– Ты хорошо играешь, – сказала она и пожала ему руку, – я в этом разбираюсь, у меня брат играл.

Она остановилась перед ним, почти касаясь его, он никогда не стоял так с девушкой. И лицо ее было так близко, что слегка расплывалось перед глазами, и у него чуть не закружилась голова.

– А кто твой брат? – выговорил он.

– У меня брат летчик.

– А-а! Это хорошо…

– Алтын! Вера Николаевна вызывает! – кричал Коляда.

Вера Николаевна сообщила, что их игру смотрел Кубасов и предлагает троим – Сухову, Коляде и Алтынову – записаться в юношескую команду «Чапаевец».

Они пришли с Пашей на маленький заводской стадиончик, Коляда был уже там, они сели рядом с ним на скамеечку. На едва начавшем зеленеть поле, вытаптывая непрочную еще траву, возились с мячом несколько парней в желтых майках. Особенно бросался в глаза один – широкий в плечах, круглоголовый, он лепил с обеих ног, как машина. Ноги у него были могучие, резко утолщающиеся кверху от колена.

Появился Кубасов, остановился, засунув руки в карманы.

– А, пришли? Хорошо. Ты и ты – на Пашу и Коляду – в защиту, а с тобой…

Игорь смотрел на него во все глаза. Кубасов обернулся к полю и крикнул:

– Барабанов!

Широкоплечий подкинул мяч, еще раз, как из пушки, пустил его в ворота и направился к скамейке.

– Барабанов! С тебя причитается, я тебе напарника нашел, вот знакомьтесь.

Они сдержанно пожали друг другу руки.

– Все! Вы тоже раздевайтесь! – и сам потянул через голову рубашку. – Сейчас по воротам постучим. – И окинул встречным взглядом Игоря: – Больно уж ты тощой, парень!…

Начали бить по воротам, в них стал самоуверенный гибкий малый в черном свитере, но чем сильней и точней били, тем большим уважением проникался к нему Игорь, тот был прирожденный вратарь, не хуже самого Платова. Он кидался молниеносно и совершенно бесстрашно, отражая чудовищные удары Кубасова и Барабанова.

– Хорошо, Евтеев, – похвалил его наконец Кубасов. – Растешь!

А Игорь по воротам почти не бил, но очень удобно и естественно бросал под удар другим – кому под правую, кому под левую, кому на голову. Лишь изредка, неожиданно сам посылал мяч то в верхний, то в нижний угол, заставляя Евтеева пластаться в воздухе и напоминая, что тоже не лыком шит.

– Давай, левой тоже работай, – говорил ему Кубасов. – А то одноногим так и помрешь. Ах, потяжелей бы еше удар, цены бы не было. Верно ведь, бодливой корове бог рогов не дает. Но ничего, мяса наберешь, были бы кости.

Потом поиграли в двое ворот. И тут они вправду поняли, насколько подходят друг другу. Барабанов был не по годам силен, пробоен, а у Алтынова давно уже обнаружилось редкостное для его возраста умение и желание разыграть мяч, приобщить партнера. Он мог дать хитрейший пас, но Барабанов умел его оценить и использовать. Он схватывал с полувзгляда, и это было замечательно. Они вскоре уже чувствовали себя словно в хорошей дружной компании, но знающими еще что-то такое, чего не знают остальные. Игорь уже отдавал ему пас, глядя в другую сторону, а тот как гвозди вколачивал.

– И ему давай, и ему давай, на ход, на ход! – подсказывал Кубасов.

Новенькими он остался доволен, велел обождать и вскоре вынес из дощатого павильона с надписью «Раздевалка» и раздал им форму – черные трусы и желтые хлопчатобумажные майки-футболки с длинным рукавом, белыми манжетами и воротничками.

Вероятно, при желании это нетрудно было приобрести в магазине, но тут было совсем другое. Получить форму из рук Кубасова – это было событие, которое взволновало их и, потом оказалось, запомнилось на всю жизнь.

– Бутсы будете получать только на игру!

По дороге со стадиона поговорили. Барабанов учился в техникуме и был на год моложе Игоря. Он носил черный флотский ремень с бляхой.

…И команда вскоре заиграла, загремела, обыгрывая всех подряд в округе. Даже Игорь никогда еще не получал от футбола такого удовольствия. Сзади играли свои – Паша и Толя. Их пасы ему из глубины были как по знакомству. А дальше о н уже выбирал, что сделать, как поступить – рвануться ли вперед самому или бросить в прорыв своего правого крайка, маленького крепенького Полунина, или пробить по диагонали влево, где уже готов выйти на мяч ловкий, мелкокучерявый Витька Хмель, или разыграть одно из мгновенных представлений с участием двух актеров – Алтынова и Барабанова.

Команда пока что обыгрывала всех и многих – крупно, но был главный противник, известный только понаслышке, такой же, как у первой мужской команды, – ПРЗ – «Локомотив».

Теперь он был знаком с ней; встречаясь, они здоровались, но он чувствовал себя скованно и не знал, о чем говорить. Он заметил, что она приходит в школу к самому началу, и минут за десять до звонка становился в классе у раскрытого окна. Старшие классы помещались на втором этаже, и дорога была хорошо видна. С безразличным видом рассматривал он текущий к школе, все густеющий поток, мельком взглядывая на своих закадычных друзей, на давным-давно знакомых ребят и девчонок. Потом поток начинал редеть, последние спешили поодиночке. Класс наполнялся. Алтынова охватывало нарастающее чувство опустошенности, не только не слабеющее от ежедневного повторения, но с каждым разом делавшееся острее и безвыходнее. И почти тут же он испытывал такое внезапное и глубокое облегчение, что сам поражался: у ворот показывалась она. Очень стройная, чуть покачивая небольшим портфелем, она шла легко и быстро, но не было впечатления, что она спешит. А рядом обычно семенила одна из подруг. Ему требовалось несколько минут, чтобы вполне прийти в себя после пережитого волнения.

Он уже привык как бы удовлетворяться таким положением. Учебный год кончался, а он еще не нашел случая встретиться с ней.

Перед экзаменом по литературе была консультация сразу для обоих параллельных классов. Он сперва не хотел приходить, решив почему-то, что ее не будет, но все же пришел. Сидели тесно. Народу набралось много, ее действительно не было. Вошла преподавательница. Галина Ефимовна, и уже вслед за ней тут же появилась она. Он ничего не слышал, ничего не понял. Он никогда еще не сидел с ней в одной комнате. Она пристроилась впереди, – он никогда еще так подолгу не смотрел на нее, на ее коротко стриженную голову, незащищенную шею. Когда консультация кончилась, многие сгрудились у стола, стали спрашивать дополнительно, но она поднялась и вышла, и он сразу вышел вслед за ней. Он догнал ее на лестнице, она кивнула ему, и они пошли рядом по коридору, потом по дорожке к воротам, по улице. Он предполагал, что они перекинутся несколькими словами на крыльце и расстанутся, и еще не мог опомниться от сознания того, что идет рядом с ней, даже не смотрел на нее, только чувствовал изредка мучительно мимолетное прикосновение ее плеча.

Она повернула к нему голову и негромко спросила:

– Не боишься?

– А чего бояться? – небрежно ответил он.

– Экзаменов, конечно.

Он был несколько разочарован.

– Мать боится, – сказал он доверительно. – Думает, не сдам из-за футбола.

– А за меня мама спокойна. Ну, а папа тем более.

– У меня отец тоже… А твой что, на Хасане был?

– Да, он во многих местах был. Понял?

– Понял. В Испании? А сейчас он где?

– Служит. Там старших классов нет, вот мы и приехали сюда к тете, к маминой сестре.

Разговор получался неожиданно простой и серьезный.

На углу они остановились, и она опять стояла от него неправдоподобно близко. Он видел рядом ее нежно-красный рот, отчетливого, завершенного рисунка, и все в ней было как бы очерчено – грудь, ноги, трогательно подстриженная сзади шея.

Она тоже внимательно и быстро посмотрела на него.

– Я тебя как-нибудь в гости позову. Придешь?

– Конечно, приду, – ответил он. – Ты чего смеешься?

– Потом скажу.

День выдался жаркий. Когда Игорь шел к дому, у него под ногой пружинил, вдавливался местный асфальт, на нем оставались медленно затекающие отпечатки.