Времена меняются, если повезёт, случается чехарда психотипов сверхвождей, бывает, целые народы перемещаются по поверхности планеты…
По двум вышеназванным причинам местопребывание неугодников в теории стаи обозначается не метатерриторией, а метанацией.
Вождь-некрофил, жаждущий власти если не над всем миром, то хотя бы над большей его частью, не сможет реализовать свое желание, если не освоит третьей ступени теории стаи — если не всей целиком, то хотя бы двух основных истин этой ступени.
Первая та, что любой сверхвождь, который нападёт на метанацию с целью её уничтожения, непременно психически надорвется от сопротивления неугодников (даже если зрелых неугодников не тронет, а будет выбивать только распоследних «баранов») — как это произошло с Наполеоном и Гитлером после их нападения на Россию. Эйфория у кажущегося победителя сменится паранойей — коей и заразится вся подвластная ему иерархия подхалимов-исполнителей. Ещё недавно бодро двигавшиеся вперед, они развернутся и панически ринутся восвояси. (Подробней об этом в «Катарсисе-2. Теория стаи», в первых изданиях — «Россия: подноготная любви»).
Вторая та, что есть тонкое знание, без которого вождю власти над миром не добиться, знание, которое он может только украсть (позаимствовать) — у неугодника, вернее, Преемника (неугодника, призванного к писательству в пространстве теории стаи).
Раз Наполеон и Гитлер (всякую разную японскую, румынскую, болгарскую и прочую вассальную им мелочь той эпохи не будем даже упоминать) на метанацию посмели напасть, то, следовательно, что такое неугодник, они не знали. Это что касается первой истины.
А что касается второй, то всякий вождь ненавидит неугодников, остановиться же в реализации этой ненависти он может только силой разума, логического мышления — а логические построения им могут быть только позаимствованы — причём только от Преемника.
Объяснений может быть много, приведём особенно близкое литературным переводчикам. Язык меняется очень быстро, именно поэтому новые редакции словарей выпускают каждые примерно пятнадцать лет. По той же причине быстрого изменения языка при наличии средств делают новые переводы и значительных текстов. Той же Библии, например.
Вообще, если позволить себе быть по-гилейски интеллектуально раскованным, то можно утверждать, что ни один не то что старинный, но и просто старый текст прочитан быть не может — прошло сколько-то раз по пятнадцать лет и, казалось бы, знакомые и однозначные слова становятся не постигаемы — в прошлом они несли значение если не принципиально иное, то по меньшей мере были иначе эмоционально нагружены. Древние документы для нас непознаваемы — принципиально. За исключением, разумеется, редчайших случаев «чтения» их по механизмам родовой памяти. (Этот феномен отчасти рассматривается в индуистской концепции дхвани.)
Эта принципиальная непознаваемость ведёт к ложным прочтениям текстов — пусть даже культовым и наизусть воспроизводимым. Отсюда обилие суверенитических сект и тот известный и даже описанный в Евангелии феномен, что рьяные почитатели древних пророков, которых убили прапрадеды этих почитателей, сами нового пророка не принимают (всего лишь повторяющего уже сказанное прежде) и даже убивают — как было с Иисусом и многими его предшественниками.
Мысль о принципиальной закрытости не то что древних, но и старых текстов для восприятия многим из читателей трудна — системы убеждений адептов так наз. мировых религий и сект тому яркое подтверждение. А вот для литературного переводчика, во всяком случае для умного, — общее место.
Товарищ же Сталин — к счастью, они ещё не догадались это от нас скрыть — не только об этом мог догадаться ещё во времена учёбы в духовной семинарии (потому оттуда и ушёл), но и сам переводил, писал (до Революции и некоторое время после был редактором газеты «Правда»), а в зрелом возрасте расслаблялся, работая над научными трудами по проблемами языкознания.
Таким образом, вождь, рвущийся к власти над миром (или хотя бы благожелательно управляющий метанацией), поняв феномен неугодничества, осознает и то, что книгами какого-нибудь древнего Преемника не обойтись — ему для успеха необходим Преемник современный, говорящий на одном с ним языке и одинаково с ним эмоционально нагружающий каждое слово.
После такого пояснения не грех и повториться: всякий вождь ненавидит неугодников, остановиться же в реализации этой ненависти он может только силой разума, логического мышления — а логические построения для разума могут быть только позаимствованы — причём только от Преемника.Потому гениальный вождь и будет Преемника не просто ценить, но холить и лелеять.
Запомните это положение — оно серьёзный задел к постижению личности Сталина.
Знание (глубокое) о неугодничестве может быть основано только на собственном — неугодническом!— опыте.
Наполеону и Гитлеру теория стаи была известна только в объеме первой и второй ступеней. Следовательно, всю свою жизнь оба они были только угодниками.
А вот Сталин что такое неугодник знал.
Подхалимы воспевали Иосифа Виссарионовича по-разному. Пока он был жив, подвзлизывали и так, и эдак, и по-всякому, но главного, что определяет масштаб личности, — его взаимоотношений с неугодниками, прежде всего с Преемником — не заметили. Это естественно: что такое неугодник, подхалимам прочувствовать и, как следствие, твердо знать и с успехом использовать при построении модели мира не дано.
Лучшие среди авторов-суверенитистов замечают, что Сталин от Гитлера отличался тем, что если Гитлер вокруг себя терпел только подхалимов, то Сталин, наоборот, выделял тех, кто ему возражал и ради интересов дела был готов отстаивать высказываемое мнение даже под страхом принудительного аскетизма сибирских лесоповалов. Примерам несть числа. Хотя в литературу попадают рассказы отнюдь не о неугодниках, а о военачальниках, самостоятельность которых невротического происхождения.
Гитлер, выбирая для опоры подхалимов, был, безусловно, прав — с точки зрения завоевателя. Только пирамида из абсолютных подхалимов и может обеспечить сверхвождю молниеносные победы. Так и было — столь стремительно, как Гитлер, никто Европу не завоевывал. После Наполеона, конечно. Умеренно вооруженным войскам Гитлера сдавались гигантские снабжённые горами оружия армии. Лучшие в мире танки и их численное превосходство не спасли также и советских «защитников Родины» — летом 1941-го года комсомольцы разбегались дивизиями.
Но удивлявший адептов суверенитизма блицкриг только до тех пор может быть успешен, пока психика сверхвождя не надломлена надлогичным (для ума суверенитиста) сопротивлением единичных неугодников. А вот когда психика сверхвождя надломлена, когда блицкриг провалился, пирамида из подхалимов из наиэффективнейшего инструмента победы становится наиэффективнейшим инструментом собственного поражения. (Третий Рейх не развалился немедленно только благодаря умению Гитлера убеждать себя вопреки действительности (!), что победа близка. Почитайте воспоминания его окружения, скажем, за два последних месяца Войны — диву даёшься.)
Противостоять феномену взаимоотношений сверхвождей и неугодников, при невозможности сдержать потребность некрофилов в войнах, вождь может только двумя способами:
— первое, на метанацию не нападать,
— второе, в момент наступления в великой войне перелома заменить окружение сверхвождя из подхалимов если уж не на неугодников, то хотя бы на сочных невротиков.
Но Гитлер, будучи неспособен понять феномен неугодника, не понимал и особенностей этапов любой великой войны — осенью 1941-го он высшего командного состава войск не сменил, а если кого и снял, то заменил их на ещё больших подхалимов. Скажем, он отстранил от дел последних аналитиков вроде начальника штаба сухопутных сил Третьего Рейха Гальдера, который теорией стаи хотя бы в объёме Лебона владел. То есть Гитлер сделал прямо противоположное тому, что сделал бы человек, освоивший вторую ступень теории стаи в полном объёме.