Засилие подхалимов продолжалось в Третьем Рейхе и все последующие годы: кто подхалимничал перед Гитлером в начале Мировой войны, те и сопроводили фюрера до последнего в его жизни бункера. Уже есть исследования, собирающие вместе идиотизмы немецкого руководства на завершающем этапе войны — к примеру, «Самоубийство» больного породистым суверенитизмом Резуна-«Суворова» («когорта» или «иудовнутренник»).
А вот Сталин, у которого ныне модно открывать какие-то уж совсем особенные сверхзавоевательные намерения (все вожди втайне мечтают о ещё более высоком положении — это не особенность), в начале Войны и до нее действовал иначе. В руководство из моря подхалимов он настойчиво пытался привлечь тех немногих, кто хоть как-то мог сохранять верность своему если не логическому мышлению, то индивидуальному неврозу. Другое дело, что русскому человеку лезть во власть за падло.
Конечно, выдвиженцы Сталина, маршалы и генералы, не были неугодниками — ибо они должны были психоэнергетически подчинить полки, дивизии, заводские коллективы и армии. А такого уровня власть без некрофилической «харизмы» невозможна.
Что и говорить, в деле подбора кадров Сталин от Наполеона и Гитлера отличался, но не в этом ярче всего проявляется величие Сталина. Полнота освоения третьей ступени проявляется не столько по отношению к неугодникам вообще, сколько по умению выявить современного ему Преемника.
Преемник и обстоятельства вокруг него интересны любому неугоднику как таковые — просто потому, что интересны, как интересно всё своё, родное и в данный момент значимое. Но размышление над этими обстоятельствами ценны и для вождей, желающих власти над миром или самопожертвенно решивших пожертвовать своей жизнью в вечности ради мирского благополучия метанации.
Преемник в каждом поколении на планете один. Почему это так, разговор долгий. Долгий хотя бы потому, что начинать его надо, как это ни удивительно, с человека неожиданного — Понтия Пилата. И с феномена призвания. Здесь и начинается четвертая (третья-А) ступень теории стаи — всеобщего принципа родовой памяти, который в отличии от первой ступени (передача отрицательного массива «неадекватностей») открывает путь к положительному знанию. Но это уже высший пилотаж.
Неугодник, уже позволивший себе научиться пользоваться интуицией, может обратиться к книге «Понтий Пилат: психоанализ не того убийства».
В зловонной массе писателей-суверенитистов различить того единственного автора, общение с которым можно считать за великую жизненную удачу, Сталин смог — тогда, когда его не различал никто.
Всё, что вещают прихвостни ныне утвердившейся в Кремле «иудо-внутреннической» стаи о взаимоотношениях Сталина и Михаила Булгакова, полное враньё.
Все 90-е годы XX века охлос повторял следующее преподанное СМИ внушение: дескать, Сталин преследовал всё сколь-нибудь самостоятельно мыслящее, прежде всего кацманов, фридманов и залкиндов и даже Михаила Булгакова. Дескать, «критик коммунистических порядков» Михаил Булгаков бедствовал, и поэтому якобы (!) мечтал присоединиться к эмигрировавшим во Францию двум братьям. Остановила его только, дескать, ностальгия (по берёзкам и другим специфическим растениям России?), ну и, конечно, запрет гонителя всего мыслящего Сталина. Словом, если б-де не Сталин, то Булгакову ой как бы хорошо жилось. Был бы ещё более знаменит, например.
Всё враньё, от начала до конца! Всё наоборот: если б не Сталин, Булгакову жилось бы несравнимо хуже — во всех смыслах. И в высоком, и в бытовом.
Начнем распускать нить «иудо-внутреннической» нахлобучки постепенно.
Начать проще всего с материального уровня. Булгаков, начиная с середины 20-х годов, далеко не бедствовал. Если верить «иудо-внутреннической» пропаганде, то это два эмигрировавших в благополучную Францию брата должны были помогать одному бедолаге, застрявшему в треклятой России. Даже простая арифметика и та на стороне этой концепции предположения: двум одного содержать легче, чем одному — Двух.
Однако вовсе не братья помогали Михаилу, а он систематически высылал им деньги. Вот так материально бедствовал «гонимый» критик коммунистических порядков (на тот момент «иудо-внутреннических»)…
У такого материального благополучия должны быть социальные причины — крупные гонорары всегда зависят от благосклонности какой-либо иерархии (или её вождя). Только несведущие полагают, что писатель становится известным только за солнечность своего таланта. Так если и случается, то раз в несколько столетий. Или реже.
На самом деле известным становится тот, кому сделана реклама. Другое дело, что очень часто рекламирующий старается остаться в тени.
Тут возникает ряд вопросов.
Реклама — это что, только прямой призыв покупать книги и посещать постановки? Или есть иные приёмы?
Кто именно сделал Булгакову рекламу? И как?
И вот тут-то мы и выясняем: рекламу Михаилу Булгакову сделал товарищ Иосиф Виссарионович Сталин. Лично.
Михаила Булгакова действительно травили и подставляли ему ножки — со всех сторон. И действительно запрещали. Но только инициатива эта исходила отнюдь не от Сталина, как то учат идеологи разграбившей Россию «иудо-внутреннической» субстаи. Как легко будет догадаться из нижеследующего, Булгакова гнали противостоявшие Сталину.Да, Булгакова преследовали троцкисты — более корректно, «иудовнутренники». Например, директора театров.
Спектакли по произведениям Булгакова постоянно пытались снять с репертуара — и только личное распоряжение Сталина их возвращало.
Поразительная цифра — вдумайтесь в неё — Сталин шестнадцать раз (!!!) побывал на «Днях Турбиных»! Шестнадцать раз! Число невозможное.
Шестнадцать раз!
Эта громадная цифра говорит о многом.
Очень о многом.
Надо только её уметь истолковать. Хотя бы психологически достоверно.
Возможно только три варианта объяснения такого количества посещений.
Первое. Сталин от этой вещи отчаянно торчал, подобно истеричной старшекласснице, влюблённой, как это обычно бывает, в какого-нибудь актёра-педераста.
Второе. Сталин чувствовал, что в «Дни…» вплетено некое тайное знание об устройстве жизни — и хотел его познать.
Первое объяснение даже обсуждать не буду. А вот на втором остановиться можно. После смерти Сталина в госхранилища были переданы из его личной библиотеки только те книги, на которых были его пометки. И таковых набралось пять с половиной тысяч! И каких книг! Что, такой человек не мог что-то понять в «Днях…»? Не верю!
Я читал «Дни…» раз восемь, и не вижу в них ровным счётом ничего, кроме бытового суверенитизма. Как и в «Собачьем сердце» или «Роковых яйцах». «Мастер и Маргарита» — другое дело. А в этих утехах современных «иудо-внутренников» — не вижу!
Поэтому и напрашивается третье объяснение: Сталин каким-то способом понял, что Михаил Булгаков Преемник, преемник высшего жречества Гилеи— Московии-России — и своим личным посещением постановок поддержал его прежде, чем преемничество проявилось со всей мощью в «Мастере и Маргарите».
Отсюда и это невероятное число «шестнадцать».
Но мы отвлеклись от того простого, но интересного вопроса, каким образом Сталин лично сделал рекламу Преемнику?
Итак, Булгакова в очередной раз запрещают. Но тут директора театра подзывают к телефону и он слышит голос со всем знакомым кавказским акцентом, голос, от которого у директора подгибаются колени, трясутся поджилки… Этот голос вежливо так, но очень весомо, сообщает, что он узнал, что на следующей неделе будут идти «Дни Турбиных» и он, несмотря на занятость, решил на спектакле присутствовать. Директор, пришепётывая от волнения, вытирая пот и сдерживая нервный тик, выражает свой полный восторг… Он кланяется. Роняет трубку. Опять кланяется… И тут же идет всем рассказывать, как сильно он любит Михаила Булгакова и его творчество и что вчера он ругал Булгакова в состоянии затмения. Да и вообще его неправильно поняли… Дескать, он и вчера хотел сказать, что Булгакова возвращает в репертуар.
