Некоторые сведения о деятельности подполья в СССР были получены и в эмигрантских кругах в ходе таких дел, как «Трест», «Синдикат» и других. До сих пор неясно, что именно дало толчок делу «Весна», но началось оно в 1930 году и, по некоторым данным, именно на Украине.
Какое-то время дело тлело себе потихоньку, а затем в один и тот же день – 14 августа 1930 года – в Москве и других городах прошли аресты бывших белых генералов и офицеров. То, что большинство арестов состоялось в один день, показывает, что дело было отнюдь не спонтанным, его не «разматывали», начиная с какого-нибудь доноса. Это говорит о долгой предварительной работе ОГПУ, которое отслеживало организацию. Многие из арестованных были реэмигрантами – в частности, например, Ю. Гравицкий, участник Ледяного похода 1918 года, человек, достаточно близкий к лидеру РОВС генералу Кутепову. (Кстати, именно в это время сам генерал был похищен чекистами – весьма интересное совпадение.)
Арестованным вменялись в вину подготовка вооруженного восстания и шпионаж. 31 человек был приговорен к расстрелу – очень много для такой группы! – и все они были на самом деле расстреляны, что для того времени не совсем типично.
Что там могло быть? Это нетрудно угадать, если вспомнить, в какое время все это произошло. 1930 год, самый пик коллективизации, правительство на пределе, у оппозиционеров уже элементарно сдают нервы. Кроме банальной борьбы за власть, все чаще прорезается другой мотив: «правительство гробит страну, его надо остановить»! Именно на этой почве легко могли и неизбежно должны были сойтись даже такие крайности, как «большевики-ленинцы» и бывшие офицеры.
А теперь посмотрим дату. Август 1930 года. Только что закончился XVI съезд партии, на котором был дан очередной бой правой оппозиции. И вдруг, внезапно, в самое горячее время, правительство разъезжается по отпускам, и каким – на два-три месяца. Конечно, они и на отдыхе работали – и все же как-то уж очень это похоже на то, что они не уехали, а удалились из Москвы в безопасное место. И, кстати, для оппозиции вполне естественно в случае поражения на съезде перейти к силовым действиям. А любое восстание в СССР было чревато неизбежной интервенцией.
И вот после этого стало раскручиваться дело «Весна».
Известно, что самые массовые «репрессии» по нему пришлись на Киевский военный округ. По уровню напряженности его можно было в то время сравнить разве что с Дальневосточным: здесь рядом была Польша, там – Япония. Если ждать интервенции, то скорее всего именно тут, на плодородной Украине, и сейчас, когда крестьяне радостно встретят любого, кто избавит их от коллективизации.
Всего в округе по делу «Весна» проходило 343 человека. В киевском гарнизоне арестовали 150 человек, из них обвинительное заключение было составлено на 121 человека. В Киеве вообще было все серьезно. Впрочем, чтобы не быть голословными, лучше процитируем Н. Черушева.
«В чем же обвиняли бывших генералов и офицеров? Какие из существенных обвинений им могли приписать? Конечно же, в первую очередь подготовку восстания сначала в Киеве, а затем и по всей Украине. Характерная деталь, разработанная „стратегами“ из ОГПУ: восстание в Киеве должно было начаться с выступления стрелковых полков 14-го стрелкового корпуса при подходе к городу иноземных войск. В роли участников восстания, по версии ОГПУ, должны были выступать бывшие офицеры, домовладельцы, представители интеллигенции и часть студенчества. Таких „повстанцев“ в Киеве к маю 1931 г. ОГПУ „выявило“ и арестовало 740 чел. Около половины из них „оказались“ бывшими офицерами царской армии…
Руководство таким восстанием в Киеве ОГПУ «возложило» на бывшего генерал-майора В. А. Ольдерогге, главного военного руководителя гражданских киевских вузов. Для удобства руководства Киев был разделен на секторы – «районные контрреволюционные организации» с назначенными руководителями. Всех повстанцев предполагалось вооружить за счет оружия военных кафедр гражданских вузов (это 200–250 винтовок, 5–6 пулеметов и до 100 тысяч патронов к ним). Оружие также должны были выделить полки 45-й и 46-й стрелковых дивизий и в первую очередь 135-й стрелковый полк».
А теперь давайте сравним этот отрывок с другим. Вспомним о восстании, которое готовилось на отошедших к Польше российских территориях в 1924 году, навстречу интервенции Красной Армии. Вот как описывает то, что получилось в результате, Г. Беседовский: «Главная работа… проводилась органами Разведупра, создавшими вдоль польско-советской границы ряд специальных пунктов. Эти пункты… создали на польской Волыни большую боевую организацию, включавшую в свои ряды около десяти тысяч человек. Организация эта была создана по военному образцу: она делилась на полки, батальоны и роты, которые должны были служить кадрами развернутых повстанческих частей после первых успехов восстания…»
Ну и что, скажите, такого уж невозможного в обвинениях по делу «Весна»?
Кстати, Владимир Александрович Ольдерогге – человек очень серьезный, не какой-то там отставной интендант. Его боевой путь начался еще в Русско-японскую войну. В Первую мировую он командовал пехотным полком, бригадой и затем Туркестанской пехотной дивизией. В Гражданскую некоторое время командовал Восточным фронтом, затем был командующим войсками Западно-Сибирского военного округа. Как раз там-то и применялся этот метод «встречных» восстаний, когда город иной раз сам падал в руки подходящих красных частей.
Ольдерогге признался в том, что был руководителем контрреволюционной организации, приговорен к расстрелу и действительно расстрелян, что в то время бывало не так уж часто. Даже приговоренных к высшей мере казнили далеко не всегда. Обычной практикой была замена высшей меры наказания десятью годами заключения, которое, как правило, даже не отбывали полностью. Через несколько лет заключенного освобождали. Если человек действительно был расстрелян, то для этого должны были быть очень серьезные основания.
По сведениям Я. Тинченко, всего в УВО было осуждено 328 командиров и еще почти столько же взято на учет ОГПУ. Из них одни были вскоре уволены из армии по политическому недоверию, другие переведены во внутренние округа, подальше от польской границы.
Прошли аресты бывших офицеров и в других округах. Форменный погром устроили в Военной академии им. Фрунзе, еще в некоторых высших военных учебных заведениях. Правда, смертных приговоров было мало. Обычный срок – пять лет, иногда десять, с почти неизбежным досрочным освобождением. Так в то время часто поступали с ценными специалистами, замешанными в какой-нибудь антигосударственной деятельности. Как правило, одного раза хватало, чтобы навсегда отбить охоту к любой подобной деятельности. (Многие из этих людей, впрочем, были арестованы и расстреляны позднее, во время ежовщины. Но это уже совсем другие «органы» и совсем другая история.)
Дело, как видим, непонятное, смутное. С одной стороны, учитывая обстановку в стране и вокруг нее, что-то подобное неминуемо должно было возникнуть. С другой стороны, почти все оно строилось на агентурных данных и показаниях арестованных, других доказательств практически не было. И если человек ни в чем себя виновным не признавал, то у него были хорошие шансы отбиться от следователей, как отбился А. И. Верховский, бывший военный министр Временного правительства. Был ли он замешан в чем-либо или нет – но он непоколебимо настаивал на своей невиновности и после трех лет следствия был освобожден. С третьей стороны, такие дела – степной простор для разного рода «липачей». С четвертой – тогда в органах ОГПУ еще не били. Об одном из самых упорных подследственных Н. Черушев пишет: «Верховскому грозили неминуемым расстрелом в случае дальнейшего запирательства, обещая всего лишь три-четыре года тюрьмы, если он „разоружится“, то есть признает себя виновным… Следователь Николаев не раз обещал согнуть его в бараний рог и заставить на коленях умолять о пощаде…»
Уж на что не любит ОГПУ Ярослав Тинченко, и тот вынужден признать, что если подследственные держались стойко, то у следователей ничего не выходило. «Затем были арестованы преподаватели „Выстрела“ из бывших белогвардейцев: полковник Б. А. Козерский, подполковник В. К. Головкин, поручик И.В.Медведков. Но и они ничего „интересного“ сообщить следствию не пожелали: пьянки, мол, были, „Боже, царя храни“ иногда пели, лясы точить – тоже было, но чтобы состоять в контрреволюционной организации – ни-ни. Не дал „нужных“ показаний и арестованный 18 февраля 1931 года в прошлом полковник Генштаба и именитый красный командарм С. Д. Харламов, теперь занимавшийся скромной преподавательской работой. Его взяли на основе показаний ряда лиц, что Харламов, мол, бывший помещик и очень богатый человек, а главное – тоже любитель попеть старый русский гимн. Но Харламов вообще ни в чем не признался и в конце концов был приговорен к 3 годам тюрьмы условно, причем сразу же по выходе из тюрьмы восстановлен на всех должностях. В общем, с „Выстрелом“… у ОГПУ не сложилось».
