Михаил Булгаков умел быть весёлым человеком, был, что там говорить, сатириком, и любую ситуацию, даже нравственно возвышенную, не мог не пересмеять.
Сохранились на сей счёт и мемуары….
СТАЛИН. Теперь скажи мне, что с тобой такое? Почему ты мне такое письмо написал?
БУЛГАКОВ. Да что уж!.. Пишу, пишу пьесы, а толку никакого!.. Вот теперь, например, лежит в МХАТе пьеса, а они не ставят, денег не платят…
СТАЛИН. Вот как! Ну, подожди, сейчас! Подожди минутку.
Звонит по телефону.
Художественный театр, да? Сталин говорит. Позовите мне Константина Сергеевича. (Пауза). Что? Умер? Когда? Сейчас? (Мише). Понимаешь, умер, когда сказали ему.
Миша тяжко вздыхает.
Ну подожди, подожди, не вздыхай.
Звонит опять.
Художественный театр, да? Сталин говорит. Позовите мне Немировича-Данченко. (Пауза).
Что? Умер? Тоже умер? Когда?.. Понимаешь, тоже сейчас умер…
Есть еще и воспоминания Константина Паустовского, похожие. Видимо, есть и ещё — но свидетельства не важны, одной цифры «шестнадцать» вполне достаточно, чтобы на основе простых соображений восстановить всю картину.
Ясно, что вся театральная Москва была в курсе этих удивительных колебаний маятника. И за происходящим следила, затаив дыхание. Со всё возраставшим интересом. Со всё возрастающей истерией. И на постановки по Булгакову валила валом. И не потому, что была достаточно умна, чтобы понять исключительность Булгакова (для этого тогда надо было уметь видеть будущее — об этом ниже).
Сборы публика делала. Обеспечивая Булгакову гонорар. Но на самом деле Булгакову гонорары обеспечивал Сталин. Вместе с известностью и признанием (хотя бы видимостью) — что так важно для работоспособности всякого автора.
Лучшей рекламы, чем этот маятник с участием высшего лица государства, придумать труд[8].
Сталин «интересовался» не только «Днями Турбиных (Белой гвардией)». В доме Булгакова постоянно находились глаза и уши Сталина. Делалось это настолько тонко и ненавязчиво, что кто из знакомых докладывал — а это были по меньшей мере несколько человек, — сам Булгаков определить не мог. (Вполне совпадали с Михаилом Афанасьевичем по духу и информировали «Святослава» из высоких побуждений?)
А еще Сталин читал всё, что писал Булгаков, ещё в рукописи. «Мастера и Маргариту», понятно, тоже — ведь история написания романа занимает более одиннадцати лет. Пилат, опять Пилат!.. Имеющий уши (хотя бы знакомый с концепцией дхвани), да слышит!
Можете вы представить череду сменивших Сталина в Кремле ничтожеств за подобными занятиями? Чтение рукописей, личная помощь в виде шестнадцати посещений на постановку, которая с высоты его развития явно была пустой, звонки директору— «иудо-внутреннику»: слушай, да?.. Именно поэтому сменившие Сталина в Кремле деятели ничтожества, и всегда ими были, а Сталин, бывший неугодник, — гений.
Так каким же образом из тысяч и тысяч писателей-лизоблюдов (суверенитистов) можно практически выделить ещё только будущего высшего жреца? Ясно, сделать это можно только силой грандиозных возможностей бессознательного.
А набор его разделов у разных людей разный.
Чтобы на научной конференции обсуждать — на равных — брачное поведение бабочек, надо пробежать с сачком не одну сотню километров.
Чтобы обсуждать красоту неба, надо по меньшей мере обладать зрением.
Чтобы уметь понимать, чем неугодник принципиально отличается от бескрайнего моря подхалимов (исполнителей-суверенитистов), надо хотя бы на мгновение шагнуть за пределы стаи. Побывать в шкуре неугодника.
Из того, что Гитлер не представлял себе, что такое неугодник следует, что он ни на секунду не переставал быть подхалимом. Ни в школе, ни в окопах Первой Мировой, ни на равных общаясь с художниками, ни, тем более, когда стал большим папой Европы.
Наполеон тоже не просто, как выразился Лев Толстой, «самонадеянное ничтожество» в период разграбления Европы, но, что очень важно, таковым ничтожеством был всегда. С самого детства его душонка была ничтожной, стадной, подхалимской, вождистской. Потому Наполеон и не умел любить Россию ни в какой период своей жизни.
Весь поначалу окружавший Сталина в Кремле кагал тоже состоял из ничтожеств (ни один не помог Булгакову).
Все они знали жизнь только плоской, в объёме она им не давалась — самонадеянные ничтожества.
А вот Сталин видел в объёме. Хотя ни один биограф Сталина не выявил, когда именно Сталин из дерьма стал перебираться на уровень теории стаи. Не выявил не потому, что это трудно, просто у Сталина еще не было достойного его биографа — тоже умеющего видеть жизнь в объёме.
Писать о Сталине имеет право только неугодник. Или тот, кто таковым был, но стал «Святославом» — прорусским правителем Гилеи-Московии-России.
До Толстого более полувека не могли написать историю войны 1812 года, хотя попыток было неисчислимо много. Смысл войны 1812 года в противостоянии неугодников великой орде Наполеона, «иудо-внутренническому» прообразу антихриста-«сына». Но вот пришёл Толстой — и у войны 1812 года появился объём.
Певец сибирских просторов Виктор Астафьев, которого нынешние патриоты, до тошноты насмотревшиеся на правоборцев-демократов, представляют как совесть русской нации, перед смертью в 2001 году сказал, что книга о Великой Отечественной ещё не написана (моя «Россия: подноготная любви» с этой мыслью, судя по письмам читателей, каким-то образом до этого захолустья дошла ещё в 1999-м!). Опубликованы библиотеки книг, розданы Ленинские, Государственные и Нобелевские премии — а книги нет. Только умный человек мог сказать такое.
Точно так не написана ещё и биография Сталина.
Чтобы написать биографию Сталина, надо, чтобы её автор хотя бы попытался ответить на некоторые естественные для неугодника вопросы:
Откуда товарищ Сталин узнал теорию стаи?
Были ли у Сталина при освоении теории стаи учителя-люди? Или всё осваивалось только по механизмам родовой памяти?
Если Сталину помогла некая организация, то куда она исчезла? Или как себя проявляет в наше время?
И, если никаких консультантов не было, главное:
Каким образом Сталину удалось «вычислить» Булгакова?Ведь в 1926 году Булгаков как мыслитель ещё ничего собой не представлял? Сталин что, умел заглядывать в будущее? Если это ему удавалось, то умея оценить значение «темы Понтия Пилата», кем с точки зрения родовой памяти был Сталин?
Куда ни кинь, удивительные взаимоотношения Сталина и Булгакова — ключ не только к постижению личности Сталина, но и к проблеме государственного благополучия России.
Сталин к тому моменту, когда он перехватил у «иудо-внутренников» власть над Россией, неугодником, понятно, уже не был. Если бы он им был, троцкисты выставили бы его из Кремля в первый же день, а охрана и пальцем бы не пошевелила.
И заботился Сталин о Булгакове, увы, не из неугоднических чувств.
У вождя интерес всегда один — вождистский.
В теории стаи есть раздел, который до сих пор нигде мной не рассмотрен: властелином мира может стать только тот из сверхвождей, кто в своем развитии побывал в шкуре неугодника хотя бы по механизмам родовой памяти. Или достиг уровня неугодника — правда, затем низринулся.
Знакомому с Библией хотя бы в русле церковно-иерархических толкований, воспринять эту идею легче: сатана, древний змий, дракон — высшее проявление принципа власти — некогда был Люцифером, то есть «сыном зари», сыном Божьим, ангелом света, архангелом, ведавшим полноту истины (насколько это возможно для творения). Потом от Бога он отвернулся, но память о знании, некогда ему как неугоднику открытому сохранил.
Тема эта обширна. В этом удалённом от посторонних глаз чудесном замке есть поразительные по красоте уголки… Дворик у вросшего в землю дома… Полуподвальное окно… Печка в глубине комнаты… И книги… Много книг.
8
Когда я уже закончил «Записки...», один замечательный читатель со станции Львовская среди прочих архивных документов привёз мне и этот.
НАЧАЛЬНИКУ СООГПУ т. ДЕРИБАСУ
Агентурно-осведомительная сводка
по 5-му Отд. СООГПУ
за 18 октября 1926 г.
...Достать билет в MXAT на «Дни Турбиных» стало очень трудно. Говорят, что более сильно пошли рабочие...
Человек, видимо, близко стоящий к театру, высказал след, соображения:
«Пьеса сама по себе ничем не выделялась из ряда современных пьес и при нормальном к ней отношении прошла бы как обычная премьера. Но кому-то понадобилось, чтобы о ней заговорили на заводах, по окраинам, в самой гуще — и вот результат: билета на эту пьесу не достать. Неспроста молчали несколько дней после премьеры, а потом сразу начали такую бомбардировку, что заинтересовали всю Москву. Мало того, начали дискуссию в Доме печати, а отчёт напечатали по всем газетам. Одним словом, всё проведено так организованно, что не подточишь и булавки, а всё это вода на мельницу автора...»
...Эта же шумиха, поднятая в моек, печати, привела к тому, что «Зойкина квартира» и в Киеве идёт ежедневно при переполненных сборах...
...теперь стоит целая стена барышников, предлагающих билеты на «Дни Турбиных» по тройной цене...
...Многие гадают, что с ним теперь сделают: посадят ли в Бутырки, вышлют ли в Нарым или за границу.
Нач. 5 Отд. СООГПУ (РУТКОВСКИЙ) (Цит. по журналу «Служба безопасности» № 3-4 1994 г.)
Очень интересный документик.
Образец того, как ещё вчера безвестный писатель, с точки зрения театральных и литературных деятелей на тот момент ничего собой не представлявший (я с ними полностью согласен. — А. М.), вдруг становится всем. Причём, заметьте, акцент «рекламы» сделан на более биофильную часть общества (!), не комиссары и прочие «иудо-внутренники», а рабочие. На белогвардейскую-то пьесу!
«Но кому-то понадобилось...»
Кому бы это?
Булгаков человек в Москве приезжий, да и вообще в творческой среде чужой... А тут обвал, вовлечены десятки газет и организаций. ОГПУ не при чём, они (в тот момент «иудо-внутреннические») честно периодически вызывали Булгакова — и запугивали. Кто сделал этот рекламный обвал — не в курсе даже Рутковскии, начальник 5-го Секретного отдела ОГПУ. То есть реклама Булгакову была отнюдь не «линией партии», а «партизанской вылазкой» какой-то очень мощной «руки». Коих в Союзе на тот момент было только две — Троцкий и Сталин. Но Троцкий Булгакова не привечал... Его люди Булгакова травили — ведь «Собачье сердце» вовсе не о сталинцах («внешниках»), как то нам теперь внушают, а об «иудо-внутренниках», и они на сей счёт тогда нисколько не заблуждались...
Можно, конечно, предположить, что это было действием какой-то неугоднической организации. Именно организации, ведь в действиях журналистов отчётливо просматривалась слаженность: молчали, молчали, а потом в один день, — обвал! Но, во-первых, я никогда ещё не встречал организаций из неугодников, и что-то сомневаюсь, что встречу — вылазки их одиночные; а во-вторых, откуда бы у них такая власть, ведь деньги тогда мало что решали?..
Это был сам Сталин!
