Роджу предстояло снова повозиться с отпечатками пальцев, но это дело могло и подождать годик-другой.

В день выборов я был счастливее щенка, забравшегося в шкаф с хозяйскими туфлями. Кончилась моя роль, хотя еще одно выступление за мной оставалось.

Мы уже записали два пятиминутных спича для Имперской линии связи: один, в котором выражалось удовлетворение по поводу нашей победы, и другой, в котором мы также достойно признавали свое поражение.

Моя работа была завершена. Когда последняя запись кончилась, я схватил Пенни в объятия и расцеловал. Особого неудовольствия она не выказала.

И все-таки мне предстояло еще раз выступить в образе Бонфорта — мистер Бонфорт хотел увидеть меня в этой роли, прежде чем я навсегда перестану ее играть. Я не возражал. Теперь, когда напряжение спало, я мог увидеться с ним без всяких опасений.

Исполнение этой роли для его удовольствия можно было рассматривать, как водевиль, разыгранный на полном серьезе. Да и то сказать — серьезность и достоверность — основа всякой настоящей комедии.

Вся наша команда должна была собраться в Верхней гостиной, ибо мистер Бонфорт за все эти долгие недели еще ни разу не видел звездного неба, по которому истосковался. Там мы намеревались ждать результатов голосования, чтобы либо выпить за победу, либо утопить в виски горечь поражения и поклясться в том, что добьемся удачи в следующий раз. Только теперь уже без меня: я был по горло сыт политикой — хлебнул ее вдоволь за первые и последние в моей жизни Национальные выборы.

Я далее не был уверен, что захочу продолжать свою театральную карьеру. Играть ежеминутно на протяжении целых шести недель, это значит участвовать минимум в пятистах представлениях.

А это, знаете ли, весьма утомительно.

Мистера Бонфорта доставили на лифте в инвалидном кресле. Я не показывался, дожидаясь, пока его устроят поудобнее на кушетке — ведь человеку свойственно испытывать неловкость, когда его слабости выставляются напоказ перед незнакомыми людьми. А кроме того, мне хотелось войти с некоторой помпой.

Но меня чуть не выбило из роли! Он был похож на моего отца!

О, конечно, я имею в виду просто отдаленное сходство. Мы с ним больше походили друг на друга, чем каждый в отдельности на моего отца, но сходство было отчетливо. И возраст тот же, так как выглядел он очень старым. Я даже предположить не мог, что он так состарился! Он страшно исхудал и был сед как лунь.

Я отметил про себя, что во время предстоящего отдыха в рейсе должен помочь ему подготовиться к вхождению в его собственный былой образ. Бесспорно, Капек сумеет восстановить прежний вес, ну а если нет, то всегда найдется способ казаться более полным, даже не прибегая к легко обнаруживаемым прокладкам из ваты. Я сам покрашу ему волосы. Обявление о недавно перенесенном инсульте поможет объяснить многие другие изменения в его внешности. В конце концов, эти изменения действительно произошли за считанные недели.

Теперь надлежало постараться за такое же время скрыть их следы, чтобы избегнуть появления новых слухов о подмене.

Все эти практические соображения возникли у меня как бы независимо, где-то в самом укромном уголке мозга. Все мое существо переполняла буря чувств. Как бы тяжело он ни был болен, от него исходила сила — могучая сила интеллекта и физической мощи. Я ощутил то теплое, почти святое чувство, которое охватывает вас при виде гигантской статуи Авраама Линкольна. Я вспомнил еще одну статую, когда увидел его полупарализованного, лежащего на диване, с беспомощными ногами и с левой стороной тела, тщательно укрытой пледом. Он напомнил мне скульптуру раненого льва в Люцерне. Ей было присуще какое-то мощное достоинство — даже в бессилии.

«Гвардия умирает, но не сдается».

Он поднял глаза, когда я вошел, и улыбнулся мягкой, дружеской, понимающей улыбкой, чуть кривой из-за пареза левой стороны, и здоровой рукой поманил меня к себе. Он пожал мне руку с неожиданной силой и тепло сказал:

— Рад, что наконец познакомился с вами.

Его речь была слегка неразборчива, что же касается левой неподвижной стороны лица, то она была скрыта от моих глаз.

— Я счастлив и горд познакомиться с вами, сэр! — Большим усилием воли мне удалось удержаться от подражания невнятности речи — результата пареза.

Он внимательно оглядел меня с головы до ног и усмехнулся.

— А мне кажется, что со мной вы уже встречались неоднократно.

Я в свою очередь посмотрел на него и ответил:

— Я очень старался, сэр.

— Старались? Да вы добились колоссального успеха! Знаете, так странно смотреть на самого себя со стороны.

И тут я с болью в сердце понял, что он эмоционально не ощущает, как страшно изменился за эти дни и считает эти изменения временными последствиями болезни, которым не следует придавать ни малейшего значения.

А он продолжал:

— Не будете ли вы так добры, сэр, показать себя в движении? Я хочу посмотреть, как я… как вы… как мы… словом, мне хочется глянуть, что видят зрители.

Я встал, расправил плечи, прошелся по комнате, поговорил с Пенни (бедняжка переводила глаза с меня на него с совершенно ошеломленным видом), взял бумагу, почесал ключицу, потер подбородок, вынул из-под мышки боевой жезл и немного поиграл им.

Бонфорт смотрел с восхищением. Тогда я добавил «на бис» — стал на середину ковра и выдал отрывок одной из самых сильных его речей, не пытаясь воспроизвести ее дословно, немного варьируя, и кое-где позволяя голосу раскатиться громом, как сделал бы это он сам. Закончил я так: «Раба освободить невозможно. Только он сам может освободить себя. Этого нельзя сделать сверху, как и поработить свободного — его можно лишь убить.»

Наступила странная тишина, затем раздались аплодисменты, причем Бонфорт хлопал здоровой рукой по дивану и кричал: «Браво!».

Это были единственные аплодисменты, полученные за исполнение этой роли, но мне их было достаточно.

Он заставил меня принести стул и сесть с ним рядом. Я увидел взгляд, брошенный им на жезл, и протянул его:

— Он на предохранителе, сэр.

— Я знаю, как им пользоваться. — Он внимательно осмотрел жезл, потом вернул его мне. Я думал, что, может быть, он захочет оставить жезл у себя, но раз этого не произошло, решил отдать его Даку, чтобы тот сам передал его мистеру Бонфорту. Он расспрашивал меня о себе, сказал, что, по-видимому, никогда не видел меня на сцене, но видел моего отца в роли Сирано. С большими усилиями он старался контролировать движение лицевых мышц, и речь его была ясна, хотя слова давались с трудом.

Он спросил, что я собираюсь делать дальше. Я ответил, что пока конкретных планов у меня нет. Он кивнул и сказал:

— Мы подумаем вместе. Найдем вам место — работы у нас много.

Он не упомянул о деньгах, и я горжусь этим до сих пор.

Начали поступать первые итоги голосования. И Бонфорт обратился к стереовизору. Сведения поступали уже сорок восемь часов, поскольку Внешние Территории, а также избиратели, не охваченные округами, голосовали на сутки раньше Земли, да и на Земле избирательный день продолжался с учетом вращения вокруг оси. 30 часов. Сейчас уже передавали итоги по земным континентам.

По данным с Внешних Территорий, полученным еще вчера, мы шли далеко впереди, но Родж объяснил мне, что это ничего не значит — Экспансионисты всегда имеют большинство голосов на других планетах и спутниках. Решающее значение имели голоса миллионов избирателей на Земле, которые никуда не выезжают и даже не помышляют о космосе. Но нам был важен каждый голос и на Внешних Территориях.

Агарийская партия Ганимедов одержала победу в пяти из шести округов. Эта партия была частью Коалиции, и Экспансионистская партия как таковая там кандидатов не выставляла. Ситуация на Венере была сложнее, поскольку там действовало около десятка мелких партий, различающихся столь тонкими подходами к теологическим вопросам, что ни одному землянину их не дано было понять. Тем не менее мы рассчитывали, что большинство голосов туземцев будет отдано нам прямо или косвенно через коалиции, которые создадутся позже, равно как и все голоса живущих там землян. Имперские ограничения, гласившие, что туземцы обязательно должны выбирать людей, которые и будут представлять их в Новой Батавии, Бонфорт поклялся отменить. Это должно было дать ему перевес в голосах на Венере, но трудно сказать, сколько голосов он потеряет при этом на Земле.