— Пятиминутку? — спросил он, устанавливая часы.

— Конечно. Интеллектуальную разминочку перед беседой у шефа. Ходи.

Июльское небо с утра вдруг разразилось не по-летнему мелким и нудным дождем, загнавшим любителей спорта в здание. Волейбольная и городошная площадки во дворе опустели, большинство из собравшихся на спортивные занятия сотрудников разошлись по кабинетам. Но в спорткомнате управления было людно: до начала рабочего дня оставалось еще около часа. Две пары ожесточенно сражались в настольный теннис, вокруг шахматных столиков кучками толпились болельщики. За столом в углу общественный распространитель печати, энтузиаст своего дела, старый пенсионер Вараксин бойко торговал книгами: новинками литературы и изданиями из букинистического отдела. Там шел оживленный обмен мнениями, вспыхивали споры. Пухлый, потрепанный блокнот Вараксина пополнялся новыми заказами. В другом углу Березкин с двумя приятелями, прижав к стенке начальника финансового отделения, рьяно доказывали необходимость приобретения биллиарда, тут же изобретая способы изыскания необходимых на это средств. Финансист, посмеиваясь, лениво отбрехивался: денег на биллиард у него не было.

Бросалось в глаза преобладание в комнате молодежи. На смену старому, начинавшему службу в военные годы поколению чекистов, ежегодно приходили молодые кадры.

— Мат!

Евгений удовлетворенно потирал руки.

— Что, Сашенька, еще разок?

— Ну, уж нет! Проиграл — погуляй, дай проиграть другому, — ехидно-ласково протянул, словно пропел, лейтенант Миронов. — Кому везет в любви, незачем за шахматы садиться. Небось, Саша, больше о молодой жене думал?

— Интересно, почему это остроумные люди чаще других говорят глупости? — парировал Александр, неохотно уступая место Миронову.

— А ты не обижайся. Я вот вчера посмотрел по телевизору передачу «А ну-ка, девушки!»

— И что?

— Сразу решил — женюсь. Жди приглашения на свадьбу. Ну, Женя, секунда — ход. И — так далее.

Громко щелкнул динамик внутреннего оповещения. Кто-то ногтем простучал по микрофону начало мелодии марша, затем веселый голос председателя спортбюро объявил:

— В воскресенье для сотрудников, свободных от наряда и не назначенных в резерв, а также для членов их семей организуется выезд за город. В программе — спортивные игры, рыбная ловля, сбор ягод. Спешите записаться у секретаря начальника управления. Дождь на воскресенье решением спортбюро отменяется.

Не успел утихнуть вызванный объявлением оживленный говор, как динамик щелкнул вновь. На этот раз хрипловатым после бессонной ночи голосом говорил дежурный:

— Внимание! Гребенщиков, Березкин, Миронов, Колосков — к начальнику отдела.

Соперники разом поднялись из-за стола.

— Еще вопросы или предложения есть? — Климов помолчал, разминая сигарету. — Нет?

— Кажется, все предусмотрено, Алексей Петрович. Кроме случайностей, — за всех ответил Гребенщиков. — Разве что-нибудь возникнет по ходу дела...

— В таком случае считаем, что состав опергруппы, основные направления разработки дела и ответственные за исполнение утверждены. Все, товарищи.

Закрыв сейф, Климов спустился на третий этаж, в кабинет начальника управления. Приехавшие на консилиум врачи, закончив осмотр Ивана Сергеевича и обсудив результаты, собирались расходиться. Встретив тревожно-вопрошающий взгляд Климова, главный терапевт области, профессор Снетковский подошел к нему. Притягивая майора за пуговицу кителя к себе, вполголоса сказал:

— Мы убеждены, что опасность летального исхода миновала. Завтра перевезем больного в клинику. Можете сейчас его навестить, но... — Снетковский погрозил Алексею мясистым желтым пальцем, — чтобы ни-ни... никаких ваших тайных дел, никаких волнующих больного разговоров. О погоде, о цветочках-грибочках — пожалуйста. Десять минут максимум. Павел Петрович, голубчик, — Снетковский свободной рукой ухватил за рукав остановившегося рядом лечащего врача, — проследите за этим молодым человеком с лукавыми глазами и в случае чего — в шею... гоните в шею. Так-то, дорогой. Будете хорошо себя вести — разрешу свидания в клинике. А иначе... извините. Ну, до свидания.

Иван Сергеевич лежал на кушетке, до подбородка укрытый легким одеялом. На бледном, заметно осунувшемся лица резко выделялись беспокойные, но острые и внимательные глаза. «Тяжко придется Бате, — подумал Алексей, — такую деятельную натуру да черт знает на сколько времени в постель!» Вслух же мягко сказал:

— Сегодня вы совсем молодцом, Иван Сергеевич. Так дальше пойдет — через месяц вместе за грибами поедем.

— Ах ты, Леша-Алеша, — слабая улыбка тронула синеватые губы Васильева. — Проинструктировали тебя?

— Да нет, я серьезно, Иван Сергеевич. А что про грибы начал, так докладывать-то нечего, все в порядке, новостей никаких.

— Грибки, конечно, хорошо, а вот цветочки мне привезешь в клинику? Знаешь, какой цветок мне сейчас нужен?

Взгляд полковника стал требовательным, даже суровым.

— Не беспокойтесь, Иван Сергеевич, целый букет привезу. И фиалка там будет. Уж мы с ребятами постараемся.

На лице Васильева появилась добрая и немножко грустная улыбка, глаза повлажнели.

— Ладно, конспиратор, иди.

Кто бы там ни отвечал за погоду — господь бог, матушка-природа или областная гидрометобсерватория, но решение спортбюро было выполнено безукоризненно: воскресенье выдалось солнечным, безветренным. Пахучая, посвежевшая после дождей зелень, серебряная гладь озера в слепящих отблесках солнца, песчаный пляж, двойная, с дымком, уха, щедро разливаемая из двух закопченных ведер, задорные игры, веселье и смех... «Благодать, — подумал Климов и блаженно потянулся, подставляя солнцу обнаженную спину. — Надю бы сюда». Радость померкла.

Надю, жену, он привезти не мог. Второй месяц лежала она в больнице после сложной и тяжелой операции. Врачи высказывали оптимистические прогнозы, уверяли, что удаленное из кишечника новообразование было доброкачественным. Алексей Петрович верил, хотел верить. Но где-то глубоко, в подсознании, постоянно ощущал тревожащее беспокойство. От него-то (а от чего же еще?) то вдруг нападала бессонница, то внешне беспричинно мрачнели все краски, портилось настроение.

Климов посмотрел на часы. Одиннадцать. Культмероприятие в разгаре, но... Алексей Петрович оделся, нашел глазами шофера, увлеченно сражавшегося в бадминтон, крикнул:

— Сережа! Пора.

Через полчаса темно-вишневая «Волга», проскочив через мост, резко затормозила у подъезда областного управления Комитета государственной безопасности.

Крупный подъязок, прочертив в дрожащем над рекой мареве блестящую дугу, сорвался с крючка и глухо ударился о берег. Сильная рука накрыла не успевшую встрепенуться рыбешку, подняла ее и небрежно швырнула в корзинку. Над кустами заплясал тонкий кончик удилища — рыбак сматывал леску.

...Из прибрежных кустов вышел мужчина в широкополой соломенной шляпе. Его сильное, тренированное тело плотно облегал спортивный костюм. Мужчина бросил удочки возле стоявшего в густом подлеске серого «Москвича». Медленно, внимательно осматриваясь по сторонам и чутко прислушиваясь, пошел вдоль реки. Дорогу преградил старый, давно заброшенный карьер, окруженный унылой пустошью. Человек легко спрыгнул вниз, высоко поднимая ноги, прошагал через заросли крапивы к обрывистому краю карьера. Присел, скрытый нависающим сверху кустом. Отвалив в сторону большой плоский камень и осторожно убрав несколько мелких, обнажил почти круглое углубление в песчанике. Взглянул на часы, извлек из отверстия тонкие нитяные перчатки, надел их. За перчатками последовал зачехленный чемоданчик. Чуть слышно щелкнул секретный запор. Над кустом поднялся тонкий зеленый контур направленной антенны. Миниатюрный телефон лег в ушную раковину.

В десять ноль-ноль московского времени раздались знакомые позывные. Рука в перчатке быстро записывала столбцы пятизначных чисел. «Ende»[7], — прозвучало в эфире. Затем, после паузы: «Wiederholung»[8], снова цифры, цифры, цифры. «Рыболов» выключил приемник, осмотрелся. Щелкнул тумблером смонтированного в том же чемоданчике передающего устройства, работающего в другом диапазоне. Настраиваться не надо, волна строго фиксирована, излучение направленное. Послал в эфир короткий импульс. Затем с помощью шифрблокнота превратил числовые колонки в обычный текст. Дважды перечитав его, удовлетворенно улыбнулся и поджег записи. Растерев в пальцах и развеяв пепел, аккуратно замаскировал тайник...