Представь себе свой дом, подъезд и лишённый прохожих двор. В темноте нет звуков, шорохов и голосов — здесь сейчас только ты и я. Я отпускаю такси и, когда оно отъезжает, я делаю шаг к тебе. Ты отступаешь, но я подхожу к тебе ближе. Теперь мы стоим вплотную. Моё лицо — над тобой. В протесте или испуге ты вскидываешь вверх руки. Я перехватываю твои ладони и кладу их себе на шею. Ты в первый раз прикасаешься ко мне. Пока ты узнаёшь меня, я наклоняюсь и легко целую тебя в губы. Вот так я забираю твоё смущение и жду твоё первое «да». Ты не ожидала, что я проявлю столько нежности, ласки и доброты?

Пока ты размышляешь, что у меня на уме, я быстро кусаю тебя в губы. Набрав воздух в лёгкие, ты учишься ровно дышать, а я закидываю назад твою голову. Твой первый полувздох-полустон даёт мне понять, что я к тебе очень близко. Ты упираешься мне в грудь и изгибаешь спину. Обхватив твой затылок одной рукой, второй я провожу под твоей грудью. Твоё сердце срывается в быстрый такт. Выгибая тебя на руке, я осторожно прикусываю мочку твоего уха. Чтоб приглушить твой стон, я шепчу тебе, как сильно ты мне нравишься. И это действует на тебя возбуждающе, а близкое расположение моего рта усиливает звук шёпота.

И всё равно ты по-прежнему не торопишься мне отвечать, поэтому у меня есть право решать, как мне целовать тебя. И я завожу ладонь тебе на талию. Моё дыхание обжигает твой рот, и я касаюсь кончиком языка твоих губ, пробуя приоткрыть тебя. Ты отворачиваешься. Но я упрям, поэтому обязательно повторю это позже. А пока я опускаю лицо к изгибу твоей груди. Мой Бог, как сладко ты пахнешь...

Твои ладони становятся влажными, а сердце ускоряет ритм. И я возвращаюсь к твоим, теперь уже приоткрытым, губам. Я чувствую твоё дыхание и проникаю в твой рот. Я знаю, как творить с тобой чудеса, ведь мой талант — изобретательность. Сила, с которой я впиваюсь в тебя, решает всё. Я беру тебя за подбородок и поднимаю твоё лицо в направлении нашего поцелуя. Я помню, как тебе нравилось, когда я тебя трогал. Но теперь я хочу, чтобы ты сама прижалась ко мне. И ты мне поддаёшься. Твоё дыхание становится рваным и перемешивается с моим. Казалось бы, всего одно движение — и ты уже моя».

Прочитав то, что я сам написал, захлопнул ноутбук, разыскал сигареты и пулей вылетел на балкон. Стою, курю, рассматриваю пустой двор и думаю, плакать мне или смеяться? С одной стороны, «проза», несомненно, удалась. С другой, я — взрослый дяденька, хозяин крупного сайта, описываю свои чувства и поцелуи к девочке. Да тот же Дьячков будет ржать надо мной, как конь над овсом, если только узнает об этом! Так может, ну её к дьяволу, эту Катю DUO? Поставлю её роман на ленту и дело с концом. От меня не убудет. Правда, в этом случае мне также придётся признать, что я ни черта не смыслю в деле, которым я занимаюсь. А значит, выхода у меня нет. Фак. Меня «сделали». Она меня сделала!

Я злюсь на себя, на Дьячкова, на Бергера. На эту Катю с немыслимым псевдонимом, так ловко навязавшую мне свою игру, и... так, стоп. Для этой Кати я кто? Герман Дьячков — или Артём Соболев? А раз для DUO я Герман, то с него и весь спрос. Конечно, рано или поздно, Катя узнает, кто я такой. Но ведь и я всегда могу сказать, что я не писал никакой «прозы»? Например, совру, что нанял автора, вот и весь сказ. И кстати, подобное «творчество» может сблизить нас с ней раньше и проще, чем я себе распланировал.

От этой мысли у меня повышается настроение. Щурясь на яркое солнце, с удовольствием докуриваю сигарету, возвращаюсь в комнату, сажусь за стол. Вычитываю текст и, ощущая себе Пелевиным, Остером и Николаем Глазковым в одном лице, направляю Кате своё первое «произведение».

«Ловите, Катя, — пишу я. — С Вас продолжение. Две тысячи знаков, но теперь уже через полтора часа».

II.

«Да кто он такой, этот Герман? Нет, он, конечно, не мастер любовной прозы, но то, что прочитала я, меня несомненно тронуло. И если откинуть романтику, чувственность и включить рассудок, то разум подсказывает мне: Дьячков знает, как управляться с женщинами. А ещё — он провокатор, каких поискать. Приняв пари, он обставил меня и моментально навязал мне ставку. И если б я хорошо разбиралась в картах, то я бы даже сказала, что Герман Дьячков затеял дьявольский покер. Откуда я знаю об этой игре? Ну, Димка как-то рассказывал мне, что это — единственная игра, в которой не лгут, но всё — блеф и притворство. Именно поэтому «акула» (так в покере называют настоящего мастера) никогда не делает «бет» (ставку), если перспективы победить противника нет. Но все хорошие игроки умеют терпеливо ждать и всегда планируют свои действия. И когда видят возможность выиграть, то ставят на кон сразу всё. Димка любил играть в покер. «Скажи, влюблять в себя — это тоже игра?» — спросила я у него как-то. Бергер промолчал, отвёл в сторону глаза и перевёл разговор.

И тут в мою голову приходит мысль. Я пишу Герману: «Признаю, что этот раунд выиграли Вы. Но раз Вы подняли ставки, то мне нужна фора». Ответ приходит через пять минут: «Спасибо, что не солгали. В какой форе Вы нуждаетесь, Катя? Хотите больше времени на написание этюда или мне уменьшить количество знаков?»

«Нет, я хотела бы, чтобы Вы мне кое-что рассказали».

«И что Вас интересует?» — забавляется он.

«Чтобы написать о Вас, мне нужно Вас представлять. Расскажите мне о себе, какой Вы?»

В этот раз ответ приходится ждать почти четверть часа. Я нервничаю, потому что время, отпущенное мне на написание этюда, уходит. Когда я начинаю грызть внутреннюю сторону щеки, приходит ответ: «Я живу один. Хотите в гости? Увидите всё сами».

Причём, в конце письма Герман в первый раз ставит «смайлик». Он что же, ещё и заигрывает со мной? И, хотя предложение Германа после этюда о поцелуях может раздразнить «зайку», у меня пока ещё есть жених — и своя голова на плечах.

«Не в этот раз, — пишу я Дьячкову, стараясь оставаться вежливой. — Так Вы ответите мне на вопрос?»

«Хорошо, я попробую. Начнём с того, что я не люблю агрессивных женщин и сам никогда не добивался уважения силой, потому что быть мужчиной, на мой взгляд, это отвечать за свои слова и поступки. Я вспыльчивый и экспрессивный, но я умею ждать и никогда, ни к чему никого не принуждал. Но я и приверженец той мысли, что моя женщина никогда не одёрнет меня при посторонних, потому что в любых отношениях веду я. А я выбираю женщин толковых и разумных, со своей позицией. Ещё есть вопросы?»

И тут на меня снисходит озарение. Да ведь этот человек одинок! Одинок по-настоящему, потому что с такой позицией не смирится ни одна нормальная женщина.

«Вы знаете, что у меня есть жених?» — уже в открытую пишу я.

«Догадываюсь. А Вы, задав этот вопрос, хотите сказать, что Вы от нашего спора отказываетесь? Тогда я выиграл, а Вы проиграли. А значит, по условиям нашего пари Вы теряете возможность разместить свою книгу на сайте».

«А если я выложу книгу на другом портале?» — начинаю злиться я.

«Тогда я выставлю в Интернет всю нашу переписку».

От этого ответа я вздрагиваю. Впрочем, а на что я надеялась, когда решила первой его шантажировать?

«Так что Вы надумали?» — между тем любезно осведомляется Дьячков.

«Я поднимаю ставки, — прикусив губу, отчаянно печатаю я. — И я пришлю Вам свой этюд в две тысячи знаков, но через полчаса».

Увы, то, что задумала я, небезопасно и грешно. Но это покажет Дьячкову, как я могу провоцировать его и что я его раскусила. Мысленно попросив прощение у Димки за то, что я собираюсь сделать, пишу Герману то, что не решилась бы написать никому другому…

«После нашего свидания ты в одиночестве возвращаешься к себе домой. Да, я тебе отказала, и ты так и не поднялся в мою квартиру, на что очень рассчитывал. Желание всё ещё мучает тебя, но ты садишься в машину и едешь в свой дом. Там пусто, неуютно и холодно. Скажи, в этом доме хоть раз была та, кого ты любил по-настоящему? Как звали эту женщину? Кем она была для тебя? Скажи, мы с ней похожи?