— Ты должен помочь мне.

Джейсон нахмурился.

— Все изменить? Сделать правильно? Нет такого слова «правильно»… Ты должен понять, что когда ты меняешь настоящее людей, то лишаешь их прошлого. Меняя то, какие они есть, ты уничтожаешь то, какими они были, а это неправильно!

— А кто сказал, что я не смогу сделать все лучше?

— Думаешь, я не пытался? — поднял голос Джейсон. — Я пытался, пытался и пытался, но с каждым разом все становилось только хуже! — Наклонившись к Эвану, он сжал его детские пальцы. — Послушай, ты должен прекратить это!

— Не могу, — сказал Эван. — Я должен изменить одну маленькую вещь…

— Не существует никаких маленьких вещей! — Губы Джейсона дрожали. — Это как Круги на воде, эхо в пещере, волны в океане, падающие домино, эффект бабочки…

Эван откинулся назад. Его отец, похоже, бредил.

— О чем это ты?

— Ничего не происходит само по себе, Эван. Ты делаешь одно маленькое изменение в прошлом, но оно влияет на что-нибудь еще, и так далее, все больше и больше! Бабочка взмахивает крыльями в Китае и колеблет воздух, и, в конце концов, на Нью-Йорк обрушивается шторм, понимаешь? — Его кулаки сжались, и цепь на наручниках звякнула. — Ты не должен играть в Бога, сын! Это должно закончиться на мне. Ты разбиваешь сердце матери, просто находясь здесь!

— Ерунда! — разозлился мальчик. — Если ты не хочешь помочь мне, я сделаю все сам и пошлю тебе открытку, когда снова все будет идеальным.

— Я не позволю! — проревел Джейсон, бросаясь на него через стол и звеня наручниками. Эван не успел защититься, когда руки отца железными тисками сомкнулись на его горле. — Я должен остановить тебя!

В глазах Эвана потемнело, и он начал задыхаться. Багровое от ярости лицо Джейсона вдруг замерцало и задрожало…

Он очнулся с разрывающим легкие кашлем и схватил себя за горло. Жадно вдохнув свежего воздуха, он потрогал руками шею — от удушья не осталось и следа.

— Ты в порядке, чувак? — спросил один из салаг. Эван узнал в нем парня, которого Хантер заставил носить женское платье в другом варианте событий. — Ты отключился.

Эван кивнул и с трудом встал на дрожащие ноги.

— Я… я в порядке, спасибо. Оглядевшись вокруг, он не заметил следов каких-либо перемен и вздохнул. Он чувствовал себя дрейфующим в неизвестном направлении. Теперь он потерял всякую надежду вытянуть нужную ему информацию из отца и чувствовал себя разбитым и расстроенным.

Предупреждение Джейсона все еще звенело в его ушах, когда он выходил с территории колледжа, и слова отца неотвязно крутились у него в голове. Эван бросил тетради на заднее сиденье потрепанной «хонды» и выехал с территории университета, сворачивая на шоссе.

— Мне нужно все исправить, — говорил он сам себе.

Он мчался по шоссе не разбирая дороги, пока солнце не стало клониться за горизонт, и, когда в животе у него заурчало, он свернул у первой же остановки грузовиков, которая была на пути. Эван не осознавал, где он, до тех пор, пока не уселся за один из столов с жирной столешницей. На захватанном меню в пластиковой обложке было написано название столовой: «Закусочная Риджвуда».

Заказав себе гамбургер с картошкой, Эван набросился на еду с жадностью, почувствовав внезапно волчий аппетит. Одной рукой он бессознательно прикрывал тарелку, как будто защищая свою еду.

— Что-нибудь еще, милый? — поинтересовалась официантка. — Долить? — покачала она кофейником.

— Не-а, просто счет, — ответил Эван с набитым ртом. Он посмотрел на униформу девушки: она была такой же идиотской, как и та, которую он видел на Кейли в ночь накануне ее самоубийства.

На значке было написано «Сельма». Она положила перед ним счет.

— Только что вышел, да?

— А?

Сельма кивнула на его руку, которой он прикрывал тарелку.

— Просто мой брат отсидел в тюрьме, и он ел точно так же, когда вышел.

— Я из большой семьи, — защищаясь, ответил Эван. — Я не зек.

Сельма пожала плечами.

— Не хотела тебя обидеть.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Я и не обиделся, — сказал он. — Эй, э-э, а Кейли Миллер все еще работает здесь?

Сельма недоуменно на него посмотрела.

— Кейли? Извини, никогда не слышала о такой. Я работаю здесь уже пять лет, и у нас никогда не было никакой Кейли.

Эван доедал и смотрел сквозь грязное стекло на опускающуюся на землю ночь. На горизонте, мерцая, зажигались огни Саннивейла. Он смотрел в темное окно и думал о Кейли Миллер.

>>

Кейли.

Сколько раз все возвращалось к ней? Я уже потерял этому счет. Вам трудно меня понять, потому что вы не знали ее, потому что вы не видели ее моими глазами. Долгое время я сам не мог этого осознать, пока однажды до меня не дошло. Она была моим компасом, моей путеводной звездой, по которой я направлял свою жизнь. Без нее я потерянный человек. Мне казалось, что я смог бы существовать без нее, и было время, когда мы расстались и моя мать увезла меня из Саннивейла, и я почти в это поверил.

Сейчас, оглядываясь назад, я не могу постичь, как я мог жить, не видя ее улыбки, не имея возможности прикасаться к ней, чувствовать ее. Любовь — странная штука. Она проделывает с тобой много интересного, и я не буду притворяться, что понимаю все.

В тот вечер там, в столовой, я стоял на краю пропасти, хотя и не осознавал этого. Отец пытался предупредить меня, а я проигнорировал все, что он сказал. К тому времени я зашел слишком далеко и все равно не повернул бы обратно. Помню, каким грузом висело на мне понимание того, что я наделал. Наверное, я хотел, чтобы Джейсон вручил мне что-то вроде волшебной палочки, которая помогла бы мне сделать все так, как мне было нужно, но когда стало ясно, что этого не случится, я потерялся. Полностью и безнадежно.

В общем, я поехал искать свою путеводную звезду, свой компас. Кейли.

Когда-то дом Миллеров был одним из самых красивых в квартале, но теперь, когда Эван подъехал к нему, он увидел, что время не пощадило здание.

Дом был запущенный и обветшалый. Сад, одно из любимых мест их детских игр, зарос пожелтевшей травой, из которой выглядывала ржавая газонокосилка.

На крыльце лежали пара автомобильных покрышек, треснувшая табличка, объяснявшая, что лоточники здесь не приветствуются, и куча всякого другого барахла. Эван скривил рот при виде всего этого и потянулся к потемневшему медному звонку.

Откуда-то изнутри дома донесся мужской крик:

— Да заткнись ты, черт тебя побери!

Эван сразу же узнал голос Джорджа Миллера.

— Неужели человек не может отдохнуть в своем собственном доме?

Тот, на кого кричал Джордж Миллер, не ответил.

Эван нажал на кнопку звонка, и тот издал слабый и тонкий писк, словно в нем садились батарейки. В коридоре послышались шаги.

— Господи, ну что еще? — проворчал Миллер, подходя к двери.

Посмотрев на Эвана, он моргнул, и на его лице сохранялось ленивое выражение, по которому было ясно, что он не узнал своего посетителя.

— Кто ты такой? — рявкнул он. — Какого черта тебе надо, щенок? Надеюсь, ты не пришел сюда продавать печенье?

— Ты очень догадлив! — Эвана разозлила манера Миллера разговаривать с людьми, и он втолкнул его обратно в дом, прижав к стене в коридоре.

— О, черт! — испугался Миллер. — У меня ничего нет! Оставь меня в покое!

— Заткнись, гондон! — прорычал Эван, и Миллер удивленно дернулся. — Ну что, вспомнил меня, Джордж? Мы с тобой славно поболтали, когда мне было семь лет.

На лице Миллера появилось выражение ужаса, когда он узнал Эвана.

— О нет… Пожалуйста, — простонал он. — Как ты…

— Я говорил тебе, что за тобой будут наблюдать, разве не так? — Эвану нравилась роль, которую он играл. — Теперь ты должен кое-что для меня сделать.

— Я не трогал ее, — с отчаянием в голосе сказал Миллер. — Клянусь, я никогда ее пальцем не тронул!