«Этот точно от гаубицы в триста пять миллиметров — «чемодан»», — подумал Климов, отплевываясь от заполнившей убежище глиняной пыли и дополнительно промыл глаза полив на лицо из фляжки.

Но в основном били из орудий калибром в двести десять и еще чаще — сто пятьдесят пять миллиметров. За час нахождения под обстрелом он научился различать их по взрывам.

«Но это еще хорошо, что по данным разведки нет «Большой Берты», — подумал он. — От ее снаряда в четыреста двадцать миллиметров, упади он даже рядом, наше убежище может и не уцелеть…»

Хотя на разведчиков в этом вопросе полагаться не стоило. Могли банально не увидеть или немцы могли подогнать ББ незадолго до начала артподготовки и в любой момент обрушить ее снаряды на траншеи. Но Михаил молился, чтобы фрицы использовали этого монстра против французской артиллерии, что было бы логичнее…

«Кстати, что там с артой франков? Ведут контрбатарейную борьбу? — подумал он, чтобы думать хоть о чем-то и отвлечься от мыслей о возможном прямом попадании снаряда в их блиндаж. — Или сразу по немчикам долбят, что приготовились к атаке?»

После каждого близкого взрыва лейтенант выскакивал посмотреть, не ранило или вовсе не убило ли наблюдателя. Но пока наблюдателю везло, только лишь землей его обсыпало, долбя комьями по каске.

Кажется, что обстрел длился целую вечность напрочь деморализуя и более того, подводя психику к опасной черте за которой человека ждало безумие, тихое или буйное, но это уже не принципиально для слетевшего с катушек.

Бадум!

Убежище вздрогнуло особенно сильно и из коридора ведущего наверх ударила упругая воздушная волна пополам с землей, так что сразу заложило уши, а от громкого звука в них сильно зазвенело. Более того, коридор буквально схлопнулся и перекосило стену с потолком, так что множество бревен треснули, а некоторые вырвало из пазов.

К счастью, на такой случай имелся запасной.

Лейтенант бросился наружу и следом за ним Климов.

Одного взгляда хватило, чтобы оценить сильное повреждение траншеи от близкого взрыва «чемодана» прилетевшего точно в траншею. От наблюдательного поста, осталась лишь воронка, а от французского наблюдателя не осталось и мокрого пятна.

— Данилов! — проорал Климов в сильно поврежденный, но все же уцелевший основной проход ведущий в солдатское убежище. — Твоя очередь заступать на наблюдательный пункт! И перископ прихвати! Живее давай!

— А где?.. — пробормотал вылезший из убежища солдат.

— В лучших из миров солдат! Прыгай в воронку. Народная мудрость гласит, что в одну воронку снаряд дважды не прилетает! Так что тебе бояться нечего!

— Точно, вашбродь?..

— Вот и проверим! Давай, не ссы! Свисток не забыл?

— Нет, вашбродь… вот он… — показал висящий не шее большой «боцманский» свисток солдат.

— Ну тогда все в порядке. Не зевай! Как только увидишь фрицев, свисти, что есть мочи!

— Я помню, вашбродь…

Михаил Климов вместе с лейтенантом спустились в солдатское убежище.

Собственно, на данном участке осталось лишь одно отделение, так называемое боевое охранение плюс пулеметная команда во второй лини окопов. Все остальные солдаты с началом артподготовки немцев спешно отошли во второй эшелон обороны, располагавшийся в трех километрах позади первой линии обороны.

— Ну что солдаты, ссымся, или уже сремся? — спросил он.

— Сремся, вашбродь! — с истеричной радостью ответил солдат как раз сидевший на параше.

Помещение действительно густо и резко воняло поносом, что называется, аж глаза резало, так что хоть противогаз одевай. Дополнительной причиной одеть противогаз служило висевшее под потолком плотное, практически «грозовое», облако табачного дыма. Ибо курили нервничающие солдаты не переставая.

— Ну хоть не в штаны! Или и в штаны уже успели нагадить?!

— Только обоссать, вашбродь! — раздался еще чей-то голос с оттенком истеричной радости.

— Ну это нормально…

Ба-бах!

Убежище вздрогнуло. Лейтенант снова выскочил наружу, но быстро вернулся, сказав:

— Цел.

— А-а-а!!! — вдруг заорал один из солдат и вскочив, с безумным взглядом кинулся к выходу.

Его тут же повалили и начали пеленать.

— А-а-а!!! Мы все умрем! Умрем!!! А-а-а!!!

— Конечно умрем! — подошел Михаил к солдату, коего уже подняли с грязного и изрядно заплеванного пола. — Или ты думал, что будешь жить вечно?! Рано или поздно сдохнем все.

— А-а-а!!!

Климов резко ударил солдата в голову и тот обмяк.

Осмотревшись, увидел, что люди если не на грани, то сильно подавлены. Выходка солдата не выдержавшего психологического прессинга всех еще больше придавила.

— О, гармонь! Дайте-ка мне ее, может спою что-нибудь, а то как-то скучно… — решил он отыгрывать отморозка и даже заставил себя не вздрогнуть вместе со всеми при очередном взрыве.

Кто-то кхекнул и солдаты чуть оживились. Взяв гармонь, Климов заиграл песни, что ранее пел на параходе, да так увлекся, что и сам практически забыл об обстреле и лишь когда с потолка сыпалась глинистая пыль вынуждено замолкал, чтобы отплеваться.

— Ви-и, ви-и, ви-и-и!

— Сигнал, господин капитан, — сказал лейтенант.

И правда, обстрел прекратился, и наблюдатель во всю дудел в свисток.

— Ну что мужики, концерт закончился, приглашаю вас выйти немного пострелять.

Снова кто-то кхекнул.

— Или гранату химическую кинуть?

— Не надо вашбродь, тут и так дышать нечем, — со смехом ответил тот солдат, что встретил Климова, сидя на толчке и его хохотком поддержали остальные бойцы. — Пострелять, так пострелять…

Подхватив оружие, солдаты вышли из убежища следом за штабс-капитаном.

20

Михаил Климов на минутку заглянул в офицерский бункер и выбрался оттуда уже с помповым ружьем и патронташем на левом плече, что проходило наискосок через грудь. За спину закинул портфель с деньгами и «рыжьем» с некоторыми вещами сверху, к коему он приделал лямки, получив тем самым школьный рюкзак. Мало того, что «все свое ношу с собой», так еще и дополнительная защита получилась, что вполне могла уберечь от осколков.

— Что это у вас, господин капитан? — заинтересовался лейтенант.

— Помповое ружье, может сделать пять выстрелов за три секунды.

— Хм-м… интересно… Вроде американцы такими же вооружены.

— Именно. И я не понимаю, почему остальные армии не берут его на вооружение.

Лейтенант только пожал плечами, но видно, что призадумался.

Посмотрев на нейтралку, Климов увидел, как с той стороны появляются мелкие фигурки немецких солдат и было их много. Собственные линии заграждения они преодолели быстро, видно, что проходы проделали загодя. И вдруг среди них начали вспухать взрывы и подниматься фонтаны земли — заработала французская артиллерия.

В основном били пушки калибра семьдесят пять миллиметров, но вставали разрывы и от орудий в сто пятьдесят пять миллиметров. Иногда происходили взрывы в воздухе — это срабатывали шрапнельные снаряды. Казалось, что в том огневом вале просто невозможно выжить, но нет, волна немецкой пехоты прорвалась сквозь огненный заслон.

Немецкая артиллерия, кстати, тоже не молчала и перевела стрельбу на второй эшелон французской обороны пытаясь не дать солдатам противника вернуться в первую линию и занять оборону. Ее огонь корректировали немецкие пилоты наводя на крупные скопления бегущих солдат. В итоге получалась своеобразная гонка — кто первый доберется до окопов, французы до своих или немцы до французских, при этом немцами бежать всего полтора километра, а франкам — три. Но немцам еще придется пробиваться через три линии заграждений из колючей проволоки и делать это под огнем оставшихся в первой линии боевого охранения.

Чтобы не дать немцам наводить свою артиллерию, воздушных корректировщиков пытались прогнать французские самолеты, так что в небе довольно быстро завязался воздушный бой из пары десятков самолетов. При этом часть самолетов, пилоты которых истратили боекомплект возвращалась на свою территорию, но их тут же сменяли самолеты с полным боекомплектом и все продолжалось с небольшими заминками, когда то одна сторона, то другая получала на короткий период преимущество.