Это – политика. А сталинские планы «чисток» в армии, проводимые по принципу «надежен» – «ненадежен», «верен» – «неверен», «предан» – «не предан» – это, простите, не политика, это литература…
Кстати, и Молотов, которого Чуев уже в 70-80-е годы все время доставал с этой темой, долго рассуждал о надежности Тухачевского, о том, что он мог быть с «правыми», но потом не выдержал, заявив: «Мы и без Бенеша знали о заговоре. Нам даже была известна дата переворота».
Это очень важно – то, что они знали дату. Это один из ключевых моментов во всем процессе репрессий. Именно поэтому «усиленно» допрашивали комбрига Медведева, со всеми вытекающими из этого последствиями…
…Итак, кольцо вокруг заговорщиков сжимается. Непосредственно их группа пока что затронута мало, есть еще надежда, что удастся проскочить, если арестованные будут сводить все к троцкизму и молчать о тех, кто никогда не был замешан ни в каких оппозициях. Действительно, у самых стойких линия поведения именно такова.
Но 11 марта арестован комкор Гарькавый, командующий Уральским военным округом. Сын Якира вспоминал, что отец, узнав по телефону от наркома об аресте Гарькавого, «опустился в кресло и схватился за голову руками». Гарькавый был братом жены Якира, да, и это очень неприятно, когда родственник оказывается за решеткой – но все же это недостаточная причина для такого жеста, жеста ужаса и отчаяния. Дальше сын вспоминает, что отец тут же уехал в Москву – зачем?
По свидетельству Зюзь-Яковенко (того самого военного атташе в Германии, который рассказывал о «военной партии»), «Гамарник и Левичев ругали Гарькавого за то, что он всех выдает». Осведомители в НКВД у них, надо полагать, еще оставались. Трудно сказать, сколько знал «расколовшийся» комкор, но разоблачение заговора теперь становилось вопросом очень недолгого времени.
Есть не слишком достоверное свидетельство того, что когда начались аресты высшего комсостава, Фельдман бросился к Тухачевскому, и между ними состоялся следующий разговор:
«– Разве ты не видишь, куда идет дело? Он (Сталин. – Авт.) всех нас передушит, как цыплят.
– То, что ты предлагаешь – это государственный переворот, – ответил маршал. – Я на него не пойду».
Тогда Фельдман поехал к Якиру, командующему Киевским военным округом, и вновь получил отказ.
Достоверность этого диалога – на уровне слухов. Но на Военном совете в начале июня упоминалась какая-то мартовская поездка «генералов» в Сочи, где тогда находился Тухачевский, причем по контексту можно понять, что речь шла о совещании. И это совещание могло состояться только по одному поводу: что делать?
Как вы думаете, могли ли они, загнанные в угол, отказаться от активных действий, сидеть и ждать, когда всех переловят поодиночке?
17 марта важная информация пришла из-за границы. Советский полпред в Париже В. П. Потемкин имел беседу с премьер-министром Франции Даладье. Содержание беседы было настолько важным, что посол сообщил о нем в Москву шифротелеграммой. Вот что там говорилось:
«Даладье, пригласивший меня к себе, сообщил следующее: Из якобы серьезного французского источника он недавно узнал о расчетах германских кругов подготовить в СССР государственный переворот при содействии враждебных нынешнему советскому строю элементов из командного состава Красной Армии. После смены режима в СССР Германия заключит с Россией военный союз против Франции. Об этих планах знает будто бы и Муссолини, сочувственно относящийся к такому замыслу, сулящему поражение Франции и возможность расширения владений итальянской империи за счет бывших французских земель. Даладье добавил, что те же сведения о замыслах Германии получены военным министерством из русских эмигрантских кругов, в которых имеются по данному вопросу две позиции. Непримиримые белогвардейцы готовы поддержать германский план, оборонцы же резко высказываются против. Даладье пояснил, что более конкретными сведениями он пока не располагает, но что он считает „долгом дружбы“ передать нам свою информацию, которая, быть может, для нас небесполезна».
28 марта, в страшной спешке, был арестован бывший нарком внутренних дел Ягода. Впрочем, он тоже молчал о военных. Ягода легко признал связь с уже арестованными троцкистами Горбачевым и Путной, с Енукидзе. Что же касается Тухачевского, бывший шеф НКВД определенных показаний не дал, сказав только, что в конце 1933 года Енукидзе ему говорил, что Тухачевский еще не завербован, но «вся военная группа ориентируется на Тухачевского как на будущего руководителя в армии, а может быть, и выше». Эти показания не значили ничего – мало ли кто на кого «ориентируется»?
Тут любопытно другое: слова «а может быть, и выше». Стало быть, они уже тогда знали, что военные не намерены отдавать власть Троцкому! Да ведь и врет Ягода: Тухачевский к тому времени был уже давно завербован. Мог ли шеф НКВД не знать об этом? Едва ли: должны же ему сообщить, кого персонально следует прикрывать… Но о Тухачевском и других надо было молчать все по той же причине – последняя надежда была на то, что, оставаясь на свободе, они успеют с переворотом…
В конце марта Тухачевский приезжает в Москву. Вскоре после его возвращения на квартире Розенгольца состоялось совещание, в котором, кроме хозяина квартиры, приняли участие Тухачевский и Крестинский. Судя по тому, что одним из предметов разговора была предстоящая поездка Тухачевского в Лондон, встреча эта могла состояться не раньше 7 апреля. Разговор шел все о том же: что делать?
Кстати, о поездке. 7 апреля, как уже упоминалось, было принято решение о включении Тухачевского в делегацию, отправлявшуюся в Лондон, на коронацию Георга VI. Карелл считает, что это было сделано, чтобы заставить военных отложить переворот. Но верится в это не очень. С какой стати ради этого они будут его откладывать? Скорее наоборот, ведь военным невыгодна эта поездка: а вдруг у «главного заговорщика» сдадут нервы и он останется за границей? Что они будут делать тогда?
Все же, наверное, следует считать, что 7 апреля Тухачевскому еще доверяли.
Когда в Кремле начали понимать, что это другая организация?
Пожалуй, где-то в промежутке между 10 и 15 апреля. Потому что 15 апреля состоялось первое перемещение.
Впоследствии перемещение на другую должность перед арестом стало своеобразной традицией. Но тогда такой традиции еще не существовало. Все арестовывались на своих рабочих местах – кроме Ягоды. Однако Ягоду убрали из наркомата не по причине близкого ареста, его сняли потому, что он, как тогда думали, не справился со своими обязанностями. А того же Гарькавого арестовали, никуда не переводя. Значит, 11 марта они все еще думали, что имеют дело с троцкистским подпольем.
Почему 15 апреля можно считать своего рода «моментом истины»?
Дело в том, что остатки разгромленного подполья можно арестовывать совершенно спокойно – в тех масштабах, в каких эти остатки оценивались, они были не опасны.
Но ликвидировать таким путем живую группу, отдельный и самостоятельный «заговор генералов» не просто рискованно, а смертельно опасно. Потому что все эти люди вооружены, решительны и, прижатые к стенке, становятся непредсказуемыми. Если командующий округом поймет, что терять ему больше нечего, с него станется поднять войска и пойти на Москву или, например, начать войну, двинуть в Польшу через границу. А если это его округ, в котором у него наверняка есть сотоварищи по заговору, то войска ему подчинятся. Другое дело на новом месте службы, где он еще не успел обрасти связями. Поэтому сначала их надо было переместить, а уж потом арестовывать.
Итак, 15 апреля. Комкор Фельдман, начальник Управления по начальствующему составу РККА, смещен со своего поста и назначен помощником командующего МВО.
21 апреля. Ежов направляет Сталину, Молотову и Ворошилову спецсообщение: «Нами сегодня получены данные от зарубежного источника, заслуживающего полного доверия, о том, что во время поездки тов. Тухачевского на коронационные торжества в Лондон над ним по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт. Для подготовки террористического акта создана группа из 4 чел. (3 немцев и 1 поляка). Источник не исключает, что террористический акт готовится с намерением вызвать международное осложнение. Ввиду того, что мы лишены возможности обеспечить в пути следования и в Лондоне охрану тов. Тухачевского, гарантирующую полную его безопасность, считаю целесообразным поездку тов. Тухачевского в Лондон отменить».
