— Однако… Как можно видеть, Кожаня плоховато протер лезвие, — заметил Зверко. — Весь клинок в кровище.

— Наверное, это уже другая кровь. Кожан дрался еще с кем-то, уже после смерти Сергиоса, — неуверенно произнес Лисей. Он помолчал немного, потом обернул растерянное лицо: — Может быть… убив Сергиоса на лестнице, Кожан снова спустился в камеру, и здесь… Плескун спровоцировал его на самоубийство? Охранник прянул на собственный меч?

— Ага, — кивнул наследник. — А перед этим сам себе ссадил бровь и вырвал половину бороды. Смешно.

— Значит, Кожана успел ударить Сергиос. Еще на лестнице! И вырвать клок волос из бороды. Видишь, у Сергиоса тоже меч в крови! Все-таки была схватка!

— Предлагаю другой вариант, — серьезно сказал наследник. — Итак, Кожан внезапно и подло ударил Сергиоса на лестнице. Но после этого сознание Кожана резко прояснилось. Чары почти развеялись, это бывает. Смерть союзника-грека отрезвила моего мужичка, и он ужаснулся. Кинулся обратно в камеру, чтобы честно захомутать Плескуна обратно. А Плескун-то уже освобожден от кандалов! Ведь глупый Кожаня собственноручно обрубил цепи еще до убийства Сергиоса… И вот, вбегая в камеру, Кожаня… напарывается на удар мечом!

— Каким мечом? — иронично поинтересовался Лисей. — Откуда у Плескуна меч?

— От верблюда! — Зверко блеснул желтым взглядом. — От мертвого Сергиоса. Смотри: после удара бедолага Сергиос скатился вниз по лестнице к самому порогу камеры. Скатился вместе с собственным мечом, который так и остался в ножнах на поясе! Плескун этот меч выхватил — и всадил в Кожана. Понял идею?

— То есть… мертвое тело скатилось под ноги Плескуну раньше, чем Кожан опомнился и спустился по темной лестнице! — выдохнул потрясенный князь. — Плескун встретил Кожана во всеоружии… А потом карлик вложил меч, обагренный кровью Кожана, — обратно в мертвую руку Сергиоса!

Князь сжал кулаки и возбужденно прошелся взад-вперед вдоль стены. Резко обернулся:

— Коварный старик! Неужели так тонко рассчитал алгоритм действий?!

— Одного не пойму, — вздохнул Зверко. — Зачем Плескуну хитрить? Зачем вкладывать меч в руку Сергиоса, как будто это Сергиос убил Кожана? К чему эта инсценировка? Пачкать железки в крови, вкладывать в руки мертвякам… Почему не убежал сразу, не теряя времени?

— Потому что он профессионал, — серьезно сказал князь. — Мастер наваждений. Он просто не умеет иначе. Это страсть, мания…

— Он мудрил не от хорошей жизни. — Зверко мотнул головой. — Плескун что-то скрывал. Почему-то гномик не хочет, чтобы мы знали, как все было на самом деле…

— А все из-за того, что горбуну развязали рот… — поморщился вещий князь. — Напрасно Кожан снял с него повязку. Лучше бы пленник просидел весь день голодным…

Он рассеянно подошел к плошке, по-прежнему стоящей в углу. Пожал плечами:

— М-да… Плескун даже не притронулся. Как только ему развязали рот, он стал говорить! Сразу начал свою атаку…

Наследник Зверко, сидевший на лавке у противоположной стены, нехотя поднял голову:

— Что там такое?

— В смысле?

— Ну, в плошке. Что там?

— Еда.

— Я понимаю. Что именно?

— Какая разница. — Алексиос раздраженно всплеснул руками. — Каша или щи, откуда я знаю. Бурда какая-то…

— Ну так посмотри, — тихо сказал Данила. — Раз уж ты там стоишь…

Высокий князь Лисей Вещий поморщился, нагнулся и взял плошку в руки.

Взял — и замер…

— Что?! — Зверко вскочил на ноги. Лисей не ответил. Так и не разогнувшись, стоит и держит миску с тюремным завтраком.

— По меньшей мере жареные скорпионы. Или драконье сало, — раздраженно пробормотал Зверко, подступая на шаг. — Ну скажи наконец! Что за еда-то?!

Кажется, князь Лисей немного оттаял. Глаза загадочно блеснули.

— Милый Даня… — прошептал он. — Не важно, какая именно еда. Важно, что она… теплая.

— Теплая?! — Наследник прыгнул вперед, выхватил миску, поспешно погрузил пальцы в темноватое месиво… — Точно. Даже остыть не успела.

— Хе-хе, — произнес князь, медленно закладывая руки за спину. — Эту миску не могли принести пять часов назад… Кто-то четвертый был здесь совсем недавно. И принес еду раньше установленного срока!

— Не Плескун, не Сергиос, не Кожаня… — пробормотал Зверко, машинально облизывая жирные пальцы.

Теперь понятно, зачем Плескун хитрил. Он… скрывал от нас Четвертого.

— Точнее — Четвертую, — поправил Зверко с прежней странной улыбкой.

— Не понял?..

— Девка. Подружка твоего катафракта. Князь Лисей прищелкнул пальцами:

— Ну вот. Не обошлось-таки без бабы.

Тупик, снова тупик. Яркие черные брови, носик явно крупноват, быстрые испуганные глазки в густых ресницах. Даже здесь, на Руси, среди доброй тысячи светловолосых женщин юный катафракт Кириллос Мегаллос ухитрился найти себе маленькую, крепкую, широкобедрую и плоскогрудую брюнеточку, похожую на поджарую кошку, обитающую в теплом приморском городе. И правда ведь, на гречанку похожа. На амфору: широкий расплывшийся низ, тесная детская талия, тонкие ручки. Откуда в Залесье такие гены? В десятом-то веке?

— Итак, ты отрицаешь, что приходила сюда вторично?! — в очередной раз спрашивает князь Лисей. И медленно думает: тупик, тупик. Глупышка ни при чем.

Глупышка в ужасе косится на темные каменеющие трупы, дрожит и мямлит нечленораздельное. Ее возлюбленный, измыленный, взбудораженный Кирюша, топчется сзади, пыхтит, роняет вздохи и капли холодного пота:

— Высокий князь… Она была со мной все утро… Она не могла… Такая милая, честная девушка!

— Все, все, хватит, — морщится наследник Зверко. Вяло оборачивается к князю: — Деваха совсем никакая. Пробка. Не думаю, что эта дурища приходила освободить Плескуна. Ты что, не видишь, что они с твоим красавцем Кирюшей все утро ласкались где-нибудь в наспех обустроенном шалашике. До потери пульса Как машинки Зингера.

— Тогда кто? — Вещий Лисей чуть зубами не скрипнул с досады. — Кто принес плошку с едой? Мираж? Фантом? Сам Чурила Пленкович в женском обличье?

Досадливо покосился на подозреваемых:

— Вы еще здесь, дети мои? Ступайте, ступайте. Прирожденные убийцы…

Детки, шалея от ужаса, обламываясь на крутых ступеньках, бросились на выход.

— Итак, метод «шерше ля фам» не сработал, — сказал князь. — Кто же Четвертый? И почему Сергиос впустил его в башню? Может быть, Сварог все-таки запустил какого-нибудь фантома? Моего двойника?

Наследник Зверко молча слушал.

— Четвертый вошел с миской каши. — Лисей запрокинул задумчивое лицо к потолку. — Он не стал убивать Сергиоса сразу, на лестнице. Иначе расплескал бы всю баланду из миски — а этого, как мы видим, не произошло. Убийца спустился в подземелье к Плескуну. Сергиос запер за ним дверь…

— После этого Четвертый бросился на бедного Кожана и замочил матерого бандита с волшебной легкостью, — тихо сказал Зверко. — С одного удара.

— А потом Четвертый разрубил Плескуну цепь… Нет, сначала развязал ему рот…

— Ага. И вот тут-то Плескун посоветовал Четвертому оттащить тело Кожана в дальний угол. Чтобы твой Сергиос его не заметил, выпуская Четвертого из камеры. Кровавые полосы на полу видны от двери?

— Нет.

— Ну вот. Четвертый постучал в дверь камеры. Сергиос спустился со своего поста наверху лестницы. Выпустил Четвертого…

— И уважительно пропустил его вверх по лестнице.

— Точно так. Четвертый поднимался первым. На середине лестницы развернулся и — хоп. Сверху вниз под ключицу. А дальше все просто: отстегнул ключ с пояса Сергиоса. Отпер камеру. Разрубил цепь. Плескун вскочил и потребовал подтащить труп Кожана обратно к порогу — чтобы создать иллюзию схватки охранников. Потом вынул оба меча из ножен убитых охранников и испачкал их в крови. Вложил мечи в руки убитых. И — деру.

— Неувязочка выходит, — помолчав, вздохнул Данила. — Первую тарелку с едой принесла девица, еще утром. Вторую тарелку принес Четвертый. Вопрос: почему на полу только одна тарелка?