режим!»
Так поучал я. Но вот, наконец,
В комнате нашей заплакал малец.
Где наша выдержка? Разве ж мы строги?
Вместо покоя – сплошные тревоги:
То наша люстра нам кажется яркой,
То сыну холодно, то сыну жарко,
То он покашлял, а то он вздохнул,
То он поморщился, то он чихнул…
Впрочем, я краски сгустил преднамеренно.
Страхи исчезнут, мы в этом уверены.
Пусть холостяк надо мной посмеется,
Станет родителем – смех оборвется.
Спит мой мальчишка на даче под соснами,
Стиснув пустышку беззубыми деснами.
Мир перед ним расстелился дорогами
С радостью, горем, покоем, тревогами…
Вырастет он и узнает, как я
Жил, чтоб дороги те стали прямее.
Я защищал их, и вражья броня
Гнулась, как жесть, перед правдой моею!
Шел я недаром дорогой побед.
Вновь утро мира горит над страною.
Но за победу, за солнечный свет
Я заплатил дорогою ценою.
В гуле боев, много весен назад,
Шел я и видел деревни и реки,
Видел друзей. Но ударил снаряд —
И темнота обступила навеки…
– Доктор, да сделайте ж вы что-нибудь!
Слышите, доктор! Я крепок, я молод. —
Доктор бессилен. Слова его – холод:
– Рад бы, товарищ, да глаз не вернуть.
– Доктор, оставьте прогнозы и книжки!
Жаль, вас сегодня поблизости нет.
Ведь через десять полуночных лет
Из-под ресниц засияв, у сынишки
Снова глаза мои смотрят на свет.
Раньше в них было кипение боя,
В них отражались пожаров огни.
Нынче глаза эти видят иное,
Стали спокойней и мягче они,
Чистой ребячьей умыты слезою.
Ты береги их, мой маленький сын!
Их я не прятал от правды суровой,
Я их не жмурил в атаке стрелковой,
Встретясь со смертью один на один.
Ими я видел и сирот, и вдов,
Ими смотрел на гвардейское знамя,
Ими я видел бегущих врагов,
Видел победы далекое пламя.
С ними шагал я уверенно к цели,
С ними страну расчищал от руин.
Эти глаза для Отчизны горели!
Ты береги их, мой маленький сын!
Тени в саду все длиннее ложатся…
Где-то пропел паровозный гудок…
Ветер, устав по дорогам слоняться,
Чуть покружил и улегся у ног…
Спит мой мальчишка на даче под соснами,
Стиснув пустышку беззубыми деснами.
Мир перед ним расстелился дорогами
С радостью, горем, покоем, тревогами…
Нет! Не пойдет он тропинкой кривою.
Счастье себе он добудет иное:
Выкует счастье, как в горне кузнец.
Верю я в счастье его золотое.
Верю всем сердцем! На то я – отец.
Шли солдаты
Вдоль села, держа равненье,
Мимо школы, мимо хат,
Шел с военного ученья
По дороге взвод солдат.
Солнце каски золотило,
Пламенел колхозный сад.
Свой шуршащий листопад
Осень под ноги стелила.
До казарм неблизок путь,
Шли, мечтая о привале,
Только песню не бросали —
С песней шире дышит грудь.
Возле рощи над рекою
Лейтенант фуражку снял,
Пот со лба смахнул рукою
И скомандовал: – Привал!
Ветер, травы шевеля,
Обдавал речной прохладой.
За рекой мычало стадо,
А кругом поля, поля…
От села дымком тянуло,
Рожь косынками цвела.
Песня крыльями взмахнула
И над рощей поплыла.
Снял планшетку лейтенант,
Подошел к воде умыться.
– Разрешите обратиться, —
Козырнул ему сержант.
– Там девчата говорят,
Что рабочих рук нехватка.
Нам помочь бы для порядка,
Кто желает из солдат?
Взводный молвил: – Одобряю.
Только время нас не ждет.
Но коль просит целый взвод,
В счет привала – разрешаю.
Рожь качалась впереди
И приветливо шепталась:
– Ну, гвардейцы, прочь усталость,
Кто желает, выходи!
Не жалели рук ребята.
Как грибы, скирды росли.
Восхищенные девчата
Надивиться не могли.
После крепко руки жали,
Угощали молоком,
Шумно с песней всем селом
До плотины провожали.
Солнце село в отдаленье,
На воде дрожал закат.
Шел с военного ученья
По дороге взвод солдат.
