Из протокола допроса Радека.

«Радек. Тухачевский имел правительственное задание, для которого не мог найти необходимого материала. Таким материалом располагал только я. Он позвонил мне и спросил, имеется ли у меня этот материал. Я его имел, и Тухачевский послал Путну, с которым работал над заданием, чтобы получить материал от меня. Тухачевский понятия не имел ни о роли Путны, ни о моей преступной роли.

Вышинский. А Путна?

Радек. Он был членом организации, он пришел не по делам организации, но я воспользовался его визитом для нужного разговора.

Вышинский. А Тухачевский?

Радек. Тухачевский никогда не имел отношения к нашим делам… Я заявляю, что я никогда не имел и не мог иметь никаких связей с Тухачевским по линии контрреволюционной деятельности, потому что я знал, что Тухачевский – человек, абсолютно преданный партии и правительству».

Любопытно, с каких же пор демонстративное заявление о непричастности человека к заговору стало означать его скорый арест?

Знаете, есть такой старый анекдот. Едут два еврея на пароходе в Одессу. Когда уже город показался на горизонте, один спрашивает другого: «А вы куда едете?» – «В Одессу». Тот задумался глубоко, а потом и говорит: «Не понимаю. Вы сказали, что едете в Одессу, чтобы я подумал, что вы едете в Одессу, хотя на самом деле вы едете не в Одессу Но вы на самом деле едете в Одессу – зачем же вы врете?»

Логика «политологического анализа», увы…

…Можно сказать, что Сталину повезло. Оставшиеся на свободе заговорщики могли отреагировать на происходящее двумя способами – форсировать выступление или затаиться. К счастью, они выбрали второй вариант. Тухачевский на следствии говорил: «В связи с зиновьевским делом начались аресты участников антисоветского военно-троцкистского заговора. Участники заговора расценивали положение как очень серьезное. Можно было ожидать дальнейших арестов, тем более что Примаков, Путна и Туровский отлично знали многих участников заговора, вплоть до его центра.

Поэтому, собравшись у меня в кабинете и обсудив создавшееся положение, центр принял решение о временном свертывании всякой активной деятельности в целях максимальной маскировки проделанной работы. Решено было прекратить между участниками заговора всякие встречи, не связанные непосредственно со служебной работой».

Совещание это могло иметь место осенью или в декабре 1936 года, поскольку после Нового года они уже не имели возможности собираться «в кабинете» Тухачевского – маршал в конце декабря неожиданно отправляется в отпуск, как оказалось, на целых три месяца.[55] По поводу этого внеочередного отдыха каких только слухов не было и каких только предположений сейчас не строят. Его связывают и с компроматом, полученным из Германии о давних связях с немецкой разведкой, и с начинающейся «опалой», с «конструированием „дела Тухачевского“», и даже с попыткой самоубийства, предпринятой маршалом. Все, впрочем, может быть проще: люди Ежова, раскапывая дела НКВД, нашли, например, старые донесения о «военной партии», поступили еще какие-то показания, и «до выяснения» маршала отправили отдохнуть, пока что не только не арестовывая, но даже не снимая с поста. Собственно, если он ни в чем не замешан, ничего ужасного в этом нет…

Во второй половине января всем, кто хотел увидеться с Тухачевским, сообщалось, что он находится в Сочи на лечении, а до того он лежал в госпитале, хотя всегда отличался завидным здоровьем. Поэтому и не верят в это «лечение», что никогда раньше… А с другой стороны – легко ли полгода жить под взведенным ножом гильотины? В ситуации постоянной угрозы одни ломаются духом, другие духом крепки – но подводит тело…

О его душевном состоянии говорит маленький штрих. Зимой 1937 года он горько сказал одной из сестер: «Как я в детстве просил купить мне скрипку, а папа из-за вечного безденежья не смог сделать этого. Может быть, вышел бы из меня профессиональный скрипач…»

Можно, в конце концов, и не выдержать… Похоже, дело было серьезным, если он не приехал даже на Пленум ЦК, который состоялся в конце февраля – начале марта. Никакая «опала» не могла помешать кандидату в члены ЦК присутствовать на Пленуме, это была его обязанность, тем более в такое время, тем более, Ворошилов должен был делать на нем доклад о положении в армии в связи с прошедшими арестами. Уж коль скоро он это слушать не приехал, значит, и вправду не мог…

23 февраля 1937 года начался Пленум ЦК ВКП(б). На нем Ворошилов впервые заявил о том, что в рядах Красной Армии существует вражеская организация, и подробно рассказал, кто был арестован, какие давал показания. Нарком с радостью и гордостью доложил собравшимся:

«…В армии к настоящему моменту вскрыто пока не так много врагов. Говорю – к счастью, надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного. Так оно и должно быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры; страна выделяет самых здоровых и крепких людей».

У него были основания так говорить. К 23 февраля было арестовано всего шесть «генералов» и два офицера поменьше. Это комкоры Примаков и Путна, комкор Туровский, комдивы Шмидт и Саблин, комбриг Зюк, полковник Карпель и майор Кузьмичев. Кроме того, было арестовано несколько военных, как сказал Ворошилов, докладывая об этом деле на Пленуме ЦК, «рангом и калибром пониже».

Стенограмму выступления Ворошилова опубликовали в 1997 году. Из нее видно, насколько «секретной» была подготовка удара по военным. Никто ее не засекречивал. Нарком открытым текстом говорил: «Совсем не исключено, что и в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем». Но из нее видно и многое другое, причем видно настолько хорошо, что хрущевские времена с их «срыванием покровов» оставили этот документ секретным, и горбачевские времена с их «гласностью» оставили его секретным, и только в 1997 году, когда всем уже было все равно и даже страны под названием СССР уже не существовало, мы получили возможность его прочесть. Посмотрите, как они это видели в феврале 1937-го…

Из стенограммы выступления Ворошилова на Пленуме ЦК ВКП(б).

«Что собой представляют вскрытые НКВД в армии враги, представители фашистских японо-немецких, троцкистских банд? Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимающие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой группы, вскрыты также отдельные, небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных звеньях военного аппарата. Я далек, разумеется, от мысли, что в армии везде и все обстоит благополучно. Нет, совсем не исключено, что и в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем…

…Троцкий еще в 1920–1921 годах, когда он пошел открытым походом на Ленина, на нашу партию, пытался опереться на кадры армии… На этом этапе своей вражьей вылазки против партии и Ленина Троцкий был бит. Но он не сложил оружия, а повел углубленную подрывную работу. И к 1923 году ему удалось – об этом нужно прямо сказать – с помощью своей агентуры добиться немалых успехов в Красной Армии.

В 1923–1924 годах троцкисты имели за собой, как вы помните, об этом помнить следует, почти весь Московский гарнизон. Военная академия почти целиком, школа ВЦИК, артиллерийская школа, а также большинство других частей гарнизона Москвы были тогда за Троцкого».

Ворошилов не зря сказал: «…Как вы помните…». Ведь речь шла, в сущности, о недавних событиях, 10-13-летней давности. В то время училища и академия, кузница офицерских кадров, были почти целиком за Троцкого. И ведь все эти люди никуда не делись, они остались в армии. К 1937 году это поколение командиров дослужилось уже до средних и высших чинов, и, будучи людьми довольно молодыми, они имели хорошие перспективы дальнейшего роста. Среди командного состава до сих пор оставалось немало выдвиженцев Троцкого – тот же Примаков, тот же Тухачевский. Во многом именно поэтому их всех будут «приплетать» к Льву Давидовичу – так удобней. Все, что угодно, лишь бы не признать, что армия готовила переворот сама от себя, что армия ненадежна. После этого можно забыть о дипломатии, о международных соглашениях, которые с таким трудом давались Советскому Союзу, а уж внутри страны это будет такой удар… Вот как раз этого, когда «завтра война», и не хватало!