В. Модестов.

Пловдив

Пловдив, иначе Филиппополь (болгарский Пловдив, Пловдиов, прежде Плавдинград, т. е. город св. Павла; турецк. Фи(е)либе, латинск. Philippopolis, немецк. Philippopel, Filibeh) — гл. г. Пловдивского округа в Восточной Румелии (в Болгарии), на р. Марице, которая отсюда становится судоходною, и на жел. дор. линиях из Константинополя и Адрианополя на Саламбе-Беллова. П. расположен в прекрасной, плодородной местности, где проходят пути на Константинополь из внутренней Болгарии и Валахии. Местопребывание православного епископа; много православных церквей, около 20 мечетей, музей и лицей греческого общества, болгарская мужская гимназия, содержавшаяся еще до присоединения Восточной Румелии к Болгарскому княжеству на средства болгарского правительства; каравансараи, бани и другие общественные здания; интересные памятники древности; фабрики шелковых материй, сукон и хлопчатобумажных тканей; кожи и табака; оживленная торговля. Около 50000 жителей; из них около половины болгар, около 1/4 турок. 1/6 греков, почти столько же цыган, остальные — испанские евреи и армяне. В окрестностях П. (в том числе и на возвышенности Бунарджик, с которой открывается прекрасный вид, растут в большом изобилии рис, виноград, шелковичное дерево и всякие овощи. П. — древний FilippopoliV, укрепленный и значительный город древней Фракии, построенный Филиппом II Македонским на месте прежде бывшего здесь г. Эвмолпиады (EumolpiaV, Eumolpias), на трех вершинной горе, от которой он в римское время получил название Трехгорного (Tirimontium). К жителям этого Филиппова города св. апостол Павел обращался со своим «Посланием к Филиппеом» (почему и город стали называть Павловым городом), В турецкие руки П. попал в 1360 г. В 1818 г. П. почти совершенно был разрушен землетрясением, но, благодаря торговле и промышленности, довольно скоро достиг прежнего цветущего состояния; в 1846 г. снова значительно пострадал от большого пожара. После освобождения Болгарии П. вместе со всею Восточной Румелией вышел из под непосредственной власти турок и подчинено ведению болгарского князя или восточно-румелийского ген. губернатора. В это время болгарское правительство, в целях противодействия греческому влиянию и для возбуждения национального самосознания в болгарском населении этих мест, устроило в довольно широких размерах пропаганду болгарского языка (и влияния) в школах П. и всей восточной Румелии, чем в известной степени и подготовляло присоединение этого генералгубернаторства к Болгарскому княжеству. Плотва, плотица, сорога (Leuciscus rutilus) — рыба из семейства карповых (Cyprinidae). От ближайших к ней наших рыб плотва отличается незазубренными и расположенными с каждой стороны в один ряд глоточными зубами (по 5 — 6 с каждой стороны), относительно крупной чешуей (40 — 45 чешуй в боковой линии), ртом на конце морды и положением начала спинного плавника над основаниями брюшных. Спина черноватая, с голубым или зеленым отливом, бока и брюхо серебристые, спинной и хвостовой плавники зеленовато-серые с красноватым оттенком, грудные желтоватые, брюшные и заднепроходный красные, радужная оболочка желтая с красным пятном; попадаются также экземпляры с глазами и плавниками желтого цвета, с золотистой чешуей, с красноватым оттенком на боках и спине. От собственно П., которую можно считать пресноводной рыбою, отличают две разновидности: тарань (в Азовском и Черном море и их реках) и воблу (в Каспийском море и низовьях его рек). Обыкновенно длина плотвы около 20 см., реже до 30 см., но попадаются местами экземпляры до 50 см. и более и весом до 1 1/2 кг. П. — самая обыкновенная и многочисленная из наших пресноводных рыб. Область распространения П. обнимает почти всю Европу (на Ю до Пиренеев и Альп) и большую часть Сибири. П. живет почти исключительно в пресной воде (кроме разновидностей ее тарани и воблы) и отчасти в солоноватой (Балтийское море) питается частью водорослями, частью ракообразными моллюсками, насекомыми и т. д. Время нереста зависит в значительной степени от погоды: в средней России он наступает обыкновенно в конце апреля или начале мая; за неделю или две до него рыба получает брачный наряд в виде бугорков, на чешуе сначала беловатых, потом темнеющих и твердеющих. Нерест происходить обыкновенно весьма шумно, рыба в это время собирается густыми стаями, в которых замечается резкое численное преобладание самок. Число икринок у самки средней величины приблизительно 80000 — 100000, диаметр 1 мм. Нерестится П. в травянистых местах или покрытых крупным песком. Молодь выклевывается через 1 — 2 недели, обыкновенно же через 10 — 12 дней. Зимою П. малоподвижна и скопляется в ямах часто значительными массами. П. представляет одну из наименее ценных рыб и потому промысловое значение ее вообще невелико, за исключением ее разновидностей воблы и тарани, служащих у нас на Ю предметом громадного промысла. Некоторое значение П. имеет также как пища для других, более ценных рыб и как наживка для ловли их. Главными орудиями лова П. служат невода, мережи, морды и т. д.

И. Кн.

Плотин

Плотин (204 — 269) — главный представитель новоплатонизма, родом из Ликополя в Египте, учился в Александрии у Аммония Саккаса, считающегося основателем новоплатонической философии. Переселившись в Италию (ок. 241 г ), П. становится известным учителем в Риме, потом живет в Кампании, где задумывает основать философски монастырь, при поддержки имп. Галлиена, но это предприятие не удается. Все элементы философии П. находятся у Платона, и Аристотеля (отчасти также у новопифагорейцев и стоиков), но П. свел эти элементы в одно грандиозное и стройное мировоззрение, которое, с позднейшим дополнением Прокла , составляет достойное завершение всей древней философии. Свое учение П. изложил в отдельных трактатах (числом 54), которые собрал его ученик Порфирий, разделивший их на 6 групп, по 9 трактатов в каждой (эннеады). Совершенное Первоначало или Божество понимается П. не только как сверхчувственное, но и как сверхмыслимое, неопределяемое для разума и невыразимое для слова, неизреченное (arrhton). Откуда же мы о нем знаем? П. указывает два пути: отрицательный и положительный. Ища подлинно божественного смутным сначала стремлением души, мы перебираем всякие предметы, понятия и определения и находим, что все это не то, чего мы ищем; наш ум ничем не удовлетворяется, ни на чем не может остановиться; отсюда логическое заключение, что искомое находится выше или по ту сторону (epekeina) всякого определения, мысли и бытия; оно есть сверхсущее (uperousion), и мы логически истинно познаем его, когда отрицаем от него всякое понятие. Но в нас самих есть способность подниматься выше ума, или выступать из всякой определенности. В таком умоисступлении или экстазе (ekstasiV) мы действительно касаемся божества, имеем общение с ним или положительное знание о нем. Благодаря этому мы понимаем, что необходимое отрицание у него всяких определений выражает не отсутствие в нем всего, а лишь превосходство его над всем. Оно понимается, таким образом, как нераздельное единство всего положительного или совершенное блого. В понятии этого Единого (to en) или абсолютного Блага (to agaJon) уже содержится представление о нисходящем порядке всего существующего. Совершенное единство не может быть ограничением; абсолютное благо не может быть исключительным или замкнутым в себе. Оно необходимо есть избыток, изобилие или выступление из себя. Если для ограниченного существа человеческого выступление из себя к Богу (экстаз) есть возвышение над своею данною ограниченностью, то для Божества, обладающего бесконечным совершенством, как вечно данным, или пребывающим, выступление из себя может быть, наоборот, только нисхождением. Самый способ этого нисхождения выражается у П. лишь с помощью образов, при чем его мысль заинтересована собственно тем, чтобы оградить Единое от всякого представления об изменении или умалении его абсолютного достоинства. Как источник заполняет реки, сам ничего не теряя, как солнце освещает темную атмосферу, нисколько не потемняясь само, как цветок испускает свой аромат, не становясь от этого безуханным, так Единое изливается или излучается вне себя от избытка или изобилия своей совершенной полноты, неизменно пребывая в себе. Первое истечение, или излияние (эманация), или излучение (радиация) Единого есть у м (NouV), начальная двоица (h arcikhduaV), т. е. первое различение в Едином мысли (nohsiV) и бытия (on , ousia) или его саморазличение на мыслящего и мыслимого (nohton). Мысля о Едином, ум определяет его как большее мысли или как сущее, различая себя от него, ум полагает его как пребывающее (atasiV), а себя — как внутреннее или чисто мысленное движение (cinhsiV), предполагает его как то же самое или тожество (tautothV), а себя — как его другое (eterothV). Таким образом 10 аристотелевых категорий сводятся у П. к 5 основным, имеющим применение и в умопостигаемой области. Действием ума нераздельная полнота Единого расчленяется здесь на множественность идей, образующих мысленный мир (kosmoV nohtoV). Эти идеи не суть внешние предметы, созерцаемые Умом, а его собственный вечные состояния или положения, его мысли о Едином во множественности или числе. Таким образом через идеи. Ум вечно обращается к Единому, и сам он в действительности, и есть лишь это обращение (epistrojh).За этим первым кругом зманации, где Божество или Единое чрез Ум различается в себе и обращается на себя мысленно или идеально, следует его второе или реальное различение и обращение на себя, определяемое живым движением Души (yuch). Душа не мыслит уже непосредственно Единое как свою внутреннюю предметность, а стремится к Единому или желает его как чего-то действительно от ее различного, к чему она сама относится не как мыслимое только, но и реальное начало «другого» (Jateron). Единое, ум и душу П. обозначает как «три начальные ипостаси» (treiV arcikai upostaseiV), из которых объясняется все положительное содержание вселенной. Душа есть вторая, существенная «двоица» — начало реальной множественности. В ней самой П. различает две основные стороны — высшую и низшую душу: последнюю он называет природой (jusiV). Высшая душа обращена к неподвижному созерцанию Единого и есть собственно лишь живой и чувствующий субъект ума. Низшая душа обращена к материи или не сущему, к беспредельной возможности бытия. Как ум мысленно расчленяется на множественность идей, образующих мир умопостигаемый, так Душа разрождается во множестве душ, наполняющих мир реальный. Высшая душа рождает богов и бесплотных звездных (астральных) духов, низшая душа или природа размножается, в демонских, человеческих, животных и растительных душах, сгущая для них «небытие» материи в соответствующие тела, подлежащие обманчивой чувственности. Как свет и тепло по мере удаления от своего источника ослабевают, и наконец, исчезают в совершенном мраке и холоде, так эманации божественного света и тепла — чрез ум и душу — постепенно ослабевают в природе, пока не доходят до полного отсутствия или лишения (sterhsiV) истины и блага в материи, которая есть, следовательно, не сущее и зло. Но если материя или субстрат видимого мира имеет такой чисто отрицательный характер, то форма этого мира взята душою из высшего идеального космоса; с этой стороны и чувственный наш мир разумен и прекрасен. Красота есть проникновение чувственного предмета его идеальным смыслом, есть ощутимость идеи. Нравственная задача состоит в постепенном возвращении души от материального или плотского чрез чувственное к идеальному или умопостигаемому, а от него к божественному — порядок прямо обратный нисхождению Божества во вселенной. В полемике П. против гностиков он настаивает на постепенности возвращения души к Богу и на нравственных условиях этого процесса. «Без истинной добродетели, говорит он, Бог есть пустое слово». Признавая аскетическую и практическую нравственность основным условием обожествления, П. самый путь к этой цели определяет более с теоретической, эстетической и мистической сторон. Первый шаг к возвышению над чувственностью есть бескорыстное отношение к самой этой чувственности, как к предмету познания, а не вожделения; второй шаг есть отвлеченное мышление (напр. арифметическое, или геометрическое); более высокий подъем дается, затем, любовью к прекрасному ради ощущаемой в нем идеи (платонический эрос); еще выше поднимает нас чистое умозрение (диалектика в платоновом смысле); последний шаг есть восхищение или экстаз, в котором наш дух становится простым и единым как Божество и, наконец, совпадает и сливается с ним. Так как высшая жизненная задача исчерпывается здесь возвращением единичной души к Богу, то в этом воззрении нет места для общественных, политических и исторических задач: все дело происходить между отдельным лицом и «неизреченным» абсолютом. Философия П. представляет собою завершение древнего умственного мира как с положительной, так и с отрицательной стороны. Древний мир здесь следует принимать в широком смысле, так как эллинизованный египтянин П. вобрал в свое учение не классические только, но и восточные духовные стихии. И в этом последнем слове всего образованного язычества сказалась его общая граница с полною ясностью. Весь идеал позади человека. Абсолютное нисходить и изливается в творения в силу изобилия собственной природы, но без всякой цели для себя и для самого творения. Низший мир, как царство материи или «не сущего», противоположен Божеству и враждебен истинной природе человека; но человек никогда не побеждает этого мира, а может только бежать из него с пустыми руками в лоно Божества. Идеал единичного человека — не живая и свободная личность, «друг Божий», а лишь отрешенный от мира созерцатель и аскет, стыдящийся, что имеет тело; собирательный человек (общество) никогда не достигает здесь пределов человечества, он остается городом — созданием железной необходимости. Крайнему мистицизму теории, поглощающему личность, соответствует абсолютизм римского государства, поглотившего местные города и нации, не возвысившись, однако, до настоящего универсализма. Римская империя оставалась лишь огромным, безмерно разросшимся городом, который именно вследствие своей огромности теряет живой интерес для своих граждан. Полным отсутствием такого интереса философия П. отличается даже от философий Платона и Аристотеля. Сочинения П. были вновь открыты Европою в эпоху Возрождения; появившись сперва по-латыни (в перев. Марсилия Фицина, Флор. 1492), они впервые изданы по-гречески (и лат.) в 1630 г. (в Базеле); далее следует оксфордское издание. 1835 г., парижское 1855, Лейпцигское (Kirchhoff) 1856, берлинское (Н. Moller) 1878 — 80, новейшее лейпцигское (Volkmann) 18834. Переводы: нем. — Миллера, франц. — Булье.