Последние пассажиры еще не покинули Королевский венгерский экспресс на берлинском вокзале, а Нил и Алан уже начали тревожно поскуливать, поскольку почуяли, что в поезде произошло что-то неладное.

— Что будем делать? — спросил Джалобин. — Эй, слышите? Я говорю, что прикажете делать?

— Разумеется, обыскивать поезд, — сказал Нимрод. — Вы берите Алана и начинайте с головы состава, а я возьму Нила и начну с хвоста. Встретимся посередине.

— Ну что, ты идешь? — окликнул Джалобин Алана и не оглядываясь двинулся вдоль платформы. Пес бросился следом.

Нимрод поднялся на подножку последнего вагона. К этому моменту он уже не рассчитывал найти близнецов в экспрессе. Он искал лишь ключ к разгадке того, что с ними случилось. И очень надеялся на острый нюх двух ротвейлеров. И действительно, Нил громко залаял, как только вошел в купе, где ехали близнецы. Нимрод тут же послал его за Джалобином и Аланом, а сам потер старую медную лампу, вызывая господина Ракшаса.

— Боюсь, их нет в поезде, — произнес Нимрод, едва господин Ракшас вывинтился из лампы.

— Да, я уже понял. Слышал, как вы говорили с Джалобином, — отозвался господин Ракшас и начал тщательно, по-собачьи, обнюхивать купе. — Вы чувствуете запах?

— Нет, — признался Нимрод. — Ничего конкретного… Кроме, пожалуй, хорошей сигары. — Он тоже шумно втянул ноздрями воздух. — Марки «Ромео и Джульетта». Думаю, размер «Черчилль». Именно такую сигару курил Изаак Балай-ага в гостинице «Алгонкин» в Нью-Йорке… — Нимрод задумался. — Вы этот запах имели в виду, господин Ракшас?

— Нет, — сказал старый джинн и снова понюхал воздух. — Как ни странно, покидая лампу, я ощущаю все запахи острее. На протяжении какого-то времени, во всяком случае. Так вот, сейчас обоняние мне подсказывает, что здесь сильно пахнет мазью алоэ. Как будто…

Тут в дверях купе появился Джалобин с двумя псами. Алан принес в зубах кость, которую тут же опустил к ногам Нимрода. Сначала Нимрод не обратил на нее особого внимания, но потом насторожился.

— Так-так, баранья лопатка, — сказал он. — Эта кость плюс запах, который вы ощущаете, свидетельствуют только об одном.

— Соломоново заклятие, — кивнул господин Ракшас.

— Что это означает? — спросил Джалобин.

— Это означает, что тот, кто подчинил моих племянников своей воле, использовал очень старое и мощное заклятие из той самой книги, которую Джон и Филиппа должны были получить от Изаака Балай-ага.

Тут Нил начал прочесывать купе своим носом, точно пылесосом: сначала пол, потом сиденья и, наконец, багажные полки. И снова залаял.

— Неужели ты что-то нашел? — воскликнул Нимрод. Он встал ногами на сиденье и заглянул на багажную полку. В глубине, почти скрытая за металлическими держателями, валялась трубочка от огромной сигары.

— О! И впрямь «Черчилль». Значит, Изаак здесь побывал. — Потянувшись, он достал трубочку и отвинтил колпачок.

Оттуда сразу повалил дым. И спустя тридцать секунд Джон уже стоял рядом с друзьями и рассказывал им обо всем, что случилось с ним и его сестрой. Нимрод и Ракшас оторопели: выходило что дискримен, который Нимрод дал Филиппе, не сработал! Постепенно они восстановили картину происшедшего.

— Что ж, теперь все понятно, — сказал господин Ракшас. — Боюсь, что желание, которое дал тебе господин Водьяной, и желание, которым Нимрод наделил Филиппу, взаимоуничтожились. В «Полном своде Багдадских законов», издание тысяча девятьсот сорокового года, том десятый, Уложение шестьдесят два, раздел сорок девять, указано, что в одном месте в одно время может существовать только одна чрезвычайная ситуация, а две чрезвычайные ситуации должны быть непременно разнесены во времени; по той же самой причине два дискримена не могут применяться одновременно. Следовательно, если они все-таки применяются одновременно, они не имеют законной силы, и их действие будет сведено к нулю.

— Знаете, Ракшас, о законах пока можно забыть, — сказал Джалобин. — Похоже, их тут нарушают все, кому не лень.

— Это точно, — кивнул Джон, забирая у Ним рода трубочку от сигары. — У Изаака было две таких штуки. Во второй должна находиться Филиппа. — Он поводил трубочкой под носом Алана, чтобы пес смог взять след. — Иди, ищи, — велел Джон. — Ищи вторую трубочку.

— Можно попробовать, — согласился Нимрод. — Но боюсь, что это бесполезно. Если бы Изаак хотел забрать вас обоих, он не стал бы возиться с раздельной трансэлементацией.

— Почему он взял Филиппу, а не меня?

— Не знаю. Но закатай меня в бутылку, если я не узнаю это очень скоро!

Они стали ждать Алана. И он возвратился — без трубочки, страшно опечаленный… Ведь он любил Филиппу ничуть не меньше, чем Джона.

— Ладно, — сказал Нимрод. — Пора что-то делать. Джалобин, вы с господином Ракшасом берите собак и идите в гостиницу. Это на тот случай, если похитители попробуют войти с нами в контакт и потребуют выкуп.

— А вы куда? — спросил Джалобин.

— В музей Пергамон, — ответил Нимрод. — у меня есть вопросы к Аише.

— Например? — спросил Джон.

— Например, действительно ли «Гримуар Соломона» пропал. Или это была просто байка, с помощью которой Изаак заманил нас в эту западню.

Музей Пергамон находится в восточной части Берлина и считается — наряду с Британским музеем и комплексом Смитсонианского института в Америке — ведущим собранием восточных сокровищ. Четырнадцать залов Пергамона отданы под коллекцию, которая включает в себя реконструированные элементы всемирно известных архитектурных памятников Вавилона с вкраплениями из глазурованных кирпичей, найденных немецкими археологами. Главные достопримечательности музея — не копии, а самые настоящие врата Иштар, или Синие Вавилонские врата, Торжественный путь и фасад тронного зала царя Навуходоносора II. Кроме того, как объяснил Джону Нимрод когда они входили в Пергамон, здесь существуй потайные залы и комнаты, о которых мундусяне — ни посетители музея, ни даже служащие — совершенно ничего не знают.

— Одна из стен Торжественного пути является не чем иным, как пленумом, то есть непустым пространством. В сущности, это ширма, которая служит визуальным прикрытием квантового пространства — в противоположность декартовскому.

— Ты хочешь сказать, что там есть секретная комната? — уточнил Джон, пытаясь извлечь из слов Нимрода хоть какой-то смысл.

— Да, — сказал Нимрод.

— Так бы сразу и сказал, — пробормотал Джон, следуя за дядей.

Нимрод привел его к Торжественному пути и остановился перед стеной, сделанной из синего глазурованного кирпича, с барельефным изображением льва в натуральную величину.

— За этой стеной — дворцовые покои Синей джинн Вавилона, — сказал Нимрод. — Теперь осталось туда попасть.

Джон неуверенно кивнул.

— А попасть туда — значит освободить свой разум от обычных представлений о времени, пространстве и материи, — сказал Нимрод. — Попасть туда можно, только двигаясь с потоком.

Джону эта идея пришлась по душе, поскольку двигаться с каким-то потоком все-таки легче, чем двигаться против потока.

— Итак, — начал он, пытаясь сделать из слов Нимрода практические выводы. — Эта стенка поддельная. Мы подходим к ней, а потом, не останавливаясь, проходим сквозь нее. Так?

— Не совсем. Ты же не можешь подойти к чему-то, чего на самом деле нет? Стены фактически не существует. Во всяком случае, для нас. Ты должен исключить стену из своих мыслей, Джон.

Джон нахмурился. Он никак не мог понять, чего хочет от него Нимрод. Исключить стену из мыслей ему мешала одна, но существенная сложность: сама стена. Она просто стояла на дороге, как любая нормальная стена.

— Ну, давай, — сказал Нимрод. — Попробуем вместе. Возьми меня за руку. Готов?

Джон кивнул. «Двигайся с потоком», — сказал он себе, когда они быстрым шагом направились к стене. Все шло прекрасно, и он вполне уверил себя, что перед ним нет, в буквальном смысле, никаких препятствий, как вдруг — в самую последнюю секунду — один из музейных светильников вспыхнул чуть ярче, отбросив блик на туловище льва… И вот Джон уже лежит на полу Торжественного пути, и голова у него трещит, как у боксера после нокаута. А что еще можно чувствовать, врезавшись в кирпичную стену на скорости шесть километров в час? Первое, что увидел Джон, открыв глаза была нога Нимрода, исчезающая в толще пленумной стены. Мальчик сел, мучительно потирая лоб. Крепкий широкоплечий охранник помог Джону встать, но изъяснялся он по-немецки, и Джон так толком и не поняв, что ему говорят, только улыбнулся в ответ, заверил охранника, что все в порядке, и извинился за собственную рассеянность. Следующие десять минут он провел, расхаживая взад-вперед по Торжественному пути — якобы любуясь его неземной красотой. На самом деле он пытался окончательно прийти в себя и дождаться возвращения Нимрода. Он, возможно, и рискнул бы предпринять вторую попытку попасть в потайные покои, но охранник теперь не сводил с него глаз. Беспокоился, наверно, как бы Джон снова не врезался в стену и не повредил ценный экспонат. Он наблюдал за Джоном так пристально, что даже не заметил, как из стены, прямо за его стулом, тихо появился Нимрод. Нимрода вообще никто не заметил. Кроме Джона.