Я смотрела в безглазое лицо безымянного солдата, рыдала и первый раз в жизни крыла небеса трехэтажным матом.

Это был комендант.

— Это не она больная, это ты больной! — глаза Беса сверкали, всегда аккуратно причесанные волосы стояли чуть ли не дыбом. — За каким … ты туда полез?! Молодость вспомнить захотелось, солдат хренов?!

— Какую молодость? — заинтересовалась я, стягивая кривыми черными стежками разорванный рукав.

— Раннюю! — отрезал Бэйсеррон. — А вы тоже хороши! За каким…

— Да отцепитесь вы от меня оба! — прохрипел комендант. — И не пошли бы вы, фарра!…

— Вот именно, оба вы больные! — нелогично прорычал счетовод. — И что теперь делать собираешься?! Глаза не казенные — обратно не отрастут, идиот ты ненормальный!

— Я сказал — пошли вон отсюда! И ты тоже! — приподнявшись, рявкнул комендант, свободной рукой попытавшись на слух запустить в брата ботинком. — И оставьте вы в покое мой рукав, мне и так хорошо!!!

Я откусила нитку, со вздохом поднялась и ушла. Сначала — в третью справа пещерку, где начинался госпиталь, на перевязку собственной наспех и гораздо более криво, чем комендантский рукав, зашитой руки. Потом — в самый конец главной, центральной пещеры, на полевую кухню.

«Чешуя» настраивалась строго индивидуально, до нескольких недель. Запасных комплектов у нас не было, нескольких недель — тоже. Едва поджившая рука действовала отнюдь не идеально, и я оказалась на положении того самого пушечного мяса, скорее всего — уже пожизненно (потому как, скажем честно, перспектив у нас не было никаких), ввиду своей ценности переквалифицированного в санитарку.

Радовало одно — вот уже несколько дней было тихо. Да, накрыть барьером все горы невозможно, но и ни одна аппаратура не пробьется сквозь многометровый каменный потолок. Да, нас было не достать, но зачем нас отсюда доставать? Через месяц–другой мы перемрем вполне самостоятельно — от голода.

А пропитание они смогут найти и с гораздо меньшими затратами сил.

На кухне я прихватила паек и болтушку для тех, кому похуже, и отправилась раздавать ужин. Коменданта оставила напоследок — пусть наговорятся. А точнее, пусть выговорится счетовод. Потому что Торрили с того самого момента, как очнулся, играет в обычную свою злобную молчанку, не подпуская к себе даже брата.

И — нет, я не могла его понять. И что на него тогда нашло — тоже.

Я замерла у последнего на сегодня лежака, потерла нывшую от бесконечных наклонов поясницу.

Бес пробежал мимо с сердитым лицом. Заметил меня, остановился, коснулся локтя:

— Сделайте вы с ним что–нибудь, он же на самом деле себя угробит.

— Знала бы я, что… — я качнула головой. — Глаза у него действительно… навсегда?

— А вы как думаете? — он нервно дергает себя за бородку. Бросает на меня раздраженный взгляд и тут же смягчается: — Извините. Регенерация у него действительно хорошая, особенно если его заставлять лечиться, но всему же есть предел… Он же не божество, чтобы отращивать отсутствующие органы. Да и медицина наша как–то до этого не дошла, а жаль…

— Ясно, — я кивнула. — Как бы цинично это ни звучало, но совершить какую–нибудь фатальную глупость ему сейчас куда тяжелее. Так что идите, и — пока — не волнуйтесь.

— Умеете вы обнадежить, — счетовод криво, невесело улыбнулся, кивнул на прощанье и ушел.

Я мысленно испросила у Звезды терпения и направилась к очередному лежаку. Присела в изголовье, звеня кружкой. Комендант по привычке повернул голову в мою сторону.

— Наверное, я самый большой грешник на этой планете. Иначе не понимаю, зачем Звезда покарала меня вами.

— Вы же атеист, — напомнила я. И с искренним интересом добавила: — Как вы меня узнаете?

— …А вас она покарала отсутствием интеллекта. Еду в последние двое суток разносите только вы.

— Да бросьте вы. Я же серьезно, — я, не торопясь, разложила на куске мягкого пластика весь свой арсенал, благо «клиент» на сегодня был последним. Поддержала за плечи вяло отмахивающегося мужчину, неловко пытающегося сесть, оперевшись спиной о каменную стену, а не угодить в нее же затылком.

— Чувствую родственную душу, — съязвил он, наконец обретя равновесие. Я закатила глаза и сунула ему в руки кружку. Комендант задержал ее в руках, отогревая ладони от промозглого пещерного холода. В его голосе прорезался металл: — Может, хоть сегодня я все же услышу от вас, что такое жизненно необходимое вы искали на захваченной территории?…

Я молчала, старательно прожевывая сухой хлебец. Не хочу вселять лишнюю надежду на чудо, чудо, у которого не было практически никаких шансов стать реальностью. О чем честно и сказала.

— И все–таки? — Торрили донес–таки кружку до рта, и на его тоне это сказалось не лучшим образом. — Говорите уже, Морровер, хуже быть все равно не может.

— Я установила на крыше башни передатчик конторы, — помедлив, наконец сказала я. — Четверо суток будет действовать не хуже оператора сверхдальней связи — такой технологии ни у кого больше нет, даже у СБ. Когда мы ушли, барьер должны были снять — лишние энергозатраты т'хорам, думаю, не нужны. Так что, если передатчик не найдут, до Корпуса сообщение дойдет. Другой вопрос, что там с ним будут делать. Честно говоря, я думаю — ничего. У Корпуса сейчас своя война, там не до нас.

— А…

— А моему мужу, — угрюмо подсказала я, — на меня глубоко плевать. Не виделись пятнадцать лет, и, дадут боги, не увидимся еще столько же. Так что закроем эту тему.

— И эта женщина еще суется другим в душу.

— И этот мужчина еще суется в бой.

— Вы тоже.

— Мне за это платят!

— А мне — нет? — он повернулся ко мне всем телом. Кружка с изумительной точностью вписалась в середину «скатерти». До странности спокойно поинтересовался: — Орие, а почему вы решили, что я вообще гражданский? Только потому, что я никогда не ношу форму?… Я майор войск внутреннего охранения, хоть и в отставке.

— Спасите меня боги… — шокировано пробормотала я, тщетно пытаясь устранить полнейшую дезориентацию в пространстве. Он военный. И он помнит, как меня зовут.

— Я же говорил, боги забыли выдать вам интеллект. Могли бы и сами понять — как иначе я могу руководить военным фортом?

Я смутилась. И без того ясно, что имелось в виду — наша всеобщая уверенность, что должность ему обломилась за фамильный замок.

— И все равно… Ну какого дьявола вы туда полезли?

— Позволю себе процитировать: «Закроем эту тему», — ядовито отрезал комендант.

Я молча сунула ему в руки тарелку и принялась разворачивать собственный лежак. Боги, как мне надоело ощущать себя идиоткой.

Колким вьюжным ветром свистят мимо лица короткие стрелы. Руки цепляются за ранящий пальцы нож, отводя от горла, лопатки иглами колют два наконечника, вошедшие в чужую спину до оперенья. Маг оседает, по свежему снегу растекаются кровавые ручейки, тут же укрытые поземкой.

Посланница недоуменно смотрит на прошитого стрелами насквозь, но все еще живого убийцу, упавшего на колени у края обрыва. По узким губам ядовитой змеей скользит презрительная ухмылка. Он откидывается назад и летит в пропасть.

Не сдаваться никогда. Даже если это всего лишь значит выбрать способ собственной смерти.

В отряде хороший маг–лекарь, и через несколько часов посланница уже идет следом за плывущей прямо по воздуху клеткой, в которой, согнувшись в три погибели, сидит скованный по рукам и ногам риатиновыми цепями пленный и все еще живой маг. Она качает головой и дивится мастерству замковых чародеев: Нитерра — край крестьян, там редки даже сельские знахари.