Смысл же затеянных работ был в обеспечении безопасности строящегося Суэцкого канала. Да, сейчас наибольший вред ему могут нанести турки, но следует смотреть в будущее. А там, кроме Англии и Франции, иных конкурентов не просматривается. И значит, австралийский гарнизон на Гибралтарской скале, по крайней мере, уполовинит число не только желающих, но и имеющих возможность когда-нибудь протянуть свои грязные лапы к нашему каналу.

Отбив радиограмму в Донецк насчет пушек для будущей Гибралтарской крепости, я счел первый визит в свое графство законченным и велел готовиться к возвращению под Севилью, где меня ждала королевская чета.

Надо заметить, что по мере знакомства с ним Филипп все больше напоминал мне нашего Николая Второго – по крайней мере, насколько я мог его себе представить по дневникам и книгам Анри Труайя. Король был неплохо образован, мил, доброжелателен, неглуп и так далее. Но на роль правителя, тем более в кризисной ситуации, он не подходил совершенно. Почему? Да потому что не понимал и не хотел понимать простой вещи – власть много требует от ее носителя. Его дед Людовик Четырнадцатый, при всех своих недостатках, работал по шестнадцать часов в сутки – и все на благо Франции, как он его понимал. Внук же, получив от меня заем и переправив деду оговоренную часть, на остатки начал строить новую резиденцию для своей жены. И это в то время, когда армия его страны на глазах разваливалась именно из-за недостатка средств!

Кроме этого, у молодого короля имелась еще одна, скажем так, серьезная фобия. Он боялся ответственности. Не знаю, было причиной детство в тени его великого деда-тирана, или тому способствовали причины иные, но факт оставался фактом. В истории покинутого нами мира Филипп в конце концов отрекся от престола в пользу сына, мотивируя это действие тем, что он, понимаешь, устал. Но сын умер, и бедному отказнику пришлось вновь садиться на трон, где он вскоре и помер. Причем, по заверениям придворных медиков, от меланхолии.

Мне даже было его немного жалко – ведь совсем же не на своем месте человек! И значит, человеколюбие требует, чтобы я ему хоть немного, но помог.

Насколько мне представлялось, главной проблемой Филиппа в настоящий момент было отсутствие чьей-нибудь широкой спины, за которой он мог бы спрятаться от житейских бурь и невзгод. Раньше эту роль выполнял Людовик, однако теперь ситуация поменялась, и Филипп понемногу впадал в растерянность. Но вдруг у него появился знакомый, у которого нет никаких проблем с шириной спины, то есть ваш покорный слуга. Да и вообще у нас в Австралии полно людей, за которыми король сможет чувствовать себя как за каменной стеной, – и, значит, от меня теперь требовалось потихоньку донести эти простые, но глубокие мысли до сознания их испанских величеств.

Как-то незаметно подошел месяц апрель. Вообще-то королева должна была родить в июле, но оба ее предыдущих ребенка рождались недоношенными, так что наши медики и сейчас не исключали досрочного появления долгожданного наследника. Я проводил время в беседах с Филиппом и его окружением, среди которого оказалось немало прямых и честных людей, практически не скрывавших, что они бескорыстно и страстно любят деньги. Но как только весна перевалила за середину, косяком пошли гости.

Сначала прилетел де Тасьен. Почему-то Людовик не отменил задания прикрывать Гибралтар с воздуха, несмотря на резкую смену статуса оной географической точки. Или у короля просто не дошли руки? А свежеиспеченный адмирал был и рад немного отдохнуть в курортном месте, да еще в приличной компании. Тем более что мачту для дирижабля мы уже поставили, а заправочное оборудование, имеющееся на «Врунгеле», не шло ни в какое сравнение с тем, чем отважному воздухоплавателю приходилось пользоваться раньше. Своим перелетом граф поставил сразу два европейских рекорда – он пробыл в воздухе шестнадцать часов и преодолел за это время четыреста шестьдесят километров, взлетев из-под Валенсии. Это стало возможным благодаря попутному ветру на всем маршруте, но и от де Тасьена потребовалось немало, чтобы этим ветром воспользоваться.

А сразу после торжественной встречи французского воздухоплавателя к нам прискакал еще один почти царственный гость с небольшой свитой. Почти – это потому что Джеймс Стюарт все-таки пока не стал американским королем Яковом Первым, но находился на пути к этому. А по дороге в Филадельфию его корабли остановились в устье Гвадалквивира, сам же он решил нанести мне визит перед решающим броском за короной.

В честь высокого гостя на «Врунгеле» был устроен званый ужин, где присутствовала испанская королевская чета, а также граф де Тасьен.

Ужин начался со словесного поноса Стюарта о том, какого неслыханного процветания добьются американские территории под его просвещенным управлением. Поначалу его слушали внимательно, но минут через пятнадцать на лицах присутствующих начало проступать недоумение. Через полчаса оно усилилось, а будущий Яков, кажется, даже не притомился и продолжал молоть языком. У меня закралось подозрение, что он может делать это очень долго, но я не имел ни малейшего желания выяснять, сколько именно, так что просто подмигнул де Тасьену.

Александр все понял правильно и, дождавшись минимальной паузы в словоизвержении, зычно провозгласил:

– О, сколь завидная судьба ждет ваших будущих подданных! За это просто нельзя не выпить, потомки нас не поймут.

Будущий король и квакнуть не успел, как у него в руках оказалась стопка со спиртом, кою ему и пришлось заглотить под ожидающим взглядом давно расправившегося с содержимым своего стаканчика небесного адмирала. Который, пока покрасневший Стюарт пытался отдышаться, быстро налил по второй и рявкнул:

– Пьем за быстрое и безопасное плавание великого короля к нетерпеливо ожидающим его подданным!

Филипп уже понял, что происходит, улыбнулся и чокнулся со мной стаканчиком хереса. Королева отсалютовала бокалом с минералкой, а Яков вынужден был проглотить еще сто граммов горючего.

– Закусите, ваше величество, – протянул ему недозрелый помидор граф, – и попробуйте запить пивом, это весьма способствует.

Проделав рекомендуемое, Стюарт попытался было продолжить речь, но с некоторым удивлением обнаружил, что язык его слушается не так чтобы очень, а в руках у него необъяснимым образом опять оказалась налитая до краев стопка.

– Многие лета его величеству! – выдал очередной тост де Тасьен. – На радость не только подданным, но и всем восхищенным современникам!

Третьего стаканчика Стюарт не вынес, его взгляд начал на глазах терять осмысленность, а движения – координацию. Я пригляделся и сделал знак – мол, с этого хватит. Вскоре задремавший претендент на американский престол был оттранспортирован в уголок и прислонен там к стенке, а де Тасьен с облегчением прокомментировал:

– Не знаю, каким королем будет этот Джеймс, но болтун из него уже получился первостатейный. Да. А теперь, когда он наконец угомонился, мы можем не торопясь, спокойно и душевно выпить за сегодняшнюю приятную встречу.

С Филиппа можно было начинать лепить статую эпического охренения, но я не первый раз общался с бравым воздухоплавателем, поэтому просто плеснул себе на донышко и чокнулся с ним.

Дальше мне пришлось все-таки ответить на вопрос, заданный и Филиппом, и де Тасьеном, – зачем Австралия поддерживает Джеймса Стюарта? Того самого, что сейчас мирно сопит в углу.

– Во-первых, чтобы не пресеклась достаточно древняя династия, – пояснил я. – Ведь Анне будет наследовать Георг, а он уже принадлежит к ганноверскому дому. Во-вторых, сейчас управление английскими колониями производится не лучшим образом. Настолько не лучшим, что в не таком уж далеком будущем там можно ожидать бунта с образованием независимого государства.

Я не стал конкретизировать сроков, ибо не такое уж далекое будущее без нашего вмешательства наступило бы через семьдесят лет, а просто уточнил:

– Разумеется, это государство образуется не сразу, а в результате длительной войны. А у Австралии в тех местах есть торговые интересы, в силу чего война ей невыгодна. И мы надеемся, что воцарение Джеймса Стюарта пройдет достаточно быстро и не станет сопровождаться серьезными разрушениями и жертвами. Кстати, ваше величество, у меня к вам будет небольшая просьба. Ваш дар, Гибралтарское графство, безусловно, великолепен, но находится слишком далеко от Австралии, что создает определенные неудобства для его регулярного посещения лично мной. Не могли бы вы продать мне небольшой кусочек земли на западном побережье североамериканского материка? Это необитаемое место с довольно удобной бухтой.