Вот грядет славный праздник Новый год! Кружится легкий пушистый снежок. Светятся теплыми огнями окна домов. Мужчины и дети наряжают и украшают елки. Женщины украшают и наряжают себя. Естественно, наряжать и украшать себя женщины принялись не только в Новый год и вообще не в этот год, и не в это столетие, и даже не в это тысячелетие. Все началось гораздо раньше — женщины занимались этим всегда. Я тут как-то вычитал, а потом и выписал размышления древнего римлянина Квинта Септимия Флорента Тертуллиана: «Убранством я называю то, что зовут женской опрятностью, а украшательством — то, что следовало бы назвать женским позором. Первое заключается в уходе за волосами, кожей и открытыми частями тела, второе — в золоте, серебре, драгоценных камнях и нарядах, то есть в настоящем распутстве». Положим, крутой римлянин слегка погорячился (позор, распутство), но некоторые вопросы все-таки не меняются. Ведь женщина — вполне живое и даже мыслящее существо. Как же, растолкуйте мне, как можно на это живое и мыслящее цеплять какие-то железки и стекляшки, словно на неодушевленное дерево? Понимаю, обычай этот уходит в доисторическую глубь веков. Когда-то троглодиты и неандертальцы (как женщины, так и мужчины) отгоняли злых духов амулетами из костей динозавра, пугали врагов боевой раскраской тел и ожерельями из клыков мамонта, а любимых завлекали немыслимой красотой колец в носу и перьев в заду.

Но однажды, увидев свое отражение в ровной глади озера, мужчина шарахнулся: «Е-мое! Чой-то у меня в ноздре? Какая гадость!» А женщина увидела в зеркале озера совсем иное: «Ой, что за колечко в моем носике? Какая прелесть!» И дальше все пошло по-разному. Мужчина сорвал с себя все цацки и двинул по пути цивилизации. Женщина, напротив, добавила побрякушек и двинулась параллельным путем. С тех пор мужчина не перестает изумляться: «Зачем на очаровательные нежные женские ушки цеплять килограммовые серьги, оттягивая мочки к бедрам! А на волшебную чудесную женскую шейку вешать полпуда каменных ожерелий, склоняя ее к коленям! Зачем утыкивать прекрасные тонкие женские пальчики кольцами и перстнями, превращая их в растопыренный веер!» Немало еще прелестных частей женской анатомии подвергаются мучительному украшательству.

Тут следует отметить еще одно обстоятельство: для женщины важна не только красота украшения, но и его стоимость. Однако я убежден, что корыстный момент — не главное. Детская радость современной женщины, играющей бриллиантами чистой воды, абсолютно идентична наивному восторгу первобытной дамы при виде бусиков из чистого стекла. А сколько было, мягко говоря, неприятностей по поводу этих цацек! Вспомните хотя бы подвески английской королевы, из-за которых пришлось попотеть Д'Артаньяну и компании. Не говоря уже о том, что из-за какого-то браслета ревнивец Арбенин подсунул на маскараде невинной Нине смертельный яд, пусть и подслащенный мороженым.

Между прочим, всеми этими проблемами маялись не только вышеупомянутые древние римляне, но даже еще более древние греки. К примеру, философ-материалист Фалес из Милета сморозил такое: «Не наружность надо украшать, а быть красивыми в духовных начинаниях!» Само собой, он остался вопиющим в пустыне, этот идеалист, ибо женщины-то все поголовно — материалистки. И потому в эти новогодние (и в реальные) дни мне видится фантасмагорическая картина: сияют огнями, сверкают игрушками праздничные елки, а вокруг них сияют, сверкают подлинными драгоценностями или искусственной бижутерией живые елочки — женщины, девушки, бабушки... А вообще-то, одна моя знакомая поведала мне, что лучший ее наряд — это клипсы и сапоги. Я тупо уточнил: «Клипсы, сапоги и... что?» Она засмеялась: «И все!» К сожалению, этот самый наряд мне увидеть не довелось. Но я всегда верю женщине на слово.

Насколько меня умилял вид заснувшего ребенка, настолько раздражал облик погрузившегося в дремоту супруга. Этот его ритуальный сон перед телевизором с газетой на животе, эта привычка отпадать в объятия Морфея где угодно: в машине под звон комаров, в гостях у тещи под крики играющих в преферанс гостей! И до полной бессонницы меня злила его невероятная способность дрыхнуть как медведь в овсах, когда я глаз сомкнуть не могу — то собака на улице воет, то соседи чем-то об стену бьются, то на кухне что-то брякает...

Я вообще не понимаю — как можно спать, когда кругом такое творится? Во-первых, ремонт не сделан; во-вторых, сын, придя из садика, сообщил, что «у девчонок впереди тоже попа», и родители несчастной малышки того и гляди придут с разборками; в-третьих, Сюзанна, она же Грейс, вышла замуж за Бруно, а беременна от Отавио; в-четвертых... Короче, куча причин для беспокойного бдения. Поэтому я мужа всегда будила — вставай, времени много; нечего дрыхнуть, времени мало; хватит валяться, времени совсем нет; просыпайся, Сюзанна родила двойню: девочку от Бруно и мальчика от Отавио!

Вот и вчера, как обычно, хотела вечером растолкать милого, прикорнувшего на кухонном диванчике, а он вдруг губами зачмокал, забормотал... Я прислушалась: «М-м, какая крошка... красавица... как я тебя хочу!» Мама родная! Да он мымру постороннюю во сне видит! Ишь ты, он ее хочет — и это при живой жене! Растрясла я изменника: «Кого это ты так нагло домогался? Что тебе снилось?» Он потянулся, спросонок на меня мечтательно посмотрел и говорит: «Представляешь, я в автосалоне был, покупал новую машину, уже деньги приготовил. А тут ты...» И опять глаза закрыл.

С меня тут же весь сон слетел. Господи, ну зачем я его постоянно бужу? Ведь от спящего мужчины вреда гораздо меньше, чем от бодрствующего: пиво не пьет, под ногами не путается, перед телевизором не отсвечивает и сериалы не критикует, даже компьютер не занимает... Сопит себе и есть не просит. Я мужу подушку под голову подсунула, пледом укрыла и тихонько спела про рыбок, уснувших в пруду. Спи, моя радость, пусть тебе приснится податливая крошка, быстрая элегантная красавица. Полноприводная, с автоматической коробкой передач.

Знаете ли вы, как можно смертельно обидеть женщину? — Сказать ей: «Ты — дура!» Да, обидно, но все же большинство женщин довольно спокойно переживают недооценку своих умственных способностей. Тогда, может, сказать: «Ты — уродина!» Да, это конечно, покруче. Недооценка внешних достоинств воспринимается женщинами гораздо болезненней, чем недооценка способностей умственных. И все-таки нет.

Чтобы обидеть женщину по-настоящему, надо сказать ей совсем другое — всего лишь фразу «Ты — как все женщины!» И все. И достаточно. И женщина туг же взовьется под потолок. «Не смей сравнивать меня со всеми! Меня не интересуют эти твои все! Они — это они, а я — это только я!» И поехало, и понеслось...

О женщинах я писал немало. И надеюсь, с пониманием предмета. Но на этот раз я не уверен, что толком понимаю проблему. Даже наоборот, я не понимаю совершенно, почему каждая женщина так упорно, так фанатично, я бы сказал, так безумно желает быть единственной. И практически неповторимой. Почему? Ну почему?

Как, например, отвечает мужчина на излюбленный женский тезис «Все мужчины — подлецы»? Он недоумевает, он возражает: «Чего это я подлец? Ничего я не подлец. Разве я сделал то-то? Нет, я совсем не делал того-то...» То есть мужчина не пускается в абстрактные рассуждения, а пытается ответить на конкретное обвинение. Но попробуйте сказать женщине самое невинное, ну к примеру: «Все женщины — кокетки». Думаете, она станет доказывать, что лично она вовсе не кокетка, то есть постарается опровергнуть конкретное утверждение в отношении конкретно себя? Ничего подобного. Она просто издаст абстрактный вопль: «Не смей меня путать со всеми женщинами!»

Обратимся к фольклору, концентрированной народной мудрости. В популярной сказке женщина задает волшебному зеркалу не естественный вопрос: «Как я выгляжу? Хороша ли я собой?», а интересуется: «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» Зеркальце пробует ее урезонить: «Ты прекрасна, спору нет!» Но женщине этого мало. Она таки добивается от зеркальца информации о еще более хорошенькой сопернице, и начинается криминал с отравленным яблочком, ну, в общем, дальше все известно.