Словно гончая, взявшая след, «Арго» устремился вперед. Теперь мы искали место, в котором можно было бы распознать мрачную гавань, где одиннадцать кораблей направляющейся на родину флотилии попали в западню и были разбиты в щепки враждебными туземцами. Команды этих судов — четыреста восемьдесят человек, не считая троянских пленников, — барахтавшиеся в воде, подверглись жестокой расправе. Только Улисс и его товарищи на флагманском корабле избегли страшной участи. Остальные были съедены каннибалами.

Шесть дней понадобилось галерам, чтобы от острова Эола дойти до этого злополучного места. Улисс рассказывал:

В классической литературе не находим упоминаний Ламоса, так что главным ключом в поисках «страны лестригонов» было для нас описание гавани, где произошло побоище. Улисс говорит:

А потому мы искали характерную глухую гавань, обрамленную высокими скалами, с зажатым между двумя утесами узким входом, и чтобы в гавани было достаточно места для швартовки одиннадцати поставленных рядом галер; при этом они очутились бы словно на дне колодца, по краям которого выстроились враждебные туземцы-лестригоны, сбрасывая вниз камни, сокрушавшие тонкие корпуса галер. Следовало учитывать и еще два возможных ключа, хотя эти детали скорее озадачивали прежних комментаторов, чем помогали им. Первый, более загадочный ключ содержится в словах о том, что «легко б несонливый работник плату двойную там мог получить, выгоняя пастися днем белорунных баранов, а ночью быков криворогих: ибо там паства дневная с ночною сближается паствой». Другими словами, лестригоны обитали вблизи границы между днем и ночью. Второй фрагмент информации ясен без расшифровки: многовратный город снабжался водой из Артакийского ключа.

Руководясь принципом, согласно которому приключения Улисса до сих пор привязывались к главнейшим поворотным точкам естественного маршрута, я предположил, что вернее всего искать роковую гавань лестригонов у следующего за Малеей важного мыса на логическом пути следования к Итаке, а именно у образующего крайнюю южную точку материковой Греции мыса Матапас, известного в древности под названием Тенарон.

Для полной уверенности, что нами не будут пропущены другие возможные гавани лестригонов, мы решили проверить на «Арго» каждую милю пути от Грамвусы до Тенарона.

Когда мы приблизились к острову Андикитира, курс галеры пересекли восемь-девять плывших на север дельфинов, которые тотчас свернули к нам и затеяли игры перед носом «Арго». Лихо выскакивая из воды, они снова ныряли и стремительно плыли вперед, энергично работая всеми мышцами обтекаемого тела. Один особенно любопытный дельфин минут десять плыл в двадцати метрах впереди «Арго», рассматривая галеру и время от времени поднимаясь вертикально над водой на три четверти своей длины, чтобы заглянуть через планширь. Любопытство этого дельфина я соизмерил бы с ликованием Назыма. Наш сирийский товарищ, никогда не видевший резвящихся дельфинов на воле, был в восторге. Большой любитель животных, он на всех стоянках в порту подкармливал кошек и собак отходами с камбуза. Теперь Назым ринулся на нос галеры, пораженный увиденным, замер там с сияющими глазами, сопровождая кульбиты и кувырки дельфинов восклицаниями: «Ля! Вуаля! Регарде!» Спектакль и впрямь был великолепный, и весело резвящиеся дельфины до того походили на своих собратьев, изображенных на фресках минойских дворцов, что я сказал себе: лучше всего наблюдать эту водную феерию именно с борта галеры бронзового века, которая, с ее дельфиньими обводами и намалеванным на носу испытующим глазом, сама скользила по волнам, будто морское животное.

Мы тщательно обследовали со всех сторон Андикитиру, обошли вокруг Китиры, но не нашли ничего подходящего. Заливов и бухт, окруженных крутыми скалами, хватало, но ничто из них даже отдаленно не напоминало лестригонскую западню. Наиболее тесные бухты не смогли бы вместить одиннадцать стоящих рядом галер, а к удобным стоянкам примыкали либо плавно спадающие к берегу долины, либо проложенные зимними ручьями лощины. С каждым разом становилось все яснее: гавань, подобная каменному мешку — если таковая вообще существует, — большая редкость.

Покинув Грамвусу, флотилия Улисса (если и тут принять на веру подозрительную цифру шесть, кратную трем) могла пройти от 140 до 240 миль в сторону Итаки. Дистанция может быть определена лишь весьма приблизительно, потому что скорость галеры в огромной мере зависит от числа гребцов, от того, сколько часов в день они гребут, от обрастания корпуса судна, от влияния жары на людей, от размеров груза, от настроения команды, от направления даже самого слабого ветра. Большие военные галеры классического периода могли идти на веслах со скоростью 4–6 узлов, так ведь на них помещалось до 160 человек, которые гребли поочередно. Самые протяженные суточные переходы достигали внушительной цифры 150 миль с лишним, но речь идет об исключительных достижениях единичных судов, выполнявших срочные задания. Наиболее достоверные данные свидетельствуют, что гребные суда (включая средиземноморские галеры венецианцев) в дальних переходах делали в среднем не больше двух узлов, поскольку многодневная гребля истощала энергию людей.

Разумеется, идти на веслах без перерыва шесть дней и ночей, не давая людям передышки, как уверял Улисс, было невозможно. В своем 1500-мильном плавании в Грузию «Арго» проходил за день в среднем от 25 до 30 миль, на ночь приставая к берегу, чтобы команда могла растянуться на пляже и как следует отдохнуть после пяти-десяти часов тяжелой работы веслами. Мы быстро выяснили, что спать на галерной банке — доске шириной 20 и длиной 120 см мог только основательно уставший человек. Три-четыре ночи в таких условиях гасили энтузиазм даже самой энергичной команды, и у нас нет никаких причин полагать, что итакцы Улисса, которые, «утомяся от гребли, утратили бодрость», были готовы грести по ночам. Скорее, у них были веские причины двигаться не торопясь. Не будем забывать, что флотилия в целом должна была идти со скоростью наиболее тихоходного из двенадцати кораблей. Передовым приходилось ждать отстающих, которые, недовольные тем, что командам более быстрых галер представился случай передохнуть, требовали отдыха и для себя. К тому же галеры были тяжело нагружены. Кроме провианта и воды на шесть дней, они везли добычу из Трои, кувшины с вином, медь и драгоценные металлы, пленников и все военное снаряжение, служившее им в многолетней кампании. Добавим, что команды, как указывает Улисс, были крайне деморализованы после ряда злоключений и невезения с погодой. Ничто не подрывает моральный дух гребцов так, как ощущение того, что погода упорно их не жалует, и хотя сопутники Улисса не могли подозревать, что теперь идут навстречу своей гибели, вряд ли они гребли с большим воодушевлением. При таких условиях хорошо, если галеры проходили 25 миль в сутки.