Бретт покраснел, но не от смущения, а от злости на самого себя – за то, что не подумал об очевидном, не осознал, что зачать ребенка можно и с одного раза – а он тоже еще не был к этому готов.
– Моей матери тоже было шестнадцать, – продолжала Скади. – Она все время занималась мной и не имела ни капли свободы. Она не знала, что это такое – свободно перемещаться, как другие. Она старалась изо всех сил, и я очень многое почерпнула от нее. Но с другими детьми я не виделась, разве что случайно.
– Получается, что она лишилась взрослой жизни, а ты – детства?
– Да Сожалеть об этом не стоит. Это единственная жизнь, которая мне знакома, и она была хорошей. А теперь, когда я встретила тебя, она стала вдвое лучше. Но я не хочу повторить материнский пример. Ни за что.
Он кивнул, взял Скади за руку и снова поцеловал. На сей раз они не соприкоснулись грудью, но их руки крепко держались друг за друга, и Бретт ощутил облегчение.
– Ты не сердишься? – спросила она.
– По-моему, я и вообще не смогу на тебя разозлиться, – ответил он. – И кроме того, впереди у нас много времени, чтобы получше узнать друг друга. И я хочу быть рядом, когда ты скажешь «да».
…самосознание порой имеет природу достигнутой цели, результата, того, что совершается постепенно и переживается мучительно.
Ваате снилось, что в ее волосы заползло нечто. Оно щекотало затылок, хотя у него и не было ножек, и пристроилось возле ее правого уха. Тварь была черной, скользкой и жесткой, как насекомое.
Ваата слышала крики боли во сне, как и во многих других снах прежде, и перебросила их Дьюку, где они приняли более осознанный характер. Теперь Ваата узнала в некоторых голосах обрывки других снов. Она часто бывала в этой бездне. Там была Скади Ванг – и тварь, заползшая в волосы Вааты, разинула кровожадные жвалы при звуках ее голоса.
Дьюк понимал, что Ваате эта тварь не нравится. Она корчилась и трясла головой, чтобы избавиться от насекомого. А тварь вцепилась крепко, захватила жвалами волосы и принялась выкусывать их по одному. Ваата издала низкий глубокий стон, почти кашель. Она выловила мокрого жучка из волос и раздавила его.
Обломки просыпались из ее пальцев; послышалось несколько приглушенных вскриков. Дьюк внезапно ощутил, что это приснившееся насекомое может оказаться и всамделишным. Он на мгновение ощутил исходящие от него мысли – перепуганные человеческие мысли. Ваата поудобнее устроилась и принялась менять этот сон на другой, более приятный. Как всегда, она перенеслась в самые первые дни долины, которую ее народ называл «Гнездо». Через пару мгновений она затерялась в густой растительности этого священного места, где она была рождена. Это было наилучшим, что могла даровать суша Пандоры – а теперь это место погребено на сотню метров вглубь беспокойного моря. Но во сне все может быть и иначе – а география снов была единственной ведомой Ваате. Она думала о том, как хорошо опять ходить, и не позволяла себе вспомнить, что это ведь только сон. Но Дьюк знал – он слышал те жуткие предсмертные мысли, и сны Вааты сделались для него не теми, что прежде.
Неопределенность выбора – наша возможность быть благословенными.
За тот исчезающе краткий миг, когда последние лучи заката опускаются за горизонт, словно в море затушили горящий факел, Бретт увидел пусковую башню. Ее серая туша, словно мост, протянулась от моря до облака. Бретт указал в ее сторону.
– Это она?
Скади нагнулась вперед, всматриваясь в угасающие сумерки.
– Я ее не вижу, – ответила девушка, – но приборы показывают, что до нее еще километров двадцать.
– Мы промешкали с Твиспом и этим типом, Теджем. Что ты о нем скажешь?
– О твоем Твиспе?
– Нет, о втором.
– У нас среди морян такие случаются, – фыркнула она.
– Тебе он тоже не понравился.
– Он нытик, а возможно, и убийца, – ответила Скади. – Нелегко испытывать симпатию к такому человеку.
– А что ты думаешь о его рассказе? – спросил Бретт.
– Не знаю, – ответила она. – А что, если он все это совершил сам, добровольно, а команда выбросила его за борт? Мы не можем верить или не верить ему – мы услышали так мало, и все притом из его собственных уст.
Грузовоз скользнул вдоль ложа келпа, слегка замедлив ход, когда острые края подводных крыльев резанули густые заросли.
– Я не разглядела этот келп, – ахнула Скади. – Освещение слабое… какая же я неуклюжая!
– Это повредит судну? – осведомился Бретт.
– Нет, – покачала головой девушка, – это я повредила келпу. В будущем нам придется отказаться от таких судов.
– Повредила келпу? – удивился Бретт. – Как можно повредить растению?
– Келп не просто растение, – возразила она. – Это разумное существо на стадии развития… ну, это трудно объяснить. Ты бы решил, что я рехнулась, как этот Тедж, расскажи я тебе все, что знаю о келпе.
Скади уменьшила ход. Шипящий рев стих, и судно соскользнуло с очередной волны, закачавшись на воде. Двигатели издавали тихое мурлыканье.
– Для нас опаснее прибыть на базу ночью, – сказала Скади. Алые огоньки на пульте управления включились автоматически, когда стемнело, и теперь, когда она взглянула на Бретта, красные отсветы лежали на его лице.
– Нам лучше подождать здесь до деньстороны? – спросил он.
– Мы можем погрузиться и пересидеть на дне, – предложила Скади. – Здесь всего-то шестьдесят фатомов.
Бретт промолчал.
– Тебе бы не хотелось погружаться? – спросила она.
Бретт пожал плечами.
– Здесь слишком глубоко, чтобы стать на якорь, – заметила Скади. – Но если мы будем следить за дрейфом, можно и обойтись. Здесь нам ничто не может повредить.
– А рвачи?
– Они не смогут проникнуть внутрь.
– Тогда давай отключим двигатель и будем дрейфовать. Келп не даст нам уплыть далеко. Я согласен с тобой, и думаю, что нам и правда не стоит появляться там ночью. Нам нужно, чтобы нас все увидели, узнали, кто мы такие и зачем явились сюда.
Скади совершенно заглушила мурлыкающие двигатели, и во внезапной тишине они оба услышали плеск волн о борт и слабое поскрипывание.
– Я забыл, далеко еще до базы? – переспросил Бретт, вглядываясь сквозь сумрак в силуэт башни.
– По меньшей мере двадцать километров.
Бретт, привыкший определять расстояние по высоте Вашона над уровнем горизонта, присвистнул.
– Тогда эта штуковина здорово длинная. Странно, что островитяне не замечали ее раньше.
– По-моему, мы контролируем течения так, чтобы направлять острова подальше от этого места.
– Контролируете течения, – пробормотал он. – Ну да, конечно, – затем он произнес. – Как ты думаешь, нас заметили?
Скади нажала на кнопку посреди пульта, и из динамика над головой раздалась череда пощелкиваний и писка. Бретт уже слышал эти звуки несколько раз, пока они пересекали океан.
– За нами никто не следит, – объявила Скади. – Если бы нас зацепили, раздался бы вой. Хотя они все равно могут и знать, что мы здесь. Тогда это попросту значит, что за нами не ведут наблюдения.
Бретт нагнулся поближе к нажатой Скади кнопке и прочитал надпись под ней: «Проверка на С-луч».
– Автоматика, – пояснила Скади. – Начинает выть, если нас цепляют следящим лучом.
Грузовоз неожиданно качнуло на волне. Бретт, привычный к палубам острова и лодки, ходящим ходуном, первым восстановил равновесие. Скади пришлось ухватиться за его руку.
– Келп, – сказал Бретт.
– Наверное. Нам бы следовало… – она издала испуганный вскрик, смолкла и уставилась за спину Бретта в боковой люк.
Бретт обернулся и увидел там морянина, с которого ручьем текла вода, чей костюм и лицо были размалеваны зеленым самым диковинным образом. Он держал лазерный пистолет наизготовку. За его спиной в проходе стоял другой морянин.
– Гэллоу, – шепотом прошелестела Скади Бретту на ухо. – А позади него Накано.