— Они говорят, что эта вода — моя, — мрачно сказал Пауль.

Отчего-то это вдруг насторожило Джессику.

— Вода поединка принадлежит победителю, — объяснила Чани. — Это потому, что приходится биться без дистикомбов и полагается возместить победителю потерю воды.

— Не нужна мне его вода, — пробормотал Пауль. Ему казалось, что он — часть множества картин, одновременно мерцающих перед его внутренним взором… даже голова кружилась от их мелькания. Он не знал еще точно, что будет делать, но в одном был уверенной не хочет воды, выпаренной из тела Джамиса!

— Но это же… вода, — растерянно проговорила Чани.

Джессика поразилась тому, как она произнесла это слово — вода. Как много смысла вкладывала она в него! Вспомнилась одна из аксиом Бене Гессерит: «Способность к выживанию есть умение выплыть в незнакомой воде». И она подумала: «Пауль и я — мы обязаны научиться находить в этих незнакомых водах глубины и течения… если мы, конечно, намерены выжить».

— Ты примешь эту воду, — сказала Джессика.

Она уже говорила как-то таким тоном: был случай, она вот так же велела Лето принять крупную сумму, которую ему предложили за помощь в довольно сомнительном предприятии. Потому что деньги должны были послужить укреплению власти Атрейдесов.

На Арракисе деньгами была вода; она была здесь дороже любых сокровищ. Это-то она поняла!

Пауль промолчал. Он понял, что сделает так, как велит мать. И не потому, что она приказала; нет, сам ее тон заставил его передумать. Отказаться от этой воды значило бы нарушить обычаи фрименов.

Паулю вспомнились слова из Четыреста семьдесят шестой Калимы Экуменической Библии, подаренной Юйэ.

— «Из вод положено начало всякой жизни», — процитировал он.

Джессика изумленно взглянула на сына. «Откуда ему известна эта цитата? — спросила она себя. — Он же не изучал таинства…»

— Да, так сказано, — кивнула Чани. — Джудихар мантене: написано в Шах-нама, что вода была первым из сотворенного.

Отчего-то (она не могла понять, отчего именно, и это беспокоило ее сильнее, чем само ощущение) Джессика вздрогнула.

Она отвернулась, чтобы скрыть смятение — как раз вовремя, чтобы увидеть момент заката. Уходящее за горизонт солнце расплескало по небу буйные краски.

— Время настало!

Это раскатился по пещере могучий голос Стилгара.

— Сражено оружие Джамиса; и Джамиса призвал Он, Шаи-Хулуд, Который установил фазы для лун, что день ото дня худеют и становятся наконец подобны поникшим и иссохшим побегам. — Голос Стилгара стал тише. — Так было и с Джамисом.

В пещере воцарилось молчание.

В темной глубине ее Джессика видела Стилгара, двигавшегося там серой призрачной тенью. Она снова посмотрела наружу — на котловину опускалась ночная прохлада.

— Пусть подойдут друзья Джамиса.

За спиной Джессики прошло движение — фримены закрыли вход занавесью. В глубине пещеры загорелся под сводом одинокий плавающий светильник. Его тускло-желтое сияние высветило движущиеся фигуры; слышался шелест длинных одежд.

Чани шагнула к свету, словно он притягивал ее.

Джессика склонилась к уху Пауля и прошептала, пользуясь семейным кодовым языком:

— Следи за ними и делай всё, как они. Похоже, это будет простая церемония умиротворения тени Джамиса.

Это будет нечто гораздо большее, подумал Пауль. В глубине сознания он ощутил какое-то тягостное, щемящее чувство… — словно он пытался ухватить, остановить что-то ускользающее от него.

Чани скользящим движением вернулась к Джессике, взяла ее за руку:

— Пойдем, сайядина: нам должно сидеть отдельно. Пауль проводил их взглядом и остался один. Он чувствовал себя брошенным.

Тут к нему подошел фримен, вешавший занавесь.

— Идем, Усул.

Пауль безропотно пошел за ним. Сейчас же его втолкнули в собравшийся вокруг Стилгара круг. Стилгар стоял под светильником подле покрытой плащом угловатой груды, лежащей на каменном полу.

По знаку Стилгара фримены опустились на пол, > шурша одеяниями. Пауль тоже присел, разглядывая Стилгара: плавающая лампа над головой превращала глаза вождя в пару черных провалов и ярко высвечивала зеленый платок на его шее. Затем внимание Пауля переключилось на груду покрытых плащом предметов у ног Стилгара. Среди прочего там угадывался гриф балисета.

— Дух покидает воды тела, когда встает Первая луна, — нараспев начал Стилгар. — Ибо так сказано. Когда этой ночью увидим мы Первую луну — кого призовет она?

— Джамиса, — ответил хор голосов.

Стилгар повернулся кругом, оглядел лица собравшихся.

— Я был другом Джамису, — объявил он. — Когда у Дыры-в-Скале на нас коршуном падал топтер, Джамис успел втянуть меня в укрытие.

Он склонился над грудой вещей и поднял плащ:

— Беру этот плащ как друг Джамиса и по праву вождя.

Он набросил плащ на плечи и выпрямился. Теперь Пауль видел, что было сложено под плащом: лоснящийся серый дистикомб, помятая фляга-литрак, платок, на котором лежала небольшая книжечка, рукоять криса без клинка, пустые ножны, сложенный рюкзак, паракомпас, дистранс, манок, груда металлических крючьев с кулак величиной, кучка чего-то, напоминавшего камешки, завернутые в кусок ткани, пучок перьев… и балисет, пристроенный возле рюкзака.

Значит, Джамис играл на балисете, мелькнуло в голове у Пауля. Инструмент напомнил ему о Гурни Халлеке… и обо всем, что ушло, погибло, исчезло навсегда. Пауль вспомнил свои видения и понял, что на некоторых вероятностных линиях он мог еще встретиться с Халлеком, но таких было мало, и они лежали как бы в тени. Это смутило его и озадачило; фактор неопределенности делал сам факт пророчества чрезвычайно странным. Как это следует понимать? Может быть, нечто, что я сделаю… нечто, что, возможно, сделаю, погубит Халлека?.. Или, наоборот, вернет его к жизни?.. Или…

У Пауля перехватило дыхание, он потряс головой, приходя в себя.

Стилгар вновь склонился над грудой.

— Это — женщине Джамиса и часовым, — объявил он. Камешки и книга исчезли в складках его бурнуса.

— Право вождя, — нараспев откликнулись фримены.

— Знак, представляющий кофейный прибор Джамиса, — сказал Стилгар, демонстрируя тонкий диск зеленого металла. — В ознаменование того, что по возвращении в сиетч этот прибор с соблюдением должных церемоний перейдет к Усулу.

— Право вождя, — отозвался хор.

Наконец, Стилгар взял рукоять криса и, выпрямившись, поднял ее над головой.

— Для Погребальной равнины, — произнес он.

— Для Погребальной равнины, — повторил хор. Джессика, сидевшая напротив Пауля, кивнула: она узнала древний источник, из которого брал начало обряд, и подумала: «Граница между невежеством и знанием, дикостью и культурой — воистину она начинается с того, насколько достойно мы обращаемся со своими мертвыми… — Она взглянула на Пауля. — Поймет ли он это? Сообразит ли, что делать?..»

— Мы все здесь друзья Джамиса, — сказал Стилгар. — И мы не воем над нашими мертвыми, как стая гарваргов.[7]

Встал седобородый фримен, сидевший по левую руку от Пауля.

— Я был другом Джамиса, — сказал он. Затем подошел к груде вещей и взял дистранс. — Когда в осаде при Двух Птицах у нас вышла почти вся вода, Джамис разделил со мной свою воду. — Сказав это, седобородый вернулся на свое место в круге.

«Неужели и я должен буду объявить себя другом Джамиса и взять что-то из его вещей? — подумал Пауль. Он увидел, как лица окружающих повернулись на миг к нему — и снова обратились к центру круга. — Да, они именно этого и ждут!..» Встал другой фримен — этот сидел напротив Пауля, — подошел к груде вещей, взял паракомпас.

— Я был другом Джамису, — сказал он. — Когда у Излучины Обрыва нас настиг патруль и меня ранили, Джамис сумел отвлечь врага, и раненым удалось спастись. — Он вернулся на свое место.

И вновь лица повернулись к Паулю. Он увидел в них ожидание — и опустил глаза. В этот момент кто-то толкнул его локтем и прошипел: