По приезду в Елизаветино, нанятый за рубль извозчик воодушевлённо сообщил, что быстро домчит до моей усадьбы. Тут чуть больше десяти вёрст будет. Проезжая через Дылицы кучер, этого средства передвижения с одной конной тягой, даже не знаю, как его правильно назвать, то ли коляска, то ли пролётка, показывая на огромный дом-дворец с колоннами, поведал мне, что домина принадлежит барыне Трубецкой. Далее была спокойная наезженная дорога в две колеи без всякой мошкары и прочего жужжащего и летающего. Середина сентября! Солнышко светит! Ещё тепло! Лепота! Я ехал и отдыхал от того напряжения, которое испытывал во дворце и наслаждался окружающим пейзажем.

Вскоре доехали до развилки, и словоохотливый извозчик сообщил мне, что одна дорога ведет к усадьбе, а вторая в Курковицы. Узнав, что от деревни есть дорога к моему новому дому, попросил провезти меня через поселение, как уже узнал от графа, моих должников. Лучше бы я этого не делал. Такого убожества я ещё не видел. Обветшалые срубы домов, размером чуть больше, чем на хуторе Алениных была баня. Попавшиеся по дороге крестьяне и крестьянки одетые в какую-то рванину, низко кланялись, завидев меня, сидящего, в пролётке. И полная безнадежность на их лицах. Добили увиденные босоногие детишки лет шести-семи. Все трое худые, с большими головами, искривлёнными ногами. Бесспорно — это был ярко выраженный рахит.

Извозчик, увидев выражение моего лица, испуганно замолк и до самой усадьбы хранил молчание. Я же глядя в напряжённую спину "таксиста" впал в какое-то оцепенение, пытаясь удержать в себе разгорающуюся ярость. Пришел в себя, когда коляска остановилась, а извозчик, каким-то дрожащим голосом произнёс, сняв с головы колпак: "Прибыли, Ваше благородие".

Я, придя в себя, огляделся. Да, усадьба впечатляла. Здоровенная треххэтажная домина с множеством пристроек. Великолепный сад, виднеющийся огород с парниками, небольшой пруд перед домом. На фоне начинающего садиться солнца выделялись крылья ветряной мельницы, стоящей шагах в трехстах от основного здания. Из флигеля к коляске быстрым шагом выдвигался мужчина лет сорока, одетый в сюртук, белую рубашку, брюки, заправленные в сапоги. Щёки приближающегося субъекта украшали шикарные бакенбарды. Подойдя ко мне, успевшему вылезти из данного средства передвижения, мужчина учтиво поклонился и представился:

— Добрый день, Ваше благородие, управляющий усадьбы Сазонов Александр Иванович.

— Здравствуйте, Александр Иванович, — я внимательно посмотрел на управляющего, и первым впечатлением остался доволен. Взгляд прямой, без раболепия. Одежда явно не новая, но чистая и аккуратная. Держится с достоинством. После краткого осмотра управляющего, продолжил.

— Хорунжий Аленин. Новый хозяин данной усадьбы.

— Меня уведомили, Ваше благородие. — Сазонов снова поклонился. — Рад вашему прибытию.

Отвечая, управляющий со скрытым интересом рассматривал меня. Я делал то же самое. Реально Сазонову и дальше управлять моим имением или мызой, как её здесь называли. Если не выяснится, что управляющий несколько злоупотребляет своими обязанностями. Хотя если такое выяснится, то, честно говоря, даже не знаю, что и делать. Вряд ли за три недели, что мне отвёл на знакомство с усадьбой государь, успею найти кого-то другого.

"Ладно, о плохом думать не будем, но то, как живут в Курковицах, заставляет задуматься о компетентности Александра Ивановича", — данная мысль заставила меня ещё раз внимательно осмотреть управляющего.

Сазонов с честью выдержал мой взгляд, хотя я и заметил, как он непроизвольно вздрогнул. Как мне сказал в училище сотник Головачев после подавления бунта: "Аленин, нормальный ты юнкер — добродушный как бы, любишь хорошую шутку в исполнении других, да и сам не прочь пошутить, песни поёшь, заслушаешься. Улыбнёшься — само обаяние! Все девки — твои! А вот посмотришь иногда, не знаю, в чём секрет, но жутко становится так, что тянет штаны проверить на предмет сухости. Вроде и лицо не сильно меняется, но взгляд… Волосы на затылке сами приподниматься начинают. И понимаешь — вот она смерть твоя! Не надо, Аленин, так смотреть, если перед тобой не враг!"

— Ваше благородие, что пожелаете с дороги?

— Александр Иванович, а баня в усадьбе есть?

— Как не быть, Ваше Благородие. Отличная новая баня. Последний из владельцев рода Афанасьевых, при котором она была построена, очень попариться любил.

— Вот и замечательно. Дайте распоряжение, чтобы воды нагрели, пыль дорожную смыть. А вот в субботу попаримся.

— Слушаюсь, Ваше благородие. А что на обед приготовить?

— На ваше усмотрение, Александр Иванович. Я нетребователен в пище. Было бы сытно. И по вещам распорядитесь.

— Будет исполнено.

Пока я разговаривал с управляющим к нам подошёл молодой босоногий парнишка лет двенадцати-четырнадцати в холщовой рубахе и таких же штанах, который восторженно смотрел на мою форму и награды.

— Митька, быстро отнёс вещи Его благородия в дом, — скомандовал ему Сазонов.

Дождавшись, когда пацан выгрузит вещи, я расплатился с извозчиком, получив от него: "Благодарствую, Ваше благородие". Только после этого направился за управляющим на осмотр внутренностей дома. Было как-то неудобно морально. Теоретически я знал, как должен себя вести его благородие со своей дворней или наемными слугами, но на практике давалось это с трудом. "Тяжело, тебе придётся, товарищ гвардии подполковник, — думал я про себя, следуя за Сазоновым. — Какой из тебя на хрен дворянин и барин. И не откажешься от такого подарка! Какое у меня должно быть поведение представляю, но претит. Ладно, что-нибудь придумаем. Три недели, надеюсь, быстро пролетят. А дальше домой в полк?! Хотя в это уже верится с трудом. Какое-то не понятное обхаживание и задаривание моей персоны со стороны царствующей семьи".

Следующие два часа ушли на осмотр усадьбы. Обстановка в доме была богатой. Конечно, с дворцовой не сравнить, но, на мой взгляд, была на высоком уровне. Скотный двор, конюшня, сараи, огород и сад порадовали чистотой, ухоженностью. Было видно, что здесь трудятся от зари до темна. За время ознакомления, выяснил у управляющего, кто работает на усадьбе. Оказалось, что кроме Сазонова и ещё одной работницы на мызе царствовал семейный подряд. Кухаркой и домоправительницей была Степанида женщина пятидесяти лет, которая была в дворовых девках ещё при первом из Афанасьевых. Её брат Прохор с семейством, плюс муж старшей из его дочерей с детьми занимались различными работами. Всего двенадцать человек. Кроме Сазонова и Митьки, младшего из сыновей Прошки, так называл Прохора Сазонов, пока никого больше не видел. Все на работах в поле. Идёт сбор урожая.

Потом была баня. Точнее я быстро ополоснулся теплой водой в шикарном банном помещении. Действительно, последний из Афанасьевых попариться любил. И в моем времени данное сооружение для банных утех имело бы успех. Достаточно сказать, что топилось оно по белому. Печь была сложена из кирпича, с трубой. В каменке, куда заглянул, сверху лежали зеленые голыши жадеита. "Не нефрит, как у богачей и олигархов в моём времени, но также изрядно", — подумал я.

Потом в кабинете, так это помещение я назвал для себя, и которое мне очень понравилось, познакомился со Степанидой. Монументальности этой женщины позавидовала бы и Нона Мордюкова, на которую кухарка была немного похожа. В кабинет Степанида с огромным заставленным посудой подносом в руках вошла как ледокол. Я побоялся, что она сейчас меня вместе со столом просто снесёт, но швартовка к столу прошла успешно. Стол начал быстро сервироваться. Сноровка домомучительницы оказалась на высоте. Почему домомучительницы? Да от тарелок шёл такой одуряющий запах вкуснотищи, а этот монумент женского рода продолжал сервировку, не давая до них добраться. Наконец-то, услышал: "Кушайте, барин!" И ледокол с огромной кормой выплыл из кабинета.

Я пододвинул к себе тарелку с первым блюдом и убедился, что мои глаза и нос меня не обманули. Это был настоящий, классический борщ. И даже мозговая косточка присутствовала в тарелке. Это просто — фантастика! Целый год моей пищей в училище были в основном щи и каши. В станице борщ также, почему-то не варили, хотя свекла росла. Мелкая только была. Размером с крупную редиску. Поэтому последний раз борщ я ел в прошлой жизни.