– Пострадал – для него означает переломанные ноги и кишки наружу.

– Уж эти мужчины! – сказала Лиззи.

– Ты хочешь, чтобы я позвал доктора Фаруэя? – спросил меня Сэнди.

– Нет, не хочу.

Выслушав мой решительный отказ, он улыбнулся Лиззи.

– Ну, что я говорил?

– Который час? – спросил я.

Сэнди и Лиззи одновременно взглянули на часы.

– Половина четвертого, – ответил Сэнди. – Я звонил в штаб в три двадцать шесть.

Я все еще стоял у машины Сэнди и никак не мог решить, что же мне дороже, моя фирма или мой дом. Неприятности могли не кончиться уже причиненным ущербом. Когда имеешь дело с таким бессмысленным вандализмом, как раздавленные нарциссы, пытаться что-то логически предусмотреть бесполезно. Злобный ум, желание швырять в окна камнями, грабить, уничтожать просто ради процесса – все это естественные свойства необузданной человеческой натуры. Вот цивилизация и общественное сознание – понятия искусственные.

Боковая дверь дома Харва выходила прямо во двор фермы. Мы видели, как он вышел оттуда, в джинсах, на ходу засовывая руки в рукава куртки, явно обеспокоенный.

– Фредди! Сэнди! – Он немного успокоился. – Один из моих ребятишек пошел в туалет и разбудил меня, чтобы сказать, что во дворе полицейская машина. Что случилось? – Он посмотрел на фургоны, мирно стоящие на своих местах, и снова удивленно переспросил:

– Что случилось?

– Какое-то хулиганье ворвалось в мой дом, – объяснил я. – Мы приехали посмотреть, не побывали ли они и тут, но, к счастью, нет.

Харв снова разволновался.

– Я не так давно тут все проверял, – сказал он. – Все было в порядке.

– Когда именно? – спросил я.

– Ну, где-то около десяти.

– Гм, – заметил я, – а часом позже ты случайно не выходил? И ничего не слышал? Он отрицательно покачал головой.

– Вернувшись, я немного посмотрел футбольный матч по видео и лег спать. – Он все никак не мог успокоиться. – А что?

– Я приехал сюда где-то в половине двенадцатого. Ворота были открыты, и по двору кто-то ходил. Думал, это ты.

– Нет, так поздно я не выходил. Ворота закрыл в десять. Все к тому времени уже вернулись, так ведь?

– Спасибо, Харв.

– Но кто же был здесь в полдвенадцатого? – потребовал он ответа.

– В том-то и дело, что не знаю. Вблизи я никого не видел, так что узнать не мог.

– Но если они ничего не сделали... – Харв нахмурился, – то зачем они сюда явились?

Хотелось бы знать ответ на этот вопрос, но я не был готов высказать единственное пришедшее мне на ум предположение. Оно было логичным, пожалуй, даже чересчур логичным для полтергейстовской бессмысленности всего произошедшего в этот вечер.

Сэнди и Лиззи на пару поведали Харву о моем морском купании. Харв пришел в ужас.

– Ты же мог утонуть! – воскликнул он.

– Вполне. Но, как видишь, не утонул. – Я несколько запоздало попросил Харва присмотреть за фермой остаток ночи. – Подремли в своем фургоне, – предложил я, – и звони мне немедленно, если заметишь что-либо необычное.

Заручившись его обещанием так и поступить после того, как он предупредит жену и возьмет что-нибудь горячее и одеяло, мы с Лиззи и Сэнди вернулись домой. Оставив их сокрушаться по поводу жизненных неурядиц над кружками горячего чая, я отправился наверх, решил было принять душ, но вместо этого на минутку прилег, как был, в меховых сапогах и куртке, на диван, почувствовал, как голова пошла кругом, и тут же провалился в глубокий со”.

Проснулся я от того, что Лиззи трясла меня за плечо.

– Фредди! Фредди! Ты в порядке?

– М-м. – Я попытался выбраться из объятий сна. – В чем дело?

– Полицейские приехали.

– Что?

Окончательно проснувшись, я сразу все вспомнил так ясно, что дальше некуда. Я застонал. Чувствовал себя препаршиво. Почему-то припомнил Альфреда, короля Уэссекса, который освободил свою страну от датских завоевателей, несмотря на то что болел половиной болезней, известных в девятом веке. Надо же, какая выносливость! И он еще прекрасно знал латынь.

– Фредди, полицейские хотят с тобой поговорить. У короля Альфреда к тому же был геморрой.

Столько забот, стоит ли удивляться, что он долго не протянул.

– Фредди!

– Скажи, что я приду через пять минут. Она ушла, а я разделся, принял душ, побрился, снова оделся, только во все чистое, аккуратно причесался и, хотя бы внешне, снова стал похож на Фредди Крофта, за душой у которого было несколько вещей, но о них в данный момент думать не хотелось.

В бледном свете зари гостиная выглядела не лучше, как и куча металлолома – еще вчера моя драгоценная машина. Я походил вокруг всего этого вместе с полицейскими, не теми, что вчера приезжали по поводу Джоггера. Эти были старше, опытнее, безразличнее. На них мои невзгоды не произвели никакого впечатления. По-видимому, они считали, что я сам во всем виноват. Я коротко отвечал на их вопросы и не только потому, что не знал ответа, но и потому, что злился.

Нет, я не знаю, кто виновен во всех этих разрушениях.

Нет, и не догадываюсь.

Нет, я не знаю никого в нашем деле, кто бы держал на меня зло.

Уволил ли я водителя? Нет. Один недавно ушел по собственному желанию.

Есть ли у меня враги? Таковых не знаю.

Должны быть, заметили они. У всех есть.

А про себя я подумал, что у меня нет врага, который бы знал, что меня не будет дома в два часа ночи в среду, в день скачек в Челтенгеме. Если только он сам не стукнул меня по голове...

Кто мог так меня ненавидеть? Знал бы, обязательно бы сказал.

Что-нибудь украдено?

Вопрос застал меня врасплох. Столько всего было разбито, что о возможной краже я и не подумал. Могли бы украсть машину Или телевизор, или компьютер, или китайских птиц, или уотерфордовскую вазу, то есть что-то ценное. Пришлось сказать, что я не проверил сейф.

Они вошли со мной в дом, и вид у них был такой, будто они не могли поверить, что я не осмотрел сейф в первую очередь.

– Там совсем немного, – сказал я.

– Денег?

– Да, денег.

– Что значит немного?

– Меньше тысячи, – уточнил я.

Сейф находился в углу, за письменным столом, в металлическом футляре, замаскированном под ящик из полированного дерева. Дверцы ящика оказались в порядке и легко открылись, но наборный замок внутри был изрублен чем-то острым, как и все остальное. Однако он выдержал, но сам механизм заело.