Однажды в его присутствии она вымыла ноги, а затем начала надевать ажурные чулки и делала это слишком долго и слишком откровенно, так что Иванов почувствовал легкое головокружение.

И с этого дня началось.

По воскресеньям лавочник и лавочница всегда уходили в церковь, а дочери просыпались только в одиннадцатом часу и потом долго причесывались и ходили полуодетые.

Младшая, Соня, училась хуже, и к ней пригласили студента-репетитора, который иногда помогал решать задачи и Наде.

Иванов без всякой причины возненавидел этого молодого человека.

Девочки занимались в следующей комнате, и было слышно каждое слово репетитора. Как-то после занятий студент спросил Надю:

— А что делает у вас этот безрукий старик?

— Так, ничего не делает, он какой-то неживой, все читает разную чепуху…

Иванов чуть не задохнулся от злости.

И еще заметил он, что с появлением репетитора Надя стала застенчивее. Два раза вместе со студентом барышни были в театре и, пока они не вернулись, Иванов не мог заснуть. Глухо и тяжело билось его сердце. Лежа в темной комнате, он разговаривал сам с собой и точно раздваивался. Один Иванов спрашивал:

— Что бы с тобой произошло, если бы такая девушка, как Надя, тебя полюбила?

А другой Иванов отвечал:

— Я сделался бы самым счастливым человеком на свете.

Затем первый Иванов спрашивал:

— А что бы ты сделал, если бы Надя умерла?

И второй отвечал:

— Я бы повесился.

Студент начал заниматься с каждой сестрой порознь. Еще через неделю стало ясно, что между Надей и студентом началась любовь. Двое суток Иванов не ел и не спал, а потом, ни с того, ни с сего, сказал хозяевам, что жить у них больше не будет. Дрожащими руками собрал он свои вещи и переехал в город, в гостиницу. Думал, что здесь сердце успокоится, однако ничего хорошего из этого не вышло.

Пошел в порт посоветоваться со стариком-капитаном, Иосифом Иосифовичем, с которым долго плавал. У этого капитана были совсем молодые глаза и странная фамилия — Диего.

Иванов рассказал все, как на исповеди, а закончил так:

— Конечно, это и глупо, и смешно, но, понимаете ли, без нее совсем нет жизни, хоть назад возвращайся!..

Капитан Диего погладил свою желтоватую бороду, затянулся сигарой и ответил:

— Это, батенька, оттого, что вы не любили в свое время, когда были помоложе, и помочь вам трудно. В ваши годы любовь и смерть всегда ходят рядом. Дам я вам адрес одной женщины, если она вас не облегчит, так больше никто и ничего не сделает… Но при этом возьму с вас честное слово, что вы пойдете по этому адресу только в том случае, если будет окончательно невмоготу…

Иванов дал такое слово и вернулся домой чуть успокоенным. Вечером захотелось почитать любимую книгу «Мудрецы Индии». Ее нигде не оказалось. С радостью он вдруг вспомнил, что «Мудрецы Индии» взяла Надя и не возвратила, и теперь есть предлог съездить на прежнюю квартиру.

Сейчас же пошел, побрился и сел в трамвай. Когда подходил к знакомому домику — боялся умереть от разрыва сердца. Отец и мать Нади очень ему обрадовались. Приветливо встретила Иванова и сама Надя, а Соня закричала:

— Я так и знала, что вы опять к нам вернетесь, — сон такой видела.

— А можно, спросить какой? — произнес Иванов.

— Отчего же — можно: я видела, будто вы с Надей венчаетесь…

— Вот ерунда, вот ерунда! — ответила Надя и расхохоталась до слез.

Иванов остался у них обедать. А после обеда сидел в гостиной и рассматривал открытки, среди них увидел совсем новую, на которой были сняты, обнявшись, Надя в форменном платье и Соня в белой блузке. Иванов умильно поглядел на фотографию и сказал:

— Мне бы хотелось иметь такую карточку на память.

К его удивлению, Надя пошла в свою комнату и принесла открытку, затем явился репетитор, и настроение сразу испортилось. Он едва поздоровался со студентом и побежал в переднюю отыскивать свои галоши.

Ночью ему грезилась Надя, а утром было досадно на самого себя. Целую неделю не находил он покоя ни во сне, ни наяву.

За два дня до сочельника он вспомнил, что в бумажнике у него лежит адрес какой-то женщины, которая, по словам старика-капитана, может облегчить его страдания, и вспомнил Иванов, что пойти по этому адресу капитан Диего советовал лишь тогда, когда будет совсем невмоготу. Теперь это было именно так, давил ужас от сознания, что вся жизнь прожита механически, не для себя, и что впереди старость и смерть.

Иванов побрился, оделся как можно чище и пошел разыскивать неизвестную женщину по той записке, которую дал ему старый капитан. Он заранее представлял себе черную лестницу, где-нибудь на третьем дворе, обитую клеенкой дверь, благообразную старушечью физиономию, кота на кресле и засаленные карты.

Но все оказалось иначе. Квартира была в шикарном бельэтаже и на табличке Иванов прочел, что здесь живет княгиня.

Пожилая горничная ничего не спросила, тогда сам Иванов сказал:

— Я от капитана Диего…

— Пожалуйте, — бесстрастно ответила горничная, — помогла снять ему пальто и отворила дверь направо в крохотный кабинетик с мебелью, обитой черным плюшем. Лиловая штора на окне была опущена, и горела электрическая лампа. Дверь бесшумно открылась и вошла горбатая старушка в черном шелковом платье. На руках у нее было множество колец. Иванов вскочил, поздоровался и приложился губами к холодным, сухим пальцам.

— Вас прислал Иосиф Иосифович Диего?

— Да.

— Так, так… Значит, вы очень страдаете?

Иванов молча кивнул головой и, вглядевшись в лицо княгини, заметил, что она похожа на шимпанзе.

Старушка пожевала губами и произнесла:

— Расскажите мне все, как самому себе[27].

Старушка опять пожевала губами и ответила:

— Я все поняла и, может быть, сумею вам помочь; в молодости я пережила нечто подобное. Вы, кажется, меня боитесь? Меня зовут Антонина Иосифовна и в молодости я училась на курсах и была стройна… Скажите, сердце у вас хорошее?

— Сердце? Хорошее…

— Вы бы желали ее увидеть и поговорить с ней?

— Да.

— Это я могу сделать только вечером; вы пожалуйте так, в начале двенадцатого ночи… Видите ли, девушка будет с вами очень откровенна и вы узнаете, на что можете надеяться, но, милый, есть вещи на свете, которых лучше не знать, поэтому прежде, чем прийти снова ко мне, вы хорошенько подумайте. Вот и все…

Княгиня встала с кресла и сделала легкий поклон.

Иванов расшаркался и заторопился. Когда он одевался в передней, верхняя пуговица на пальто оторвалась и упала. Это показалось дурным предзнаменованием. До десяти часов вечера он путался по улицам. К вечеру стало скользко, и два раза Иванов чуть не попал под автомобиль. Сам не заметил, как очутился у подъезда княгини, и, как только снова прикоснулся к кнопке звонка, сердце заработало часто и болезненно. Старушка встретила его с более серьезным лицом и коротко сказала:

— Значит, решили?

— Решил.

— Теперь я должна вас еще предупредить, что этот опыт не всегда безопасен для жизни и поэтому я попрошу вас написать на листочке обычную фразу: «Прошу в моей смерти никого не винить», подпишитесь и поставьте завтрашнее число, хотя я с местной полицией в очень хороших отношениях…

Иванов безропотно все исполнил.

— Жаль, что почерк у вас такой неровный, — задумчиво произнесла княгиня, — встала и плотно заперла дверь; затем она достала из маленького шкапчика блестящую спиртовку и высыпала из бумажки на крохотную сковородочку что-то, похожее на ладан, подошла к Иванову и как-то по-матерински расстегнула своими обезьяньими руками верхнюю пуговку на его сорочке. Старушка потушила электричество и отошла в другой конец комнаты.