Он замялся, смущенно потирая руки.

— Видишь ли… я, конечно, предоставляю решение этого вопроса тебе… потому что не в моих правилах вмешиваться в личную жизнь других… Ты самостоятельна… Одним словом, доктор пришел ко мне просить твоей руки, Рут… — закончил он с усилием.

Если бы это событие случилось днем раньше, Рут, вероятно, просто расхохоталась бы. Но сегодня она могла только удивленно поднять брови.

— Вас, конечно, удивит мое предложение, фрейлин Рут, — начал доктор, снова вставая. — Мы с вами очень мало знакомы. Но в мои лета, согласитесь, странно было бы ухаживать… как это обычно принято. Я видел вас несколько раз, знаю хорошо вашего отца и имею о вас весьма лестные отзывы. Этого мне достаточно. Откровенно скажу, что я не питаю к вам безумной страсти, я уже стар для этого, — улыбнулся он. — Но вы мне очень нравитесь. В молодости я не мог жениться и собираюсь это сделать теперь. Все старые холостяки кончают тем, что жаждут семейного уюта. Вы молоды, красивы и скрасите отпущенные мне судьбой годы. Я достаточно богат и смогу предоставить вам все, о чем может мечтать женщина. Конечно, я не собираюсь держать вас взаперти. Напротив, вы будете пользоваться такой свободой, какую пожелаете. Вы разумная девушка. Советую вам подумать, прежде чем дать ответ.

— Я согласна.

Рут протянула доктору безжизненные пальцы.

— Рут! — почтенный археолог с изумлением смотрел на дочь. Неужели же она не понимает, что делает?

— Я тоже не могу обещать вам пылкой любви, но постараюсь оправдать ваше уважение и симпатию, доктор, — медленно произнесла она.

Доктор наклонился к ее руке, почтительно поцеловал ее и надел на безымянный палец старинный перстень с бриллиантом.

— Я просил бы только держать пока нашу помолвку в тайне, — сказал он, — это вызовет лишние толки и пересуды. Я должен уехать недели на две по делам, а когда вернусь, мы можем скромно обвенчаться и уехать за границу. В Италию, например, или в любое место, куда вы пожелаете.

Рут молча кивнула головой, будучи не в силах оторвать взгляда от огромного бриллианта, красовавшегося на ее руке.

Доктор перехватил ее взгляд и улыбнулся.

— Красиво? — спросил он. — Собственно, я не люблю бриллиантов и предназначал для вас другое кольцо, но, к сожалению, потерял его. С изумрудом.

— С изумрудом? — невольно переспросила Рут, вздрогнув.

— Да, мой любимый цвет зеленый. Если вы увидите у кого-нибудь кольцо с большим изумрудом, Рут, скажите мне, я куплю его за любые деньги.

Рут показалось, что доктор выжидательно смотрит на нее. Ведь она нашла вчера кольцо с изумрудом. Но это, конечно, не то кольцо, что потерял доктор. Сказать разве: «Обратитесь, пожалуй, к Горну»?

Но что-то удержало ее, и она промолчала.

Доктор поцеловал ей на прощание руку и ушел, церемонно раскланявшись с отцом.

— Ты себе представляешь, девочка, на что ты идешь? — спросил ее старик-археолог. — Мы не богаты, конечно, и тебе приходится даже работать, но ведь в поклонниках у тебя нет недостатка, а он старше меня.

— Я решила, папа. Он не плохой человек.

— Доктор производит очень странное впечатление, — заметил отец.

Рут думала то же самое, но промолчала и об этом, и о том, что он чем-то неуловимым напоминал ей совсем другого человека, который тоже любит зеленый цвет.

Агент Зоммер, живший у старухи Румпель, стараясь быть незаметным, насколько это позволял ему высокий рост, неотступно следил за Шлеманом и его приятелем Якобом.

Столяр, похоронив жену, стал еще мрачнее, еще чаще сидел в пивной. Под пьяную руку приятеля часто вели откровенные разговоры, забыв, что с тех пор, как в Дюссельдорфе начались убийства, и стены имеют уши…

Однажды вечером приятели по обыкновению сидели в одном из небольших пригородных ресторанчиков. Перед ними на столе высились опорожненные бутылки, лежали недоеденные закуски…

Якоб, блаженно улыбаясь, курил трубочку, а столяр мрачно сидел напротив, подперев голову руками…

— Все тоскуешь по старухе, — полусочувственно, полунасмешливо протянул Якоб, — а жива была — бил смертным боем…

— Молчи… лучше не трогай… Один я остался. Хоть и плохо мы жили со старухой, а все не один был.

Он икнул и налил себе еще пива в кружку, но дрожащие руки промахнулись, и половина желтого пенистого напитка сбежала на грязную скатерть.

— Эх, — сказал он, — и руки-то плохо слушаться стали… Прямо не знаю, что и делать… Хотя бы Элиас приехал… Может быть, за последние годы остепенился парень… Все бы было кому дело передать… Может, хоть смерть матери его немного образумит…

Якоб насмешливо улыбнулся и вполголоса заметил:

— Вряд ли твой Элиас когда-нибудь приедет…

— Почему?

Шлеман, не любивший приемного сына, в пьяном виде почему-то решил за него заступиться.

— А потому… — замялся Якоб, — что, может быть… может быть, его и на свете больше нет.

— Как так нет на свете? Что это ты болтаешь… Ты же сам говорил, что видел его недавно…

— Видеть-то видел, да что из этого… — неожиданно промямлил Якоб, негодуя на себя за то, что поддержал этот разговор… У него были достаточно веские и убедительные сведения, говорящие о том, что Элиаса нет в живых… Но этими сведениями он, отнюдь, не желал делиться со Шлеманом.

Он постарался замять неприятный разговор, перейдя на другую тему.

Шлеман вскоре впал в забытье, облокотившись на стол. Он последнее время нередко дремал в пивной или ресторане после порядочных возлияний.

Якоб не стал будить его, зная бесполезность подобных попыток. Разбуженный столяр в этих случаях начинал буянить, и с ним трудно было справиться. А теперь, в столь тревожное время, нельзя было обращать на себя внимание.

Здесь, в загородном ресторанчике, впрочем, они были Б полной безопасности. Кругом не было ни души.

За буфетом уныло торчал хозяин, равнодушным оком поглядывая на поздних гостей. Он хорошо знал обоих и не боялся, что счет не будет оплачен. Скомпрометировать его почтенное заведение они тоже ничем не могли. Оно и так славилось как место встречи самых неблагонадежных элементов, но хозяин умел вести дело так, что всегда выходил сухим из воды во всех неприятных для него историях.

Зоммер, сидевший в углу, внимательно вслушивался в разговор приятелей.

На этот раз его бы не узнал и сам Горн. По крайней мере, у хозяина ресторана не было никаких сомнений относительно того, что представляет собой оборванный субъект с сине-багровым носом, только что сунувший ему не большое колечко с мелким аметистом и хриплым голосом заказавший водки и пива.

Что кольцо краденое — в этом хозяин не сомневался. Такие случаи часто бывали в его практике. Имея верный сбыт, он не гнушался и более дорогими крадеными вещами и ценностями. Конечно, он скупал все это за бесценок, пользуясь непреодолимой потребностью пьяниц в живительной влаге.

Хозяина заинтересовал разговор Якоба со Шлеманом. Переваливаясь толстым брюхом, он вышел из-за стойки и подсел к Якобу.

— А что, Якоб, правда ли, что Элиас опять появлялся? — спросил он, косясь на пьяного Шлемана.

Якоб выразительно подмигнул в сторону сидевшего в дальнем углу Зоммера.

Хозяин махнул рукой.

— Свой парень… ничего. Я всех вас знаю, не беспокойся. У меня комар носа не подточит…

Успокоенный, Якоб налил пива, отхлебнул глоток и сказал:

— Старик по жене тоскует. Спохватился да поздненько. Да и она, бедняжка, умирая, говорят, жалела, что сына перед смертью не увидит, а сын-то ее давно каюк…

Он сделал выразительный жест, показавший, что Элиаса уже нет в живых.

— Как так? — заинтересовался хозяин, придвигаясь поближе. — Я слышал, что он разбогател. Кто-то его с полгода тому назад видел в соседнем местечке.

— Вот то-то и оно, что видел-то его я, и потому и знаю, что ему крышка… Сыграл в ящик…

Зоммер весь обратился во внимание. Согласно наказу Горна, он везде и всюду собирал все, что касалось Элиаса, но пока ему удалось узнать очень мало. Элиас очень давно скрылся из Дюссельдорфа, и никто хорошенько не знал, где он и чем занимается.