Перевод со шведского С. Тархановой

Рисунки Харальда Грипе

Эльвис сидит в своей кроватке и играет пуговицами на пижамной куртке.

Сегодня воскресенье. Эльвис давно уже не спит. Сквозь щели между шторами ярко светит солнце. Утро, наверно, уже прошло. Пожалуй, сейчас полдень. В комнате совсем тепло.

Эльвис пробует по очереди все петельки. Одну пуговицу расстегнёт, другую — застегнёт. Ой, пуговица оторвалась! Наверно, закатилась под кровать. Не видно её что-то… Придётся слезть поискать.

Но ведь тогда они проснутся…

Эльвис глядит на папу и маму: они лежат в своих кроватях не шевелясь и спят. Вот так всегда по воскресеньям: у них нет сил подняться. Потому что накануне они допоздна были в гостях. Легли спать чуть ли не под утро.

Говорят, все мамы и папы по субботам отправляются в гости. Надо же им отключиться немножко, если уж выдалось свободное время, а то ведь всю неделю только работай да работай. В будни — не до развлечений. Придётся Эльвису к этому привыкнуть, все дети привыкают, говорит мама. Детям хорошо: у них нет забот, поэтому им не надо отключаться.

Отключаться — это то же самое, что развлекаться. Это значит, что родители зовут гостей или сами уходят в гости.

Но ведь и у Эльвиса уйма всяких дел, про него никак не скажешь, что у него нет забот. Только спорить не стоит, а не то сразу скажут: кто не ходит в школу, тому и делать нечего. Вот когда он поступит в школу, тогда только он поймёт, что к чему, тогда только начнётся настоящая жизнь, говорят взрослые.

Махнув рукой на пуговицу, Эльвис берёт мамин журнал.

Настоящая жизнь — какая она?

Он совсем не рад, что скоро пойдёт в школу. Что его там ждёт? Куча учителей и куча детей, и все разом галдят. Где уж тут человеку заниматься делом!

Хоть бы папа с мамой проснулись…

Эльвис прислушивается к их дыханию. Он наперечёт знает все звуки, которые они издают во сне, и всегда подмечает, когда родители начинают просыпаться. Папа обычно сопит и похрапывает, а мама зевает несколько раз подряд, потом всё опять стихает, а чуть позже слышится долгий, глубокий и притом недовольный вздох: мама не любит просыпаться. Зато папа любит, но, конечно, не по воскресеньям, после этого самого отключения.

Эльвис тоже любит просыпаться по утрам, хотя он тогда только хороший, когда спит. Это мама так сказала:

— Ты, Эльвис, тогда только хороший, когда спишь. В кроватке ты мальчик как мальчик.

Хорошо бы сейчас уснуть: тогда не пришлось бы вот так сидеть в кровати и ждать. Не очень-то это весело. Всё воскресенье пропадёт. А ведь воскресенье могло быть самым что ни на есть весёлым днём. Выбраться бы только из спальни так, чтобы не разбудить родителей. Тогда до самого обеда делай что хочешь.

Но он не смеет даже пробовать. Если он их разбудит, ему попадёт. После этих самых отключений папа с мамой всегда сердитые.

У мамы очень чуткий сон. Стоит только спустить одну ногу на пол, и мама проснётся. И сразу же залает на кухне Сессан, как только заслышит мамин голос, и тут, уж конечно, проснётся и папа и начнёт всех ругать.

«Почему в этом доме никогда не дадут человеку выспаться?!» — закричит он.

Тогда дело плохо. Весь день будет испорчен.

Так что сиди и жди.

Опять жди…

Эльвис листает мамин журнал. В нём одни взрослые сфотографированы, детей совсем нет. Один ребёнок на весь журнал, да и тот ненастоящий. Дедушка тоже это заметил. Ребёнок тут только для полноты картины, сказал он. Чтобы мамочка его показалась ещё милей с младенцем на руках. А вовсе не для того, чтобы показать людям ребёнка.

Но Эльвис даже и для этого не годится: если его сфотографируют вместе с мамой, мама от этого ничуть не выиграет. Мама всегда прогоняет его, когда её снимают: уж очень плохо он выходит на снимках.

А ему всё равно.

Эльвис берёт чёрный мелок и в журнале, там, где лица, всюду рисует чёрные квадраты. Только ребёнку он оставляет лицо. Да ещё подрисовывает ему глаза, чтобы они казались побольше и ребёнок мог лучше ими видеть.

Ой, а вдруг мама рассердится, что он испортил журнал?…

«Всё это мне за грехи мои», — обычно говорит она.

Она думает, что он послан ей в наказание за что-то такое, что она сделала когда-то давно-давно, задолго до его появления на свет. Так вот всегда думаешь, когда напроказничаешь, а потом вдруг стукнешься обо что-нибудь…

Когда тебя наказывают, это больно. Как-то раз Эльвис скакал на кухонном диване и проломил его и за это в наказание сам стукнул себя по ноге. А когда мама родила его, ей тоже было очень больно. И мама сказала, что никогда в жизни больше не хочет иметь детей. Как-то раз она кому-то так сказала по телефону. Хватит с неё Эльвиса, сказала она.

Не очень-то приятно знать, что ты послан кому-то в наказание. Хотя теперь Эльвис уже не так сильно из-за этого расстраивается, как прежде. Слишком часто он это слышит.

А вообще неплохо бы узнать, кто это придумал его — Эльвиса. На этот вопрос ему почему-то всегда отвечают по-разному. Мама иногда говорит, что это она сама виновата, глупая, мол, была. А иногда говорит: «Это всё твой папа…» Вот тут уж Эльвис удивился. Папа всегда только всё для дела придумывает. Очень ему нужен такой Эльвис, который даже в футбол не умеет играть.

Но как-то раз мама сказала другое. Она сказала, что это бог дал ей Эльвиса. Тут Эльвис испугался не на шутку, потому что хуже нет наказаний, чем те, что насылает бог. Это он видел по телевизору. Войны и всевозможные беды — все это посылает бог. Всякий раз, когда по телевидению показывают что-нибудь страшное, мама говорит, что это бог хотел покарать людей. И бабушка то же самое говорит. Так что если это бог послал маме Эльвиса, тогда, конечно, дело плохо. Тогда маму и вправду стоит пожалеть.

— Да, это ужасно, — сказал он как-то раз, когда мама жаловалась на него.

Эльвис сказал это, чтобы, как говорит папа, поддержать разговор. Но тут мама влепила ему звонкую пощёчину, и Эльвису пришлось дать ей сдачи. Выходит, утешать маму тоже не разрешается. Прямо не знаешь, что и делать.

— Ты ударил свою мать? — произнёс папа скорбным тоном, когда мама всё ему рассказала. Вообще-то он никогда не называет маму «матерью». Только когда Эльвис отбивается от неё.

Бывают дети, которые сносят побои и не дают сдачи родителям. Они просто плачут. А Эльвис не плачет: он отбивается. Ему очень стыдно, чуть только он занесёт руку, но он не может сдержаться.

Нет хуже позора для ребёнка, чем ударить свою мать. Эльвис понимает это.

Мамы могут бить своих детей, но дети не могут дать им сдачи. Тогда «мама» сразу превращается в «мать», и вообще нет худшего позора…

А вот дедушка говорит, что дети должны защищаться. И если мама сама дерётся — пусть терпит. Но ведь это дедушка так считает… А маму нисколько не интересует, что считает дедушка.

Мама слушается только своих подруг, всех этих тёток, с которыми каждый день болтает по телефону: Маю, Карин и Ингрид. Что бы они ни сказали — для неё это закон. И она всё рассказывает им про Эльвиса. И они всё время толкуют о воспитании детей. Хотя дети у этих тёток не такие плохие, как Эльвис, просто такие, как все дети.

Один Эльвис не такой, как все. Он конченый человек. Его ничему не научишь. Хотя он уже сколько раз просил у мамы прощения. Чуть ли не за все глупости, которые когда-либо натворил в своей жизни. Пока не попросишь прощения, мама не успокоится.

И то правда, что иногда он очень плохо себя ведёт.

Только вот что странно и совсем непонятно: иногда Эльвис ведёт себя хуже некуда, а мама вдруг становится доброй, как никогда раньше. Он думает: вот сейчас как влепит затрещину! А мама вместо этого вдруг даёт ему денег на мороженое. Будто и не замечает, что он вытворял.