– Нет еще.

– Сотни идиотов таскают на холм дрова. Сущее безумие. – Он сплюнул на землю. – Не верю я в Сокровища, Дерфель, я верю в стену щитов и острые копья. И еще одна надежда есть у меня. – Артур помолчал.

– Какая? – подсказал я. Артур обернулся ко мне.

– Если бы нам удалось стравить наших врагов между собою еще один только раз, тогда шанс у нас есть. Коли Кердик придет один, мы с ним справимся, пока с нами Повис и Гвент, но против двух королей – и Кердика, и Эллы – я не выстою. Я, пожалуй, победил бы обоих, будь у меня пять лет на то, чтобы восстановить армию, – но только не этой весной. Наша единственная надежда, Дерфель, – рассорить недругов. – Именно так мы обычно и воевали. Подкупали одного саксонского короля и науськивали его на другого, но, судя по тому, что поведал мне Артур, саксы приняли все меры, чтобы нынешней зимой такого не произошло. – Я предложу Элле мир на веки вечные, – продолжал между тем Артур. – Пусть оставит за собою все свои нынешние земли, а также и ту землю, что сумеет отобрать у Кердика, дабы правили там он и его потомки. Ты меня понял? Я уступаю Элле эту землю в бессрочное владение, если только в грядущей войне он встанет на нашу сторону.

Я долго молчал. Былой Артур, Артур, что был мне другом вплоть до той ночи в храме Изиды, никогда не произнес бы таких слов, ибо правды в них не было. Никто и никогда не уступит бриттскую землю саксам. Артур лгал – в надежде, что Элла поверит этой лжи, а спустя несколько лет Артур нарушит обещание и нападет на Эллу. Я знал это – но опровергать слова короля благоразумно не стал, ибо как тогда притворяться, будто сам я в них верю? Зато я напомнил Артуру о давней клятве, погребенной под камнем у дерева – далеко отсюда.

– Ты ведь клялся убить Эллу. Или клятва позабыта?

– Ныне мне дела нет до клятв, – холодно отрезал Артур и тут же, не сдержавшись, выкрикнул: – И что мне до них? Разве кто-то держит клятвы, данные мне?

– Я держу, господин.

– Тогда повинуйся мне, Дерфель, – коротко бросил он. – Поезжай к Элле.

Я уже понял, что именно этого Артур от меня и потребует. Отозвался я не сразу: постоял немного, наблюдая, как Исса выстраивает малолеток в довольно-таки шаткий щитовой строй. И наконец обернулся к Артуру.

– Я так понял, Элла пообещал казнить твоих послов? Артур отвел глаза и долго смотрел на далекий зеленый холм.

– Старики говорят, зима грядет суровая, – промолвил он. – Мне нужен ответ Эллы до первого снега.

– Да, господин.

Он, верно, расслышал горькую ноту в моем голосе, потому что вновь оглянулся на меня.

– Элла не станет убивать родного сына.

– Будем уповать, что нет, господин, – кротко отозвался я.

– Ну так поезжай к нему, Дерфель, – повторил Артур. Очень может статься, он только что приговорил меня к смерти – однако сожаления он не выказал. Он встал, отряхнул белый плащ от налипших травинок. – Если нам удастся весной одолеть Кердика, мы возродим Британию.

– Да, господин, – кивнул я. Все у него просто: разобьем саксов, а там и Британию возродим. Я задумался про себя: так оно всегда и бывает. Последний рывок, последний великий подвиг, а затем всенепременно – радость и ликование. Отчего-то так никогда не получалось; и все-таки ныне, в отчаянии, цепляясь за наш последний шанс, я должен ехать к отцу.

Я – сакс. Саксонку Эрке, мою мать – она в ту пору была мною беременна, – Утер захватил и сделал своей рабыней; я родился вскорости после того. Меня отняли у матери совсем мальцом, но я успел выучить саксонский язык. Позже, гораздо позже, накануне Ланселотова мятежа, я отыскал свою мать и узнал, что отец мой – Элла.

Выходит, я чистокровный сакс и, кроме того, наполовину королевской крови, хотя, воспитанный среди бриттов, никакого родства с саксами я не ощущаю. Для меня, так же как и для Артура и для любого свободнорожденного бритта, саксы – чума, занесенная к нам из-за Восточного моря.

Откуда они пришли, никому не ведомо. Саграмор – а уж он-то попутешествовал побольше всех Артуровых вождей, вместе взятых, – рассказывает, будто земля саксов – далекий, одетый туманом край болот и лесов, хотя сам признает, что в жизни там не бывал. Он просто знает: это где-то за морем, а саксы, дескать, уплывают оттуда, потому что британская земля – лучше. А еще я слыхал, будто родину саксов осаждают враги еще более странные, пришельцы с края света. Как бы там ни было, вот уже сотню лет саксы переплывают море и захватывают нашу землю и ныне держат под своей рукою всю восточную Британию. Мы зовем эту украденную территорию Ллогрия, Утраченные земли, и во всей свободной Британии не нашлось бы такого человека, который не мечтал бы их отобрать. Мерлин и Нимуэ верят, что землю могут вернуть только боги, Артур надеется сделать это при помощи меча. А мне поручено рассорить наших врагов между собою, чтобы облегчить задачу либо богам, либо Артуру.

Я пустился в дорогу осенью, когда дубы сделались бронзовыми, буки – алыми, а холод затянул рассветы белым маревом. Я поехал один: если Элла вознаградит посла смертью, лучше сократить потери. Кайнвин уговаривала меня взять с собою боевую дружину, но зачем? Отдельный отряд не выстоит против целого воинства Эллы; и вот, когда ветер обрывал первые желтые листья с вязов, я поскакал на восток. Кайнвин пыталась убедить меня дождаться Самайна, ибо если сработают заклинания Мерлина на Май Дуне, тогда никакое посольство к саксам уже не понадобится, но Артур и думать не желал о задержке. Все свои надежды он возлагал на предательство Эллы и хотел получить ответ от короля саксов. Я отправился в путь, уповая, что как-нибудь да уцелею и вернусь в Думнонию к Самайну. При мне был меч, а на спине висел щит; никакого другого оружия я не взял, равно как и доспехов.

Напрямую на восток скакать не стоило: так я оказался бы в опасной близости от земли Кердика. Вместо того я двинулся на север, в Гвент, а уж оттуда свернул к востоку, в направлении саксонской границы, к владениям Эллы. День и еще полдня я ехал через плодородные угодья Гвента, мимо римских вилл и крестьянских дворов. Над отверстиями в крышах курился дым. Скот, предназначенный для зимнего забоя, согнали в луга; под копытами животных земля превратилась в жидкую грязь; унылое мычание задавало меланхолический тон моему путешествию. В воздухе ощущалось первое дыхание зимы, а поутру разбухшее солнце висело в тумане бледным пятном у самого горизонта. На поля, вспаханные под пар, слетались скворцы.

По мере того как я ехал к востоку, пейзаж менялся. Гвент был христианской страной: сначала по пути мне встречались внушительные, богато украшенные церкви, но на второй день церквушки заметно измельчали, а дворы – обеднели, и вот наконец я оказался в срединных землях – в пустошах, где не правили ни саксы, ни бритты, но и те и другие убивали беспрепятственно. Угодья, где некогда кормились целые семьи, густо поросли молодыми дубками, боярышником, березой и ясенем; тут и там торчали голые, обугленные скелеты домов. Однако кто-то жил и здесь; раз, заслышав в рощице шаги, я схватился за Хьюэлбейн, опасаясь лихих людей, что укрывались в здешних диких долинах. Однако никто не докучал мне вплоть до того вечера, когда дорогу преградил отряд копейщиков. То были гвентцы; как и все воины короля Мэурига, они были экипированы на римский манер: бронзовые нагрудники, шлемы с алым плюмажем из крашеного конского волоса и ржаво-красные плащи. Их предводитель, христианин именем Кариг, пригласил меня к ним в крепость, что стояла на прогалине среди леса на высоком гребне холма. Каригу была доверена охрана границы; он резко осведомился, по какому делу я еду, но, когда я назвался и сообщил, что послан Артуром, далее расспрашивать не стал.

Каригова крепость представляла собою просто-напросто деревянный частокол, в пределах которого соорудили пару-тройку хибар. Внутри густо нависал дым: костры жгли прямо под крышей. Я согрелся; с десяток воинов Карига поджаривали оленью ногу на вертеле, выструганном из захваченного саксонского копья. Таких крепостей за дневной переход встретишь не меньше дюжины, и все они глядят на восток, стерегут на случай, если Элловы головорезы нагрянут с набегом. Те же меры предосторожности принимала и Думнония, при том что мы держали у границ постоянную армию. Расходов такая армия требовала непомерных, к вящей досаде тех, чьи налоги – зерно, кожа, соль и шерсть – шли на содержание войска. Артур старался облегчить поборы и распределить их бремя по справедливости, хотя теперь, после мятежа, безжалостно драл три шкуры с тех богатеев, что пошли за Ланселотом. Этот налог ложился на христиан несоразмерно тяжким гнетом; Мэуриг, христианский король Гвента, выслал протест; Артур его проигнорировал. Кариг, верный слуга короля, обошелся со мной сдержанно, хотя, надо отдать ему должное, сделал все, чтобы предостеречь меня об опасности, поджидающей в саксонских землях.