На шестой день океан умерил ярость, и корабль лёг на новый курс. На верёвках, натянутых между мачтами, сохла одежда и постельное бельё, придавая палубе вид неряшливый и оттого до странности уютный. Капитан брига, пожилой флегматичный чилиец, пришёл к Шарпу с разговором:

— Возможно, джентльменов заинтересует то, что нас сильно отнесло к востоку, и мы находимся неподалёку от Святой Елены. Необходимости заглядывать туда нет: припасов у нас довольно, воды тоже. Однако, если джентльмены желают навестить сосланного императора, это можно устроить.

Капитан хитрил. Он явно хотел попасть на остров, чтобы поглазеть на знаменитого «корсиканского людоеда». Шарпа тоже разбирало любопытство, хотя и несколько иного рода: ему не терпелось выяснить, что получилось из затеи Кокрейна.

Стрелок опасался, что дон Блаз будет возражать, но испанец неожиданно легко согласился:

— В морских путешествиях хуже всего — неизвестность. — объяснил он, — Вы болтаетесь в океане, а мир не стоит на месте. Что там у Кокрейна? Может, он потерпел неудачу? Не устаю молить об этом Господа.

— До сих пор ему везло. — заметил Шарп.

— Может, просто никто не взывал к Создателю так истово, как взываю к нему я последние несколько недель?

Через три дня судно вошло в гавань Джеймстауна. Пекло немилосердно. Капитан с Шарпом, Харпером, Виваром погрузились в баркас и поплыли к нагромождению домишек, пышно именуемому «городом», что случайно завалилось в щель меж двумя подпирающими небеса скальными массивами. Перекладины семафора на крыше станции у начала дороги бессильно обвисли.

На берегу гостей ожидал юный лейтенант, тот самый, что почтительно приветствовал Шарпа в его первый приезд на остров.

— Подполковник Шарп, это вы? — чувствовалось, что парень искренне рад видеть стрелка снова.

— Я.

Шарп мучительно пытался вспомнить, как звать паренька, но безуспешно. Наполеон, тот никогда не забывал имён солдат и офицеров. Скоро его ветераны начнут прибывать в Чили, и отличная память Наполеону пригодится. Шарп сдался и пристыжено сознался мальчишке:

— Простите, не могу припомнить вашей фамилии.

— Лейтенант Роланд Хардакр, сэр. То же имя носил мой отец.

— Точно, спасибо. С мистером Харпером вы знакомы. А это генерал Вивар, испанская армия.

— Сэр! — Харпер щёлкнул каблуками.

— Мы прибыли сюда, лейтенант, — торжественно начал Вивар, — выяснить, что произошло, когда здесь объявился «О’Хиггинс».

— «О’Хиггинс»? — недоумённо нахмурился лейтенант, затем складка на переносице разгладилась, — А-а, первый чилийский корабль? Он был здесь месяц назад… Что произошло? Да ничего примечательного, сэр. Они взяли припасы и поплыли себе с Богом. Честно говоря, сэр, мы и по сей день гадаем, каким ветром их сюда занесло. В этой части света как будто чилийских интересов нет.

Облегчение тёплой волной охватило Шарпа. Ничего примечательного.

— Так Бонапарт в Лонгвуде? — уточнил стрелок.

Лейтенант замялся:

— А вы не слышали, сэр?

— Не слышали о чём?

— Император почил в Бозе, сэр. В прошлом месяце. Похоронили в холмах рядом с усадьбой. Если хотите проведать могилу, мы найдём вам пару мулов. Хотя смотреть там особо не на что. Посетители предпочитают обычно навестить Лонгвуд и разжиться чем-нибудь на память.

Шарп молчал. Он не верил своим ушам. Неужели правда? Наполеон мёртв. Стрелок тронул медальон с прядью императорских волос.

Харпер перекрестился. Вивар, чьи молитвы достигли небес, тоже:

— Как он умер, лейтенант?

— Врачи сказали: рак, сэр.

— Звучит болезненно. — Вивар устремил взгляд на холмы, где клубился туман, — Бедняга. Умереть вдали от дома.

— Так вы желаете посетить могилу? — осведомился Хардакр.

— Я — да. — вызвался Вивар.

— И я. — сказал ирландец.

— Без меня. — отказался Шарп, — Без меня.

Вивар, Харпер и капитан-чилиец взгромоздились на мулов и отправились к последнему пристанищу Наполеона Бонапарта. Шарп остался на пристани. Прохладный ветерок приятно холодил лицо. Император умер, и война умерла вместе с ним. В душе Шарпа впервые за долгое время царил полный покой. Нет, конечно, будут ещё войны; будут грохотать пушки, будут клацать скрещивающиеся клинки, но это будут другие войны, и драться в них будут другие солдаты. Не Шарп. Император мёртв, и Шарп может вернуться к Люсиль, в тепло и уют родного дома.

Навсегда.

Томас, лорд Кокрейн, десятый граф Дандональд — своеобразная и неоднозначная личность; талантливейший морской командир, сделавший головокружительную карьеру в Королевском флоте; радикальный политик, избранный в парламент. Обвинённый в 1814 году в биржевом мошенничестве[17], адмирал был лишён всех регалий, изгнан с флота и из Палаты общин. Есть основания предполагать, что обвинение против Кокрейна было сфабриковано, и он мог оправдаться, действуя обдуманно и хладнокровно, но Кокрейн был неспособен действовать обдуманно и хладнокровно, особенно, когда на него ополчались ненавистные законники. Его осудили и упрятали в тюрьму. Он оттуда сбежал (А как же!). После серии сумасшедших приключений Кокрейн встал во главе флота Чилийской республики, воюющей за независимость от Испании. С Бернардо О’Хиггинсом он, в конце концов, рассорился, но не раньше, чем окончательно выжил испанцев с тихоокеанского побережья Южной Америки, обеспечив самостоятельность Перу и Чили. Вероятно, самой впечатляющей из одержанных им побед является взятие Вальдивии, изображённое в романе с максимально возможной для художественного произведения достоверностью.

После Чили Кокрейн послужил и бразильцам, избавлявшимся от власти Португалии, и грекам против турок. Родина вернула герою своё расположение, в 1830-х годах он был восстановлен во флоте. Крымская война принесла восьмидесятилетнему Кокрейну последнее разочарование: вопреки его ожиданиям адмирала не назначили командующим флотом. «Кокрейн» Дональда Томаса (Лондон, 1978) — наиболее читабельная биография этого необычного человека. Ей я обязан описанием зловещей церемонии исключения из рядов Ордена Бани.

У Дональда Томаса я также почерпнул рассказ о том, как Кокрейн задумал сделать Наполеона императором Южной Америки. После взятия Вальдивии адмирал послал корабль похитить Бонапарта со Святой Елены, но подполковник Чарльз застал Наполеона на смертном одре. Что ждало человечество, если бы корсиканец не умер, остаётся одной из самых волнующих загадок истории.

«Увы» или «Слава Богу», но Бонапарт умер, вероятно, отравленный французскими роялистами[18], боявшимися его возвращения на французский престол. В 1840 году его прах был перевезен в Париж и перезахоронен в Доме Инвалидов. Шарп и Харпер благополучно вернулись под родной кров, один — в Нормандию, другой — в Дублин, и прожили, насколько мне известно, долгую и счастливую жизнь.

Перевёл Владис. Танкевич

Июнь 2012 — август 2012 года