Как будто весь мир был против них. Но сейчас, в его объятиях, у нее было достаточно сил, чтобы принять вызов.

Син зарычал, оторвавшись от её губ, и уткнулся лицом ей в шею. Он любил запах её кожи и дыхания, любил чувствовать её тело рядом. На этот раз не приходилось сгибаться в три погибели, чтобы поцеловать женщину. Она идеально подходила ему по росту, и её сила поражала его.

— Думаю, у меня появилась зависимость от тебя.

— Ты едва меня знаешь, — улыбнулась Кэт.

— Да, — сказал он с распутной усмешкой, — но некоторые части твоего тела я знаю лучше всех.

— Ты неисправим. — Кэт покраснела.

— Неправда, я просто очень воодушевлен.

Она поцеловала его в щеку и отодвинулась.

— Не могу поверить, что ты так игрив, учитывая, что сейчас происходит.

Син устало вздохнул, запустил руки в свои темные волосы.

— Я пытаюсь отвлечься от чувства вины и сомнений, которые меня гложут. Там, на секунду, это удалось.

Кэт тут же подошла к нему и положила одну руку ему на упругий живот, а другую — на спину. На лице ее было самое страдальческое выражение.

— О, дорогой, прости. Не раздеться ли нам прямо сейчас?

От такого сарказма Син вытаращил глаза.

— Забудь. Все упало на полшестого.

Кэт, смеясь, отошла.

— Полшестого, да? Какое интересное выражение ты придумал. — Она одарила его дьявольской улыбкой. — Возможно, небольшое искусственное дыхание тебе поможет?

Син решил, что ошибался: она определенно была дочерью своей матери. Но мужчину она могла пытать лучше.

— Злюка — так насмехаться надо мной.

— Знаю. Я бы извинилась, но выражение агонии на твоем лице того стоит.

Он поднял руку, чтобы потрогать её волосы. Они были как шелк на его коже. Перебирая их пальцами, он вспомнил, что чувствовал, когда она была на нем.

— Я все еще не могу тебя понять. Почему ты здесь со мной? Помогаешь мне. Это не имеет смысла.

— Может, это твоя замечательная личность тянет меня к тебе, как мотылька на пламя.

— Ты, наверное, имела в виду средство от насекомых, — фыркнул Син.

— Эта самокритичность исходит от бога? — удивилась Кэт.

— Бывшего.

— Даже если так, очень сложно встретить подобное у вашего брата.

Он провел по её щеке костяшками пальцев, наслаждаясь мягкостью кожи.

— У богов нечасто найдешь душу и сердце. А у тебя есть и то, и другое.

Кэт задрожала от его нежного взгляда. Тепло распространялось по телу от ощущения его руки на лице. Он был восхитителен.

— Говорю в десятый раз — я не богиня.

— Да…но тогда твоя мать не опасалась бы, как бы другие боги не узнали, что она спит с твоим отцом.

Возможно, он был прав, но Кэт не понимала, что такое упоение властью. Политика пантеона утомила её целую вечность назад. Она на самом деле не хотела быть частью этого. Она только хотела…

Если честно, Кэт не знала, чего. Она провела большую часть жизни, исполняя капризы матери. Кэт не была рождена для мира, где мечты и стремления оборачивались чем-то хорошим. Обычно, все заканчивалось чьим-то окончательным унижением или полным опустошением.

Главной целью в ее жизни было избежать и того, и другого. На самом деле она даже не помышляла о том, чтобы когда-нибудь познать мужчину. Теперь это казалось непостижимым. Но она жила вслепую, не думая о будущем. Мир, её мир, просто существовал. Син изменил его.

В первый раз она чего-то захотела, и это ужасно пугало её, потому что она знала — Син никогда не захочет остаться с ней так. Осесть и завести семью — это не для него. Он был воином, который не желал иметь ничего общего с пантеоном её матери, и хотя Кэт не была богиней в пантеоне, она все равно являлась его частью.

Попытка изменить ситуацию приведет только к унижению. В этом она была уверена.

— И каким же ты был богом? — спросила она, пытаясь представить его столетия назад. Вряд ли он разбирался в политике лучше нее.

— Как и другие, думаю, — пожал плечами Син.

В это Кэт не могла поверить.

— Нет, не думаю, что когда-нибудь ты был, как они. Из того видения я поняла, что ты никогда не обманывал жену, хотя она изменяла тебе. Почему?

На его лицо легла тень, скрывающая все мысли и эмоции. Кэт не чувствовала ничего, кроме пустоты.

— Я пришел к Артемиде, намереваясь изменить жене.

Кэт отвела взгляд, вызывая видение его прошлого. Он лгал.

— Нет, ты этого не сделал.

— Как ты можешь знать?

Не желая, чтобы Син узнал, что она сделала, она встретила его взгляд.

— Не думаю, что ты был верен ей все время, а потом забыл об этом из мимолетной прихоти. Ты пришел к Артемиде по другой причине.

Лицо Сина потемнело от ярости, и он отошел он нее.

— Син?

Ошибки не было: когда он посмотрел на неё, в его глазах полыхал гнев.

— Что?

Умный человек, желающий остаться в живых, сменил бы тему, но Кэт была очень предрасположена к самоубийству.

— Почему ты был на Олимпе?

Его глаза были пусты.

— Ты действительно хочешь знать правду?

— Иначе я бы не спросила.

Син подошел к бару и налил двойную порцию виски — создавалось впечатление, что это его обычный ответ стрессу.

Он опрокинул выпивку одним глотком и сморщился, потом сердито посмотрел на Кэт и ответил:

— Я был одинок. — У неё перехватило дыхание от боли на его лице. — Я не спал с кем попало по одной простой причине: я был запятнан. Наполовину человек, наполовину бог — для меня нигде не было места, и шумерские боги не преминули на это указать. Нингал, моя жена, покинула нашу постель столетия назад. Она вышла за меня только потому, что я был экзотикой, непохожим на других. Но как только остальные ополчились на неё за связь с нечистокровным, она больше не пускала меня в свою постель. В конце концов, какие дети могут родиться от нечистокровного бога?

Он сжал зубы, как будто боль была непереносима, и снова заговорил:

— Я думал, что со мной что-то не то. Что это за бог плодородия, который не распутничает? Бог плодородия, чья жена не бывает в его постели? Но я не хотел быть, как мой отец, и домогаться смертных женщин, которые не могли мне противостоять. Так использовать людей нельзя. К тому же я знаю, сколько боли причинила матери неуемная похоть отца. Артемида появилась однажды, когда я катался верхом в Уре. Ее окружали олени, она казалась такой умиротворенной и — только не смейся — милой. Я никогда не видел женщины красивее, поэтому остановился поговорить с ней, и вот мы уже смеялись. Мы сразу же подружились.

Все это было понятно Кэт. Они оба были богами луны. Вероятно, у них было много общего.

— Что заставило тебя прийти к ней на Олимп в ту ночь? На самом деле?

Син отвел глаза.

— Ярость. Нингал оскорбила меня, а я устал от того, что надо мной смеются. Я был сильным богом, но не самым сильным в своем пантеоне. Я знал, что нет способа вступить с ними в схватку и победить. Они бы объединились против меня. Тогда я пошел к Артемиде, чтобы она помогла мне ослабить мой пантеон. Я думал, что если она правда любит меня, как говорила, то мы сможем объединить свои силы против них.

Он горько рассмеялся.

— Будь осторожна в своих желаниях, они могут исполниться. Я хотел уничтожить их за то, что они сделали со мной, и это исполнилось. Просто я не предвидел, что меня низвергнут вместе с ними.

Чувство вины раздирало Кэт изнутри, когда она слышала агонию в его голосе, видела отвращение к себе в его взгляде. Она не хотела причинить боль ему или кому-то еще.

— Артемида неспособна дать то, что ты ищешь.

— Спасибо, — усмехнулся Син. — Но открою тебе секрет: я узнал это три тысячи лет назад, когда она связала меня и опустошила насухо.

Желая успокоить его, Кэт подошла и взяла его за руку, а Син налил себе еще бокал.

— Ты ведь понимаешь, что ты только что сделал, правда?

— Оскорбил твои умственные способности?

— Нет. — Она взяла его руку в свои. — Ты открылся мне. Доверился мне.

Син замер в молчании, как только понял, что она права. Он рассказал ей вещи, которые никому другому не рассказывал. Но с ней так легко разговаривать. В отличие от других она не судила его за прошлое и ошибки.