Рука д'Артаньяна, готовая нанести удар, повисла в воздухе.

— А, вы его сын? — сказал он. — Это другое дело.

— Я сдаюсь, сударь, — произнес Лувьер, протягивая д'Артаньяну свою разряженную аркебузу.

— Нет, нет, не сдавайтесь, черт возьми! Напротив, бегите, и как можно скорее. Если я вас захвачу, вас повесят.

Молодой человек не заставил повторять этот совет. Он проскользнул под шеей лошади и исчез за углом улицы Генего.

— Вы вовремя удержали мою руку, — сказал д'Артаньян Раулю, — не то ему пришел бы конец. И, право, узнав потом, кто он, я очень бы пожалел об этом.

— Ах, сударь, — произнес Рауль, — позвольте мне поблагодарить вас не только за этого бедного парня, но и за себя: я сам был на волосок от смерти, когда вы подоспели.

— Бросьте, бросьте, молодой человек, не утруждайте себя речами.

И д'Артаньян достал из кобуры фляжку с испанским вином.

— Глотните-ка вот этого, — сказал он Раулю.

Рауль отхлебнул вина и собрался снова благодарить д'Артаньяна.

— Дорогой мой, — возразил ему тот, — мы поговорим об этом после.

Затем, видя, что мушкетеры очистили набережную от Нового моста до набережной Святого Михаила и возвращаются обратно, он поднял шпагу вверх, чтобы они ускорили шаг.

Мушкетеры рысью подъехали к нему; тотчас же с другой стороны подъехали те десять человек, которых он послал с Коменжем.

— Ну, — произнес д'Артаньян, обращаясь к ним, — не случилось ли еще чего-нибудь?

— Ах, сударь, — отвечал сержант, — опять поломка! Проклятая карета!

Д'Артаньян пожал плечами.

— Нет, проклятое дурачье, — сказал он. — Уж если выбираешь карету, так выбирай прочную, а карета, в которой хотят везти арестованного Бруселя, должна выдержать десять тысяч человек.

— Что прикажете, господин лейтенант?

— Примите отряд и отведите его в казармы.

— Значит, вы поедете один?

— Конечно! Не думаете ли вы, что мне нужен конвой?

— Но…

— Отправляйтесь.

Мушкетеры удалились, д'Артаньян остался вдвоем с Раулем.

— Ну как, болит у вас что-нибудь? — спросил он.

— Да, сударь. У меня голова тяжелая и словно в огне.

— Что же такое с вашей головой? — сказал д'Артаньян, снимая с Рауля шляпу. — А, контузия.

— Да, кажется, мне попали в голову цветочным горшком.

— Канальи! — воскликнул д'Артаньян. — Но на вас шпоры? Вы были верхом?

— Да, я сошел с лошади, чтобы защищать господина Коменжа, и ее кто-то захватил. Да вот и она.

Действительно, в эту минуту показалась лошадь Рауля, на которой скакал галопом Фрике, размахивая своей четырехцветной шапкой и крича:

— Брусель! Брусель!

— Эй, стой, плут! — крикнул ему д'Артаньян. — Давай сюда лошадь.

Фрике услышал, но сделал вид, что слова не дошли до него, и хотел продолжать свой путь.

Д'Артаньян собирался было погнаться за ним, но потом решил не оставлять Рауля одного. Поэтому он ограничился только тем, что вынул из кобуры пистолет и взвел курок.

У Фрике было острое зрение и тонкий слух; заметив движение д'Артаньяна и услышав щелканье курка, он сразу остановил лошадь.

— Ах, это вы, господин офицер, — произнес он, подъезжая. — Право, я очень рад, что вас встретил.

Д'Артаньян внимательно посмотрел на Фрике и узнал в нем мальчишку с улицы Лощильщиков.

— А, это ты, плут! — сказал он. — Иди-ка сюда.

— Да, это я, господин офицер, — отвечал Фрике с самым невинным видом.

— Значит, ты переменил занятие? Ты не поешь больше в хоре и не прислуживаешь в трактире, а крадешь лошадей, а?

— Ах, господин офицер, как можете вы так говорить? — воскликнул Фрике. — Я искал владельца этой лошади, молодого красивого дворянина, храброго, как Цезарь… — Тут он сделал вид, что только что заметил Рауля. Да вот, если не ошибаюсь, и он. Сударь, вы не забудете меня, не правда ли?

Рауль опустил руку в карман.

— Что вы хотите сделать? — спросил его д'Артаньян.

— Дать этому славному мальчику десять ливров, — отвечал Рауль, вынимая из кармана пистоль.

— Десять пинков в живот, — сказал д'Артаньян. — Убирайся, плут, и помни, что я знаю, где тебя искать.

Фрике, не рассчитывавший отделаться так дешево, в два прыжка пролетел с набережной на улицу Дофипа и скрылся из виду. Рауль сел на свою лошадь, и они вместе с д'Артаньяном, оберегавшим его, как сына, поехали шагом по направлению к Тиктонской улице.

Всю дорогу они слышали вокруг себя глухой ропот и отдаленные угрозы, но при виде этого офицера, такого воинственного, и его внушительной шпаги, висевшей на темляке у него под рукой, все расступались.

Они доехали без всяких приключений до гостиницы «Козочка».

Красотка Мадлен сообщила д'Артаньяну, что Планше вернулся и привез Мушкетона, который геройски перенес операцию извлечения пули и чувствует себя так хорошо, как только позволяет рана.

Д'Артаньян велел позвать Планше, но, сколько его ни звали, ответа не было: Планше скрылся.

— Ну, так давайте вина! — приказал д'Артаньян.

Когда вино было подано и они снова остались вдвоем, д'Артаньян обратился к Раулю.

— Вы довольны собой, не так ли? — сказал он, с улыбкой глядя в глаза юноши.

— Конечно, — отвечал Рауль. — Мне кажется, я исполнил свой долг. Разве я не защищал короля?

— А кто вам сказал, что надо защищать короля?

— Это мне сказал граф де Ла Фер.

— Да, короля. Но сегодня вы защищали не короля, а Мазарини, что не одно и то же.

— Однако, сударь…

— Вы сделали ужасный промах, молодой человек. Вы вмешались не в свое дело.

— Но вы же сами…

— Я — это другое дело: я должен повиноваться своему капитану. А ваш начальник — это принц Конде. Запомните это: других начальников у вас нет. Хорош молодой безумец, готовый стать мазаринистом и помогающий арестовать Бруселя! Молчите об этом, по крайней мере, а то граф де Ла Фер будет вне себя.

— Значит, вы думаете, что граф де Ла Фер рассердился бы на меня?

— Думаю ли я? Да я в этом уверен! Не будь этого, я бы только поблагодарил вас, потому что, в сущности, вы потрудились для нас. Сейчас не ему, а мне приходится бранить вас, и поверьте, это вам дешевле обойдется. Впрочем, — продолжал д'Артаньян, — я только пользуюсь правом, которое ваш опекун передал мне, дорогой мой мальчик.

— Я не понимаю вас, сударь.

Д'Артаньян встал, вынул из письменного стола письмо и подал его Раулю.

Рауль пробежал письмо, и взгляд его затуманился.

— О, боже мой! — воскликнул он, поднимая свои красивые глаза, влажные от слез, на д'Артаньяна. — Граф уехал из Парижа, не повидавшись со мной!

— Он уехал четыре дня тому назад.

— Но, судя по письму, он подвергается смертельной опасности?

— Вот еще выдумали! Он подвергается смертельной опасности! Будьте спокойны. Он уехал по делу и скоро вернется. Надеюсь, вы не имеете ничего против того, что я временно буду вашим опекуном?

— Конечно, нет, господин д'Артаньян! — воскликнул Рауль. — Вы такой благородный человек, и граф де Ла Фер так вас любит!

— Что же, любите и вы меня также; я не буду вам докучать, но при условии, что вы будете фрондером, мой юный друг, и ярым фрондером.

— А могу я по-прежнему видаться с госпожой де Шеврез?

— Конечно, черт возьми! И с коадъютором, и с госпожой де Лонгвиль. И если бы здесь был милейший Брусель, которого вы так опрометчиво помогли арестовать, то я сказал бы вам: извинитесь поскорей перед господином Бруселем и поцелуйте его в обе щеки.

— Хорошо, сударь, я буду вас слушаться, хотя и не понимаю вас.

— Нечего тут и понимать. А вот, — продолжал д'Артаньян, обернувшись к двери, — и господин дю Валлон, который является в порядком разодранной одежде.

— Да, но зато я ободрал немало шкур взамен, — возразил Портос, весь в поту и в пыли. — Эти бездельники хотели отнять у меня шпагу. Черт возьми! — продолжал гигант с обычным спокойствием. — Какое волнение в народе! Но я уложил на месте больше двадцати человек эфесом своей Бализарды. Глоток вина, д'Артаньян!