— Какой диагноз, доктор Ник? — окликнул его Суда.

— Это не китайская меласса, точно. Готов держать пари, это вообще не героин. Скорее всего, он принял дозу медицинского фентанила. Это прекрасно растворимое в жирах средство продается под названием «Сублимаз». Обычно его колют в вену, а не вдыхают, не глотают, не вводят подкожно. Внешне пациент не производит впечатление закоренелого наркомана, однако явно обладает изощренными познаниями в области химии и высокоразвитым навыком делать внутривенные уколы. Он даже не оставляет синяков. Это неудивительно, поскольку мне говорили, что в американских школах обучают безопасной технике введения наркотиков и снабжают подростков бесплатными шприцами наряду с секс-игрушками. Да, и еще одно: этот человек — лжец.

— Уж эти мне волоски в носу, — хихикнул я, поглядывая на братьев Фудзотао. — Всегда меня выдают.

Ответной улыбки я не дождался.

— Что же нам делать? — спросил Суда.

— Сейчас перейду к этому вопросу. Что касается внешних повреждений, травма хобота произошла совсем недавно. Он ушиблен, но не сломан. В области головы и шеи незначительные порезы. Либо пациент имел контакт с разбитым стеклом, либо в его спальню проникли окинавские блохи-вампиры. Учитывая, как редко встречаются последние, полагаю, что контакт со стеклом вероятнее.

Я провел рукой по горлу. Точно — мелкие порезы. Доктор Ник уже полуоткрыл дверь.

— Физические травмы незначительны. Больше всего осложняет диагностику ложь пациента. По правде говоря, меня это огорчает. Тело его в прекрасном состоянии, но закоренелая привычка ко лжи свойственна хроническим наркоманам. Он лжет, он шутит, он прибегает к уверткам. Господин Чака сочетает преувеличенную подростковую уверенность в себе с деструктивной слепой самонадеянностью. Это опасное сочетание.

И доктор пустился разглагольствовать, поводя из стороны в сторону подбородком. Я расслабился и позволил ему говорить. Пусть изобличит себя как шарлатан, пока я не прислушался к его советам. Разве можно доверять врачу, который одевается, словно сутенер?

— Пациент не обнаруживает намеренных, явно выраженных, можно сказать, эксгибиционистских импульсов к самоуничтожению, как наш покойный друг Ёси. Нет, у него этот комплекс сравнительно завуалирован. Он имеет тенденцию порождать несчастные случаи, провоцировать события, которые, как он верит, ему не подконтрольны. Его можно уподобить человеку, запустившему бумеранг и не понимающему, почему бумеранг вернулся и ударил его по голове. Такой человек подбирает бумеранг и бросает его с удвоенной силой, а потом поражается тому, что получил удар еще сильнее. Он снова подбирает бумеранг и так далее… ad infinitum.128

— Вот шарлатан! — возмутился я. — Да я в жизни бумерангами не баловался.

— У всякой физической зависимости есть психологическая составляющая, — продолжал доктор Ник. — В данном случае, чтобы вынудить пациента отказаться даже от малой черты его поведения, потребуется радикальная перестройка базовых мыслительных процессов. Перед нами ригидная личность, господа. Я бы даже сказал — раздутая.

Суда кивал, будто полностью разделял мнение врача. Напустил на себя важность: Ага, я так и думал. Раздутая личность. Уж не к Саре ли доктор Ник обращался за консультацией, всполошился я.

— Что вы нам посоветуете, доктор Ник? — спросил Суда.

— Не выпускайте его на улицу как минимум ближайшие сорок восемь часов. Заставьте его посмотреть в лицо ситуации, осознать, почему он сюда попал. Ни в коем случае не позволяйте ему вернуться к привычному образу жизни.

— Дурацкое предписание, — вставил я. — По-моему, меня надули. Надули и раздули.

— Самые простые средства труднее всего осуществить.

— А это еще откуда? Медицинская школа оракулов?

Никто не обращал на меня внимания. Похоже, я только себе вредил, но нельзя же воспринимать такую чушь всерьез. Интересно, в Армении все врачи такие, или его оттуда выперли?

Не успел я задать этот вопрос, как доктор смылся. Суда переминался с ноги на ногу, отводя глаза. Зато Аки и Маки уставились на меня злобно и пристально.

— Дальше что? — спросил я. — Монгольский проктолог в гавайской рубашке?

Я ждал смеха и не дождался.

— Ты слышал, что сказал доктор Ник, — пробурчал Суда. — Так что устраивайся поудобнее.

— Суда, я ценю твою заботу. Очень ценю, поверь. Я в долгу перед тобой и близнецами Фудзотао, вы мне жизнь спасли. Но сейчас нельзя терять времени.

Суда поглядел на меня в упор.

— Ты ведь даже не знаешь, где находишься, а, чел?

— Не важно, — ответил я. — Я не собираюсь приходить сюда снова.

Я поднялся с кушетки, чтобы продемонстрировать румянец на щеках и упругость походки, но при первом же движении к горлу подступила тошнота.

— Старая берлога Еси, — пояснил Суда. — Он жил здесь, когда еще не купил апартаменты в Хиро, пентхаус в Гонконге и коттедж на берегу в Австралии. Если он хотел уединиться, он приходил сюда. Сидел, вспоминал хорошие времена, когда был никем. Пощипывал струны. Пытался завязать.

Я глянул на сломанную гитару под потолком. Суда проследил за моим взглядом.

— Завязывать тяжело. Сам увидишь. Тут найдется еще две-три гитары, если хорошенько поискать. Можешь бить их вдребезги.

— Послушай, Суда! — взмолился я. — Со мной просто приключилась беда. Мне нужно добраться до самого дна…

— С тобой просто приключилась беда? — повторил Суда, и голос его слегка осип. — Слыхал я такие песни. В этой самой комнате слыхал. Известный хит. Что ж, ты доберешься до самого дна. Стукнешься о него так, что будешь корчиться на полу и смерти просить.

— Суда…

— Я, блядь, не могу потерять еще одного друга! — закричал он. Слова загудели, точно рассерженные осы в банке. — Может быть, ты совершенно здоров, может, ты справился с собой. Может быть, это случайность, как ты говоришь. Но все это — может быть. Я не приму никаких «может быть», или «надеюсь», или «наверное» и прочее дерьмо. Ты не убедишь меня, Билли. Доктор Ник сказал, что ты лжешь, и ему я верю. Он сказал, чтобы ты оставался тут, и в это я тоже верю. Сейчас ты — самому себе злейший враг.

Он довел себя до исступления. Знакомая комната, знакомый разговор — наверное, из всех углов призраки повылезали. Мне хотелось напомнить ему, что я — не Еси.

— Расскажи о пропавших записях.

Суда отступил на шаг и посмотрел на меня, словно на милого маленького щеночка, который вдруг прокусил ему ногу.

— Это моя жизнь. Не твоя.

— Твоя жизнь влезла в мою. Вчера ночью в туалете на меня напали какие-то бейсболисты, работающие на Санту. Думали, что я помогу им найти записи. Потом кто-то разгромил мой номер. Я начинаю подозревать, что Ёси не закончил какие-то дела, и ты про это знаешь.

Суда съежился, точно проколотый шарик. Близнецы-кикбоксеры опустили головы, как на похоронах. Всем троим явно хотелось перенестись в спортзал, избить ногами и руками большую грушу, которая не задает вопросов.

— Хорошо, — сказал наконец Суда. — Ёси только что закончил запись нового альбома. Он неделями сидел взаперти в студии, практически жил там. В ночь своей смерти он, скорее всего, сделал мастер-копии. Но почему-то в «Сэппуку» записи так и не попали. Они просто… просто исчезли.

— То есть как?

— Не знаю, — ответил Суда. — Обычно Ёси отправлял их в «Сэппуку» сразу. Но Кидзугути утверждает, что на студии их нет. И теперь даже эта моя чертова компания звукозаписи подозревает, будто я мухлюю, ясно? Вот почему Кидзугути послал своих урок на вчерашний концерт. Это предупреждение.

— Почему Кидзугути решил, что ты прячешь записи?

— Проще простого, — вздохнул Суда. — Этому хрену только деньги важны. Он уверен, что все остальные устроены так же.

— Все равно не понимаю.

— Ребята, подскажите.

— Восьмое декабря 1980 года, — монотонно завел Маки. — Джон Леннон убит Марком Дэвидом Чэпменом. Двадцать первое декабря — «Вообрази» занимает первую строку в рейтинге. «Сержант Пеппер» поднимается на третье место, а «Резиновая душа» становится тройным пла…