Теперь скорость создания образов возросла. Я вышел из комнатки и представил хорошенькую женщину в обтягивающем комбинезоне телесного цвета, мурчащую в коридоре. Я поместил Пола Ньюмана в ближайшей нише и лося на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал. Я спустился по ступенькам в гараж, где оставил образ Эда, сидевшего в матерчатом кресле кинорежиссера и выкрикивавшего указания в огромный рупор. Затем я представил, как нажимаю кнопку, открывающую дверь гаража, и выхожу на задний двор, где обмотанный ремнями верхолаз пытается с помощью веревок взобраться на огромный дуб. И последний образ, барометр, я поместил рядом с забором.

— Чтобы запомнить, что это БАР-ометр, вообрази столбик термометра в свиных шкварках и прочих барных закусках, — очень кстати предложил Эд.

Завершив обход дома, я открыл глаза. «Отлично! — сказал Эд, медленно и серьезно аплодируя. — А теперь, я уверен, ты обнаружишь, что процесс вспоминания этих вещей невероятно интуитивен. Видишь ли, чаще всего воспоминания откладываются в семантических сетях, то есть в паутине ассоциаций, случайным образом. Но ты сейчас уложил множество воспоминаний в контролируемой последовательности. Благодаря особенностям пространственной памяти тебе надо лишь снова пройти путь по дворцу памяти, и в каждом месте, где ты оставлял воспоминания, они будут возвращаться к тебе. А тебе нужно лишь перевести эти вещи обратно в то, чем они были изначально».

Я снова закрыл глаза и представил себя в начале подъездной дорожки, ведущей к дому родителей. Огромная банка маринованного чеснока была именно там, где я ее оставил. Я подошел к двери. Клаудия Шиффер, сидя в коробке зернистого творога, соблазнительно водила по телу губкой. Я открыл дверь и повернул налево. Вдохнул запах рыбы, все так же лежавшей на рояле над поднимающимся торфяным дымком. Я ощутил во рту ее вкус. Услышал тонкие голоски переговаривающихся бутылок вина на диване и ощутил мягкое прикосновение к моему лбу трех пар роскошных хлопковых носков, свисавших с лампы. Я поверить не мог, что все действительно работает! Я назвал первые пять предметов из списка дел Эда, чтобы убедиться.

— Маринованный чеснок! Зернистый творог! Лосось, копченный на торфе! Шесть бутылок вина! Три пары носков!

— Здорово! — прокричал Эд навстречу холодному ветру. — Здорово! Мы наблюдаем рождение будущего члена KL7!

Ну я-то, конечно, понимал, что это было вовсе не так здорово, особенно на фоне тех впечатляющих трюков, которые я видел за день до того. Но все же я был доволен достигнутым. Я продолжил свой путь по дому, подбирая хлебные крошки в виде экзотических образов, оставленных мной здесь прежде.

— Три хулахупа на обеденном столе! Трубка аквалангиста в раковине! Устройство для изготовления сухого льда на столике! — к моему удивлению и удовлетворению все 15 изображений нашлись именно там, где я их оставлял. Но сохранятся ли они надолго? Например, смогу ли я вспомнить весь список дел Эда через неделю?

— Если не увлекаться вечеринками и бутылками пива размером с собственную голову, ты скоро обнаружишь, что эти образы будут храниться в твоей памяти намного дольше, чем можно было бы предположить, — пообещал Эд. — А если ты вернешься в свой дворец памяти чуть позже сегодня вечером и снова завтра днем, а потом еще через неделю, этот список запомнится действительно надолго. И проделав такое с 15 словами, ты сможешь проделать то же самое с 1500, если найдешь для них достаточно вместительный дворец памяти. А разобравшись со случайными словами, мы сможем перейти к по-настоящему интересным вещам, например, игральным картам или «Бытию и времени» Хайдеггера.

Мое первое задание — начать коллекционировать архитектуру. Ведь прежде чем приступить к серьезным тренировкам, нужно иметь в своем распоряжении множество дворцов памяти.

Я гулял по своему району, заходил в гости к друзьям, на детскую площадку, на стадион «Ориол Парк» в Кэмден-Ярдз в Балтиморе, в восточное крыло Национальной галереи искусства. Переместился назад во времени — в старшую и начальную школу, в дом на Рино-роуд, где мы с семьей жили, пока мне не исполнилось четыре. Я сосредотачивал внимание на обоях и расположении мебели. Пытался почувствовать пол под ногами. Вспоминал события, которые произошли в этих местах и вызвали тогда сильные эмоции. А потом разделял каждое из этих зданий на локи, которым предстояло стать хранилищем моих воспоминаний. Основной моей целью, как объяснил Эд, было изучить эти дома вдоль и поперек — иметь целую серию таких ярких и конкретных ассоциаций с каждым уголком каждой комнаты, чтобы, когда придет время запоминать новую информацию, я смог быстро пробежаться по моим дворцам, сея образы с такой же скоростью, с какой они будут рождаться в моем воображении. Чем лучше я буду знать здание и чем в большей степени чувствовать себя там как дома, тем глубже в нем укоренятся образы и тем легче они будут в последствии воссоздаваться. Эд решил, что для начала тренировок мне нужно около дюжины дворцов памяти. У него самого их было несколько сотен — целый мегаполис складов в уме.

Сейчас настало время выложить все карты на стол и рассказать об условиях, в которых я существовал в то время, когда началось мое увлечение — тогда несерьезное — тренировками памяти. Я недавно закончил колледж, пытался сделать карьеру журналиста и жил в родительском доме в Вашингтоне, где прошло мое детство. Спал я в своей детской комнате, где над окном висели два флажка с символикой Baltimore Orioles, а на полке стояла книга стихов Шела Силверстейна[57]. Работал я в подвале, в неком подобии кабинета, за столом, который я впихнул между папиным Nordic Track[58] и горой коробок, набитых старыми семейными фотографиями.

Стены моего кабинета были сплошь залеплены клейкими бумажками-«напоминалками» и длинными списками того, что требовало моего времени и усилий: имена людей, которым надо было перезвонить, идеи для статей, которые следовало обдумать, рутинные личные и профессиональные дела, ожидающие, когда я них возьмусь. Вдохновленный успехом в Центральном парке, я оторвал бумажки с записями наиболее срочных дел, перекодировал их в образы и разместил во дворце памяти, сконструированном на основе ранчо моей бабушки. «Отогнать машину на техосмотр» превратилось в образ инспектора Гаджета[59], ходившего кругами вокруг старого Buick на подъездной дорожке. «Найти книгу об африканских вождях» трансформировалось в зулуса Чаку[60], барабанящего копьем в бабушкину дверь. «Забронировать билет в Финикс» привело к тому, что бабушкина гостиная превратилась в пустыню и каньоны и на античном буфете феникс восставал из пепла.

Все это было, конечно, хорошо и даже забавно, но и ужасно утомительно. Усвоив таким образом всего около десяти «напоминалок», я обнаружил, что физически устал и мой мысленный взор будто бы налит кровью.

Все оказалось куда труднее, чем думалось поначалу. И не так эффективно. К тому же я даже не представлял, что делать с некоторыми вещами. Как превратить телефонные номера в образы? Что делать с письмами? Я рухнул в кресло. Вся моя ладонь была обклеена «напоминалками». Откинувшись на спинку кресла, я поднял взгляд на стену, где между оставшимися наклейками появилось несколько новых квадратиков грязно-белого цвета, и задумался, есть ли во всем этом смысл. По правде говоря, стикеры на стене отлично работали. Несомненно, искусству запоминания можно было найти более достойное применение.

Я встал и взял с книжной полки Нортоновскую антологию современной поэзии. Это был 1800-страничный кирпич, который я как-то купил в букинистическом магазине и с тех пор открывал всего пару раз. Я подумал: уж если древнее искусство запоминания и может для чего-либо пригодиться, то, конечно, для выучивания стихотворений. Ведь Симонид не стал героем античного мира потому, что изобрел хитроумный способ запоминать списки дел. Его открытие было призвано служить облагораживанию жизни. А что способно облагородить лучше, чем заучивание стихов?