И всё-таки улицы немного путешествуют. Они вливаются в соседние улицы, те соединяются переулками, а переулки выводят их за город, на загородную дорогу. Так можно добраться и до ближнего города, а потом и в дальний попасть. Так и вокруг света путешествовать можно.
Но в одном тихом городке, на его самой отдалённой окраине, лежала маленькая улочка, которая упиралась в пустырь, а по двум её сторонам стояли два покосившихся домишка.
По этой улице никогда не ездили автомобили, потому что некуда было ехать, но ней никто не ходил из конца в конец, потому что никуда она не вела. И оставалось этой несчастной улице лишь глядеть на пустырь, в который она упиралась, да мечтать о городе, где не хватает одной улицы.
И вот однажды ночью маленькая тихая улочка неслышно и незаметно протиснулась между боками двух покосившихся домишек и крадучись прошмыгнула по спящим улицам сонного города. Как только улица ушла, два покосившихся домишка покосились друг на друга, совершенно скособочились и прислонились один к другому боками. Они теперь стояли бок о бок, будто испокон века между ними не было никакой улочки.
А наша улочка бочком-бочком пробежала по улицам города и через полчаса была уже на широкой магистрали, вылетающей из тихого городка в шумный мир.
На двенадцатом километре улочка вдруг увидела мчащийся ей навстречу тяжёлый грузовик. Она испугалась, прижалась к бетонным плитам, а потом метнулась в сторону. Когда грохочущий грузовик промчался, унося с собой ветер, тихая улочка спросила у ближайшего дорожного знака:
— Скажите, пожалуйста, что это было?
— Грузовик, — ответил дорожный знак, поглядев на неё жёлтым кошачьим глазом.
— А что он тут делал?
— Проезжал. Они всегда проезжают по дорогам и по улицам.
— По улицам?! — в ужасе переспросила тихая улочка. — Значит, и по мне? Не-ет, это не по мне.
И она тихо-тихо свернулась и свернула с магистрали, где по ней может проехать такой тяжёлый и грохочущий грузовик.
Тут она увидела свежевспаханное поле. Улочка быстро развернулась и легла поперёк этого мягкого, как перина, поля. Утром крестьяне вышли на поле и увидели улицу.
— Кто это проложил улицу поперёк поля? — удивились они. — И какому городу нужна улица, которая ведёт из ниоткуда в никуда?
Ходили крестьяне по улице туда и обратно и удивлялись. А когда достаточно наудивлялись, оповестили об этом странном происшествии своего Сельского председателя.
Тот позвонил в ближайший город, тот самый, где родилась наша улочка.
Городской председатель тут же, не медля ни минуты, отправился пересчитывать улицы. Когда он подошёл к тому месту, откуда сбежала улочка, то ничего не обнаружил. То есть он, конечно, обнаружил, что улицы нет. Но покосившиеся домишки так прочно срослись к тому времени, что казалось, будто бы между ними никакой улицы никогда и не существовало. Городской председатель решил, что в списки городских улиц просто вкралась ошибка — ведь он насчитал всего 164 улицы вместо 165. Он исправил список и успокоился. А крестьянам сообщил, что все улицы на месте, и посоветовал обратиться к дорожникам, не у них ли пропала дорога?
Через час вокруг улочки, которая ещё крепко спала, скопились десять главных дорожников, десять их помощников и один специалист. Они внимательно потрогали, пощупали, потыркали, поколупали, поковыряли улочку, подумали и заявили, что материал, из которого сделана улочка, вовсе не дорожный.
Маленькая улочка никогда так долго не гуляла и потому, утомлённая, продолжала крепко спать, не догадываясь даже о том, что крестьяне уведомили уже Центральное Ведомство. На вопрос, за какой надобностью проложена улица в самой середине поля, Центральное Ведомство ответило, что ведать не ведает, знать не знает.
— Не с неба же упала эта улица! — удивлялись крестьяне и решили обратиться в Общество Воздухоплавания.
Там проверили, не пропала ли где-нибудь на аэродроме взлётная полоса. В конце концов могло случиться, что самолёт, взлетая, колёсами оторвал полоску от взлётной полосы и уронил её на поле. Однако ни на одном аэродроме пропажи обнаружено не было.
Крестьяне решили, что улица эта ничейная, и пригласили бурильщиков, чтобы они раздробили её на куски и освободили поле. Приехали мастера-бурильщики, включили моторы, запустили электрические буры.
Др-ррррр! — взревели моторы.
Дз-ззззз!.. — запели буры.
От этих др-ррр и дз-зззз улица проснулась. Она спросонья не разобралась, в чём дело, но такое множество людей её испугало.
«Не собираются ли они вернуть меня на прежнее место, к пустырю?» — подумала она.
Улочка вдруг поднялась во всю свою длину, будто превратилась в длинную доску. И так, покачиваясь, на глазах у изумлённых бурильщиков ушла с поля. Она зашагала было к шоссе, но вспомнила про грохочущие грузовики и свернула в лес. Там она превратилась в небольшую просёлочную дорогу и лежит до сих пор.
Конечно, она могла бы отправиться в большой шумный город и стать настоящей улицей, но что же это за улица, которая боится грузовиков? Впрочем, не будем её осуждать: не всякая улица, выходящая на пустырь, решится сдвинуться с места. А наша улочка выходит теперь на опушку леса. И это уже неплохо.
ПОЛЬЗА ОТ ТЕЛЕВИЗОРА
(перевод с сербскохорватского)
Один телезритель из Неготина уверяет, что его телевизионная антенна ловит всё, что ни пожелаешь. Недавно она поймала ему утку на обед.
Драган Лукич
ТРИ ПЛЮШЕВЫЕ СКАЗКИ
(перевод с сербскохорватского)
Однажды утром плюшевый мишка проснулся под столом.
— Странно, — пробормотал он, — сегодня небо деревянное.
Плюшевый мишка привстал на цыпочки и дотронулся лапой до стола над головой.
— Не люблю просыпаться под деревянным небом, — проворчал он и снова заснул.
На этот раз плюшевый мишка проснулся под кроватью. Он ткнул лапой в матрац над головой и пробубнил:
— Странно. Теперь небо полотняное. Не люблю просыпаться под полотняным небом.
И он снова заснул. А проснулся плюшевый мишка на коленях у девочки. Девочка сидела на траве под деревом. Поглядел плюшевый мишка вверх и увидел зелёные листья. А сквозь них просвечивало голубое небо.
— Вот это небо мне нравится, — буркнул плюшевый мишка. — Это моё небо.
И он уже не спал весь день. А зачем ему спать, если он нашёл своё небо?
В одном охотничьем домике жило охотничье ружьё. А по соседству с ним, в детской комнате, жил плюшевый мишка. И хоть соседи не были закадычными друзьями, плюшевый мишка частенько захаживал в охотничью комнату навестить ружьё. Они некоторое время болтали о том или о сём. При этом ружьё то и дело громко щёлкало.
— Зря щёлкаешь, — бурчал плюшевый мишка. — Я ведь совсем не настоящий зверь. Вернее, не совсем настоящий.
Однажды охотник после охоты забыл разрядить ружьё. И когда плюшевый мишка появился на пороге охотничьей комнаты и пробурчал: «Привет, ружьё! Если тебе не надоело, пощёлкай немного», ружьё подпрыгнуло на стене, покачалось и громко выстрелило: БУМ!
Плюшевый мишка охнул и кубарем укатился в детскую. Он забился под кровать и прошептал:
— Ружьё чи-чи-чихнуло!
С того дня плюшевый мишка ни ногой в охотничью комнату. Он говорил, что ружьё на охоте промокло, простудилось и чи-чи-чихает, а он не желает заразиться. Не хватало ему ещё чи-чи-чихать!
Каждый вечер перед тем, как совсем стемнеет, плюшевый мишка устраивался около высокой лампы, которая, как цапля, всю жизнь проводила, стоя на одной ноге. Он усаживался под синим колпаком и ждал рождения месяца.
