Конец пятидесятых и начало шестидесятых годов были апогеем славы П. К известности талантливого писателя присоединилась репутация замечательного чтеца; блестящий и авторитетный критик, Писарев, посвящал ему хвалебные этюды; он был редактором большого журнала. Коренное противоречие между духом этой эпохи и мировоззрением П. должно было, однако, привести к печальному исходу. П. не принадлежал ни к какой определенной группе и, не пытаясь примирить их воззрения каким-либо эклектическим построением, склонен был видеть одни слабые их стороны. Чуждый новому литературному направлению, П. вздумал бороться с ним легким и модным оружием — насмешкой, сатирой, памфлетом. Этим оружием успешно владели его противники, сильные другими сторонами своей деятельности и, прежде всего — своей широкой популярностью; но совершенно иным было положение П. Когда в журнале П., имевшем очень слабый успех, начался, в конце 1861 г., ряд фельетонов за подписью: Старая фельетонная кляча Никита Безрылов, уже невинной и благодушной насмешки первого фельетона над литературными вечерами и воскресными школами было достаточно, чтобы печать, с «Искрой» во главе, разразилась против П. бурей негодования. Дальнейшая полемика привела к тому, что редакторы «Искры» вызвали П. на дуэль, а авторитетная редакция «Современника» объявила себя солидарной с яростной статьей «Искры» о Безрылове. Глубоко потрясенный всем этим, П. порвал связи с Петербургом и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь, на страницах «Русского Вестника», появился в 1863 г. его новый роман, задуманный за границей (где. П.. во время лондонской выставки, познакомился с русскими эмигрантами), начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Общепринятое мнение о «Взбаламученном море», как о произведения грубо тенденциозном, полемическом, даже пасквильном, требует некоторых оговорок. Современная роману критика видела в нем «брань молодого поколения» (Зайцев в «Русск. Слове», 1863, № 10), «личную желчь, желание оскорбленного автора ответить противникам, не признававшим его таланта» (Антонович в «Соврем.», 1864, №4); но все это применимо, до известной степени, только к последней части романа; по признанию самого автора, «если здесь не отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь». Противники П. не отказывали ему, однако, в таланте: Писарев уже после инцидента с «Искрой» ставил П. выше Тургенева и находил. что старое поколение изображено в «Взбаламученном море» в гораздо более непривлекательном виде, чем представители нового. Евпраксия — положительное лицо романа, списанное с жены автора — противополагает молодых идеалистов герою, который, во всех своих идеалистических и эстетических метаниях, остается грубым материалистом. Вообще роман написан слабо, но не лишен интересных образов (напр. Иона-циник). Из Москвы П. прислал в «Отечественные Записки» новое произведение, напечатанное в 1864 г. Это «Pyccкие лгуны» — «чисто рубенсовская коллекция живых и ярких типов русского захолустного житья». П. стал было заведовать беллетристическим отделом «Русского Вестника», но в 1866 г. опять поступил на государственную службу. С переездом в Москву совпадает поворот в направлении творчества и явное ослабление художественных сил П. С этого времени им овладевает «памфлетическое отношение к сюжетам», проникая собою не только боевые изображения современности, но и картины отжившего быта. К последним относятся драмы, появившийся в 1866 — 68 г.г. в журнале «Всемирный Труд»: «Поручик Гладков», «Самоуправцы» и «Былые соколы». В 1869 г. появился в славянофильской «Заре» роман П. : «Люди сороковых годов». Художественное значение романа незначительно; яркими и интересными являются в нем только лица второстепенные; даже в техническом отношении, в связи и расположении частей, он значительно ниже прежних произведений автора. Общественные идеи сороковых годов и представители обоих противоположных направлений, западничества и славянофильства, не находят в авторе сочувствия; социальная проповедь Жорж Санд и Белинского кажется его любимцу — эстетику, мистику и идеалисту Неведомову — «писанием с чужого голоса», а по адресу славянофилов устами здравомыслящего Зимина направляется упрек в незнании народа — упрек, который П. повторял и впоследствии, видя в славянофильстве одно «религиозно лингвистическое сантиментальничанье». Весьма важны автобиографические элементы романа, на который П. не раз указывал, как на дополнение к своей биографии. Здесь и его отец, в лице полковника Вихрова, и его воспитание, гимназия и увлечение театром, университет, студенческая жизнь, интерес к известной стороне «жорж-сандизма» и многое другое, игравшее роль в жизни автора. Критика отнеслась, в общем, неодобрительно к роману, не имевшему успеха и в публике. Появившийся около того же времени немецкий перевод «Тысячи душ» вызвал в Германии целый ряд сочувственных критических отзывов (Юлиана, Шмидта, Френцеля и др.). Через два года («Беседа», 1871) появился новый роман П. : «В водовороте», где автор пытался «представить нигилизм, осуществляемый в общественной среде». По своему литературному значению этот роман еще ниже предыдущего. Затем П. обратился к новому предмету обличения: ряд драм-памфлетов рисует, в грубых и мало реальных красках, финансовых дельцов. «Подкопы» (комедия, в «Гражданине», 1873) — памфлет настолько резкий, что цензура вырезала его из журнала — посвящены высшей администрации; «Ваал», «Просвещенное время» («Русский Вестник», 1873 и 75) и «Финансовый Гений» изобличают концессионеров, биржевиков, капиталистов во всевозможных преступлениях. Пьесы эти сценичны и имели успех, но «Финансовый Гений», показался редакции «Русского Вестника» настолько слабым в литературном отношении, что его пришлось печатать в маленькой «Газете Гатцука». В столь же незначительных органах появились и два последние романа П. : «Мещане» («Пчела», 1877) и «Масоны» («Огонек», 1880). Первый посвящен изобличению все того же пошлого и наглого «Ваала», противополагаемого стародворянскому культу условного благородства, красоты и тонкого вкуса; автор мало знаком с подлинным «мещанством», и потому отрицательные образы романа совершенно лишены тех детальных, интимных черточек, которые только и могут сообщить поэтической абстракции жизненность. В «Масонах» автор блеснул богатыми историческими сведениями (Ему в этом отношении очень много помог Вл. С. Сoловьeв), но роман мало занимателен и интересных фигур в нем, кроме упомянутого выше полковника Марфина, почти нет. Успеха он не имел никакого. «Я устал писать, а еще более того жить — писал П. Тургеневу весной 1878 г., тем более, что хотя, конечно, старость — не радость для всех, но у меня она особенно уж не хороша и исполнена таких мрачных страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему». Это тягостное настроение владело П. еще с начала семидесятых годов, когда внезапно покончил с собой его любимый сын, молодой математик, подававший надежды. Тщетно боролась любящая семья с приступами возрастающей ипохондрии, к которой присоединились еще и физические недуги. Светлыми моментами последних лет жизни П. были празднование 19 января 1875 г. (на полтора года позже, чем следует), в обществе любителей российской словесности, двадцатипятилетнего юбилея его литературной деятельности и Пушкинские дни 1880 г. Хотя речь о Пушкине, как историческом романисте, произнесенная П. на празднестве, прошла незамеченной, общее настроение его, приподнятое чествованием памяти любимого поэта, было недурно. Новое несчастье — безнадежная болезнь другого сына, доцента московского университета — надломила исстрадавшийся организм П. Обычный припадок острой тоски и мнительности не завершился тихой грустью и физическим изнеможением, как бывало прежде, но перешел в предсмертную агонию. 21 января 1881 года П. скончался. Его смерть не показалась ни критике, ни публике значительной утратой для литературы, и погребение его представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же время Достоевского. В воспоминаниях людей, знавших П., резко отпечатался его характерный и сильный образ, в котором слабые стороны значительно перевешиваются достоинствами. Он был человек добродушный, с глубокой жаждой справедливости, чуждый зависти и, при всем сознании своих заслуг и дарований, удивительно скромный. Всеми особенностями своего духовного склада, от неуменья усвоить себе иностранную культурность до непосредственности, юмора и меткости суждений простого здорового смысла, он выдавал свою близость к народу, напоминая умного великорусского мужика. Основная черта его характера стала первостепенным достоинством его дарования; это — правдивость, искренность, полное отсутствие отмеченных им в статье о Гоголе недостатков до гоголевской литературы: «напряженности, стремления сказать больше своего понимания, создать что-то выше своих творческих сил». В связи с этим он, один из величайших русских реалистов после Гоголя, защищал в теории «искусство для искусства» и ставил своему учителю в упрек желание «поучать посредством лирических отступлений» и «явить образец женщины в лице бессмысленной Улиньки». Впоследствии П. пожертвовал этими взглядами в угоду дидактическим намерениям. Не это, однако, было причиной упадка его таланта. Многосложные процессы общественной жизни, которые П. взял предметом своих позднейших романов, требовали, для правдивого, хотя бы даже и не исчерпывающего изображения не одного дарования, но и определенной и достаточно возвышенной точки зрения. Между тем еще Ап. Григорьев, которого никак нельзя заподозрить в дурном отношении к Писемскому, замечал о его ранних произведениях, что они «говорят всегда за талант автора и довольно редко — за его миросозерцание». Но этого таланта было вполне достаточно, чтобы дать поразительно верную и рельефную картину элементарно простого строя дореформенной России. Объективность настолько глубоко проникает лучшие создания П., что Писарев называл Гончарова — это воплощение эпического творчества"лириком в сравнении с П. ". Скептическое отношение к представителям красивого празднословия, не переходящего в дело, наравне с широкими и мрачными картинами отживающего быта, сослужило незаменимую службу тому движению, которому суждено было порвать связь между первоклассным писателем и русской читающей публикой. «Полное собрание сочинений П.» издано товар. Вольф в 24 тт. (СП б., 1895). В 1 т. этого (2-го изд.) напечатаны: «Библиография П. Список книг, брошюр и статей, касающихся жизни и литературной деятельности П.», критико— биографический очерк В. Зелинского, статья П. Анненкова «П., как художник и простой человек» (из «Вестника Европы», 1882, IV), четыре автобиографических наброска и письма П. к Тургеневу, Гончарову, Краевскому, Буслаеву (о задачах романа), Анненкову и французскому переводчику П., Дерели. Материалы для биографии П., кроме вышеуказанных — в статьях Алмазова («Русский Архив», 1875, IV). Боборыкина («Русские Вед.», 188,. N 34), Горбунова («Новое Время», 1881, № 1778), Русакова, «Литературный заработок П.» («Новь», 1890, № 5), Полевого («Истор. Вестн.». 1889, ноябрь). Письма к П., с примечаниями В. Русакова, напеч. в «Нови» (1886, № 22; 1888, № 20; 18;Ю, № 7; 1891,. №13 — 14). Обзоры жизни и деятельности П. с литературными характеристиками см. у Венгерова: «П.» (СП б., 1884; указана литература до 84 г.), Скабичевского: «П.» («Биографическая библиотека» Павленкова, СП б., 1894), Кирпичникова: «П. и Достоевский» (Одесса, 1894, и в «Очерках истории русской литературы», СП б., 1896), Иванова: "П. " (СП б., 1898). Более значительные общие оценки. и у А. Григорьева, «Реализм и идеализм в нашей литературе» («Светоч», 1861. IV), Писарева («Русское Слово», 1861 и «Сочинения» Писарева, т. 1), Ор. Миллера, «Публичные лекции» (СП б.. 1890, т. 11), Н. Тихомирова, «Значение П. в истории русской литературы» («Новь», 1894, № 20). О «Тысяча душ» см. Анненкова, «О деловом романе в нашей литературе» («Атеней», 1859, т. 1, VII, II), Дружинина («Библ. для Чтения» 1859, II), Дудышкина («Отеч. Записки», 1859, 1), Эдельсона («Русск. Слово», 1859, 1); о «Горькой судьбине» — Михайлова и гр. Кушелева-Безбородко («Русское Слово», I860, 1), А. Майкова («СП б. Ведомости», 1865, № 65, 67, 69), Некрасова («Моск. Вестник», 1860, "N" 119), Дудышкина («Отеч. Записки», 1860, 1, и 1863, XI — XII), «Отчет о 4-м присуждении премий Уварова» (рецензии Хомякова и Ахшарумова); о «Взбаламученном море» — Эдельсона («Библ. для Чтения», 1863, XI — XII), Скабичевского, «Русское недомыслие» («Отеч. Записки», 1868, IX.), Зайцева, «Взбаламученный романист» («Русское Слово», 1863, X), Антоновича («Современник», 1864, IV). По поводу юбилея в 1875 г. и смерти П. в 1881 г. во всех почти периодических изданиях помещены обзоры его жизни и деятельности; более значительные некрологи — в «Вестнике Европы» и «Русской Мысли» (март, 1881). Иностранные отзывы о П. у Courriere, «Histoire de la litterature contemporaine en Russie» (1874); Derely, «Le realisme dans le theatre russe»; Julian Schmidt, «Zeilgenossische BiIder» (т. IV). На немецкий яз. переведены, кроме «Тысячи душ», «Старческий грех» и «Взбаламученное море», на франц. — «Тысяча душ» и «Мещане».