– Этот пациент, – Паниль махнул рукой в сторону каталки, – утверждал, что морянская субмарина намеренно потопила их остров. Он сказал, что видел все как было, что субмарина направилась прямиком к их центру, и…

– Это была островитянская субмарина, – настаивала Карин. – Должна быть.

– Но он же сказал …

Карин глубоко вдохнула и выдохнула.

– Он ошибся, дорогой мой, – сказала она. – И чтобы избежать серьезных неприятностей, мы должны это доказать.

Они оба посторонились, когда двое медбратьев вывезли каталку с покойным через люк, ведущий в сторону морга. Карин произнесла слова, которым, по мнению Паниля, предстояло сделаться официальным заявлением морян:

– Это же муть. Их органы функционируют не вполне исправно даже в нормальных обстоятельствах.

– Ты проводишь слишком много времени в обществе Гэллоу, – отрезал Паниль.

– Но ты только посмотри, с чем нам пришлось иметь дело, – сказала она почти шепотом. Панилю это не понравилось, не понравился ему и оборот, который приняла беседа. Усталость и потрясение вызвали к жизни ту сторону натуры Карин, которую он не знал прежде.

– Недостающие конечности, лишние конечности, неправильно размещенные конечности. – Карин жестом изобразила в воздухе некую загадочную фиоритуру. – Как их медики анатомию учат, у меня в голове не укладывается. Нет, Тень, это должна оказаться островитянская субмарина. Какие-то их внутренние разборки. Да что мы можем выиграть таким образом? Ничего. Давай-ка мы с тобой пойдем выпьем. Выпьем и все забудем? Что скажешь?

– То, что он описывал, не было островитянской субмариной, – настаивал Паниль. – То, что он описал – это субмарина для работы в толще келпа, с резаками и манипуляторами.

Карин отвела его в сторонку, словно мамаша непослушного ребенка во время БогоТворения.

– Тень! Ты ерунду говоришь. Если это моряне утопили остров, зачем тогда трудиться, высылать спасательные команды? Почему бы просто не дать им умереть? Нет, мы надрывались что есть сил, чтобы спасти, кого только возможно. Хотя это и ни к чему.

– Что значит «это ни к чему»?

– Ну ты же видел их, видел, в каком они состоянии. Даже самые здоровые из них голодают. Кожа да кости. Они выглядят, как старая мебель.

– Значит, мы должны их накормить, – сказал Паниль. – Райан Ванг не для того развил крупнейшую пищевую промышленность в истории, чтобы люди умирали с голоду.

– Накормить их легче, чем хоронить, – отозвалась Алэ.

– Они же люди! – взорвался Паниль.

Быстрый взгляд Алэ метнулся от Паниля к медицинским бригадам и обратно. Губы ее дрожали, и Паниль с изумлением понял, что она еле-еле удерживает себя в руках.

– Может, этот пациент и муть, – настаивал Паниль, – но он не дурак. Он рассказал то, что видел, и сделал это абсолютно ясно.

– Я не хочу ему верить, – возразила Алэ.

– Но ты веришь. – Паниль обнял ее за плечи.

Алэ вздрогнула от его прикосновения.

– Нам надо поговорить, – сказала она. – Ты меня не проводишь до моей квартиры?

Они поехали труболетом. Голова Алэ покоилась на плече Паниля. Она слегка всхрапнула, покачнулась и прижалась еще теснее. Панилю нравилось ощущение того, как тепло ее тела просачивается в его собственное. Когда их кабинка начала поворачивать, он покрепче ухватил Алэ, чтобы движение кабинки не разбудило ее, а сам тем временем задумался. Карин хотела поговорить. А может, и убедить? И как же она будет его убеждать? Может, собственным телом?

Паниль решил, что эта мысль недостойна его. Он ее отмел.

«Двадцать шесть часов в операционной», подумал он. Вскоре Алэ предстоит столкнуться с политикой, которая потрудней хирургии. Он уже заметил, какими темными кругами бессонные ночи обвели прекрасные глаза Алэ. По крайней мере за одно Паниль был благодарен этим часам в операционной: они вновь разбудили в Алэ врача – ту часть ее личности, которая за время ее короткой связи с Райаном Вангом превратилась едва ли не в привидение. Хотя она оставалась бодрствующей и готовой ко всему во все время Гуэмесского кошмара, Алэ заснула еще прежде, чем за ними закрылся люк транспортной кабинки. И он видел, как мрачнели ее глаза над маской по мере того, как островитяне один за одним умирали под скальпелем.

– Они такие хрупкие, – сказала она. – Такие слабые!

Донорская кровь закончилась через два часа. Плазма и кислород – через шестнадцать. Ассистирующие хирурги предложили простерилизовать морскую воду и использовать ее вместо плазмы крови, но Алэ отказалась.

– Пользуйтесь знакомыми средствами, – сказала она. – Сейчас не время для экспериментов.

Рука спящей Алэ обняла Паниля за талию и притянула его поближе. Ее волосы пахли антисептиками и потом, но эта смесь запахов успокаивала его, потому что принадлежала ей. Ему нравилось, как ее волосы щекочут его голую шею. Собственные его волосы так пропитались потом, что Паниль был рад, что носит их заплетенными. Ему хотелось под душ даже больше, чем в постель. Паниль понял, что задремал, когда кабинка вздрогнула и остановилась. На панели над их головами высветилась надпись: организация и Распределение.

– Карин, – окликнул он, – мы приехали.

Она вздохнула и сильнее обняла его за талию. Паниль свободной рукой нажал на блокирующую кнопку.

– Карин?

– Я слышу, Тень. – Новый вздох. – Просто я так устала.

– Мы приехали, – повторил он. – У себя тебе будет удобнее.

Она посмотрела на него, но не шелохнулась. Глаза ее покраснели и опухли от недосыпания, но ей все же удалось улыбнуться.

– Я впервые познакомилась с тобой, – промолвила она. – Я только думала, что знаю тебя, но уж теперь-то я тебя из виду не упущу.

Он прижал палец к ее губам.

– Я сейчас отведу тебя домой. Поговорить можно и позже.

– И что заставляет тикать этого загадочного Паниля? – шепотом спросила она и поцеловала его. Это был короткий поцелуй, но крепкий и жаркий. – Ты не возражаешь, а? – спросила она.

– А как насчет Гэллоу?

– Ну, – отозвалась она, – чем скорее мы отсюда выберемся, тем скорее жизнь пойдет своим чередом.

Они расцепились друг от друга. Ему нравилось, как теплые участки на его коже приятно щекочутся. Алэ вышла из люка и протянула стройную руку, чтобы помочь ему выйти.

– Ты красивая, – сказал он, и Алэ с силой притянула его к себе и прижалась к нему. И снова он отмел свои сомнения в ней.

– Умеешь ты обращаться со словами, – сказала она.

– Это у нас в семье наследственное.

– Ты мог бы стать хирургом, – промолвила Карин. – У тебя хорошие руки. Я бы с удовольствие поисследовала твои руки подольше.

– Мне это нравится, – мурлыкнул он ей в волосы. – Я всегда хотел познакомиться с тобой поближе. Ты же знаешь.

– Должна предупредить тебя, я храплю.

– Я заметил, – отозвался он. Держась друг за друга, они ступили на палубу. – И потеешь.

– Не хами. – Она ткнула его под ребра. – Леди не потеют.

– А что это за мокрое пятно у меня на плече?

– Как неприлично, – сказала она. А потом взяла его за руку и повела по направлению к своей квартире.

– Дожидаясь, пока станет повеселей, можно и помереть, – сказала Карин, оглянувшись на Тень. – Давай не будем дожидаться.

Паниль ощутил, что двигатель его жизни только что завелся на полную мощность. Несмотря на усталость, он купался в искрах энергии, которые Карин рассыпала вокруг себя. В ее походке появился новый ритм, которого в операционной и признаков не было. Ее тело плавно и быстро двигалось по прихожей, занавешенной черными портьерами, и он не отставал ни на шаг. Когда они вошли в посольские апартаменты, они по-прежнему держались за руки.

Оба солнца стояли высоко на темно-синем небе, подымая с поверхности воды теплые испарения. Чувствительные глаза Бретта, защищенные солнечными очками, которые отыскала для него Скади в одно из ящиков в рубке, оглядывали море. Грузовоз несся над волнами со скоростью, которая опьяняла его. Бретт восхищался тем, как быстро все его чувства приспособились к этой скорости. Ощущение свободы, того, что им удалось спастись, успокаивало его. Погоня не сможет двигаться так же быстро. Опасность могла ждать их только впереди, там, где испарения искривляли линию горизонта. Или, как выражался Твисп, «в будущем».