— А теперь, дорогая, не хотите ли принять чудесную горячую ванну? Она поможет вам прийти в себя после долгой дороги, — предложила миссис Дэнфилд, заботливо снимая с плеч девушки плащ и вешая его в величественный гардероб с бесчисленными дверками и выдвижными ящиками для всевозможных дамских вещей и вещиц.

— Ваша горничная, вероятно, приедет попозже? — поинтересовалась домоправительница, удивляясь странным привычкам леди Тривейн, которая пустилась в дальний путь без служанки, имея лишь небольшую плетеную корзинку.

— У меня нет горничной, миссис Дэнфилд, — храбро ответила Элисия, ожидая, что домоправительница ужаснется, и была удивлена, когда та удовлетворенно кивнула.

— Ну и хорошо, потому что у меня здесь есть много сообразительных девушек, которые смогут стать хорошими служанками вашей светлости. Они гораздо лучше этих лондонских пустышек. — И она презрительно вздернула подбородок. — Те сбегут, не успеете оглянуться, без всякого предупреждения… Так что не волнуйтесь, мы вам подыщем самую лучшую. А ваша одежда? — Она с сомнением посмотрела на корзинку Элисии и ее убогое, поношенное платье. — Она наверное, следует в отдельном экипаже?

— Нет, все мои пожитки перед вами, — негромко ответила Элисия, гордо подняв голову. — Я сирота. Но по крайней мере никто не сможет упрекнуть лорда Тривейна, что он женился на мне из-за моего состояния. Совсем наоборот, скорее меня назовут искательницей богатства.

— Ну-ну, никто в здравом уме не поверит в это, видя вашу красоту и ваши повадки истинной леди. Да любой, глянув на вас, поймет, почему лорд Алекс на вас женился! — отвечала Дэни с материнской улыбкой, и сердце старушки преисполнилось сочувствия к этой отважной юной девушке, так гордо стоявшей перед ней. — Не забивайте этой чепухой свою хорошенькую головку.

— Благодарю, миссис Дэнфилд, — смиренно сказала Элисия с полными слез глазами от первых добрых слов за все последние годы.

— И зовите меня Дэни, как лорд Алекс. Не надо никаких этих миссис Дэнфилд. — Экономка нерешительно помолчала. — Мне будет это очень приятно, ваша светлость.

— Еще раз спасибо, Дэни. Я почту это за честь. — И робко прибавила: — Если можно, зовите меня Элисия.

Дэни вспыхнула от удовольствия при таком комплименте и поспешила к двери. На пороге она обернулась и, тряхнув серебряной головой, сказала:

— Просто не знаю, как ему удается раз за разом выигрывать лучший приз. Хоть я и люблю лорда Алекса, но, по-моему, он добыл себе жену, которая слишком для него хороша. Вы будете ангелом в пару этому демону. Господь спаси и сохрани нас. — Закончив пророческим тоном свою тираду, она удалилась, чтобы вернуться к своим хлопотам.

Улыбнувшись нежданной похвале, Элисия обошла свою комнату, разглядывая каждый уголок. Она так волновалась, боясь входить в огромный дом лорда Тривейна со всеми домочадцами, представляя себе их нежелание принять незваную новую хозяйку, их возможную неприязнь, и внезапно обрела друга. Она не сомневалась в честности и доброте Дэни. У Элисии словно гора свалилась с плеч.

Девушка оглядела еще раз свою красную с золотом комнату. Здесь не было и следа черного. Около стены стоял золоченый туалетный столик, перед окном с темно-красными гардинами находился золотистый диван с атласными подушками и спинкой в форме раковины. Письменный стол на тонких гнутых ножках и несколько изящных стульев и восьмиугольных столиков красного дерева дополняли убранство. Великолепный камин белого мрамора был украшен золотой инкрустацией.

Дверь в боковой стене была полуоткрыта. Элисия отворила ее пошире и увидела спальню, но убранную в золотых и черных тонах, поистине мужскую. Глаза ее скользнули по длинным золотым занавесям, широкой кровати с балдахином на четырех витых столбах, черному лаковому комоду, огромному черному с золотыми цветами ковру на полу. Он был почти полным двойником ее ковра, только в ее будуаре узор был красно-золотым. Египетская софа, обитая черной кожей, располагалась перед камином черного мрамора с золотыми прожилками. В открытых дверцах шкафа Элисия увидела ряды бархатных и атласных сюртуков и камзолов, а также многоярусный плащ, в котором лорд Тривейн путешествовал. Она быстро закрыла соединяющую спальни дверь, обратив внимание на то, что в ней нет замка.

Тем временем у нее перед камином таинственно появилась вычурная ванна, которую старательно наполняли, таская ведра с горячей водой, две молоденькие служанки. Они робко поглядывали на Элисию. Закончив, они удалились, и Элисия с блаженным вздохом погрузилась в воду. Она наслаждалась запахом душистого французского мыла. Вытянув вверх стройную ногу, она намылила бедро, а затем, набрав пригоршни воды, стала обливать себя так, чтобы струйки сливались водопадом по всей длине ноги, унося с собой веселую пену. Усевшись в воде и намылив плечи и грудь, она вдруг почувствовала ароматный дымок сигары, тот самый запах, который исходил от лорда Тривейна в карете. Ноздри ее нервно затрепетали, она испуганно обернулась и увидела, что общая дверь закрылась. Сколько времени он так стоял, молча наблюдая за ее купанием? Элисия была растеряна и смущена. Быстро поднявшись из ванны, она завернулась в согретое полотенце и стала энергично вытираться. Затем она облачилась в ночную рубашку с кружевами, которую приготовила ей Дэни. Тончайшее полотно было мягким на ощупь и нежно льнуло к коже. Элисию обуяло женское любопытство: кому принадлежала эта роскошная вещь?

При звуке шагов девушка юркнула в постель, но тут отворилась главная дверь в спальню, и вошла Дэни с подносом, на котором стояли маленький чайничек чая и тарелка с тонкими ломтиками намазанного маслом хлеба и крохотным воздушным печеньем. Облегченно вздохнув, Элисия начала было выбираться из-под одеяла, но Дэни бесцеремонно велела ей оставаться в постели.

— Чашка чаю — вот что вам нужно для сладкого сна. Так что оставайтесь в своей теплой постельке, — говорила заботливая нянюшка, ставя поднос на колени к Элисии и окидывая ее одобрительным взглядом.

— Какая прелестная рубашка, Дэни, — отозвалась Элисия, отхлебывая чай и с удовольствием убеждаясь, что рома в нем нет. — Надеюсь, я никому не доставила неудобств тем, что воспользовалась ею?

— Да, и вы прелестно в ней смотритесь. Нет, никого вы этим не потревожите, она принадлежала матери лорда Алекса. Госпожа любила красивые вещи, — ответила Дэни, принимаясь распаковывать корзинку Элисии. Первой она достала тщательно завернутую куклу, осторожно развернула ее и посадила на маленький столик у постели.

— Господи, да это самая красивая фарфоровая куколка, которую я видела в жизни! — восхищенно воскликнула старушка, заботливо расправляя складочки на ее пышной длинной юбочке.

— Мне подарил ее отец, когда я была совсем маленькой, но я всегда берегла ее. Даже когда пачкала руки, старалась ее не брать. Наверное, уже тогда понимала, что она станет драгоценной памятью и я всегда буду ее хранить. А это принадлежало моей матери до самой смерти, — сказала Элисия, когда Дэни вынула и поместила на туалетный столик серебряную головную щетку и гребень. Они как нельзя лучше подошли к изящному туалету.

— Немного у вас осталось вещей, которые напоминали бы о родителях. Да, дорогая? — спросила Дэни. Добрые глаза ее светились жалостью.

— Да, вещей немного, но у меня остались мои воспоминания, Дэни, и они мне дороги. Их никто не сумеет отнять у меня, как сделали с другими материальными вещами: домом, конюшнями… моим жеребцом… да со всем… Все пришлось продать. Моя старая няня сохраняет для меня небольшой сундук с некоторыми отцовскими вещами и кое-какими семейными реликвиями. Они уцелели, потому что за них не выручили бы много денег при продаже. Они должны были перейти к моему брату Айану, но он пропал без вести в Средиземном море в сражении с Наполеоном. Я получила извещение об этом из морского департамента на другой день после смерти родителей. — Элисия отвела взгляд в сторону и закусила губу, чтобы не расплакаться.

— О, моя бедняжка! — ласково воскликнула Дэни, по-матерински обнимая девушку. — Сколько горя вам пришлось пережить! Но больше вам не о чем беспокоиться. Вы теперь дома, и Дэни позаботится о вас. Забудьте о грустном и вспоминайте только о счастливых временах, которые были в семье и с родными. Постарайтесь представить себе, что они просто уехали куда-то погостить и скоро вернутся домой.