- Давай же. Ну,- шепчу, глядя, как в сгиб локтя марионетки впивается игла.

- Сейчас ты отвезешь ее в районку, братан,- прямо в лицо, по слогам выговаривает медик.- Мой тебе совет. Брось ее возле приемника. Лишние вопросы не нужны ни тебе, ни мне.

-Не смогу, — выплевываю я, прижимая к себе обмякшую девку одной рукой, другой вываливая из вывернутого кармана горсть скомканных крупных купюр. – Возьми. И не болтай много.

- Я не разговорчивый, так-то,- хмыкает мой помощник. - Но девка живучая. Повезло, другая бы уже умерла.

Воздух воняет смертью. Я знаю, как она пахнет. Цветами и сладким тленом. И женщина в моих руках, обвисает, тянет к земле, кажется что я несу труп, только идущее от нее тепло не дает мне сойти с ума окончательно. А еще я знаю, что девка не умерла потому, что ее что-то держит на этой грешной земле. И я здесь по этой же чертовой причине

Нет, я не бросаю ее возле порога ЦРБ. Почему-то мне кажется это кощунством. Сдаю на руки заспанному интерну, который испуганно косится на мой шрам. В этом нет ничего странного, я уже привык. Моя отметина напоминает мне о том, кем я стал, переступив черту. Грехи не имеют искупления. Но я не жалею ни о чем.

Я знаю, что моё место в самых глубинах преисподней. И даже то, что я не дал умереть ребенку моего врага, а забрал его и воспитываю, не даст мне и грамма форы. Я сделаю его таким же, как я. Выжгу все светлое из души.

- Не отпускай меня,- шепчет женщина, словно выныривая из небытия, всего на миг. Единственное мимолетное мгновение, вырывающее меня из черных мыслей.- Марк, я должна узнать – кто я. Помоги.

Надо бежать, но ноги словно прирастают к асфальту.

- Я с ней,- проклиная себя, хриплю я.

- Не положено в операционную,- вякает медик.

- На не положено, знаешь что положено? – скалюсь я, прекрасно зная, как моя внешность действует на людей. – Вопрос лишь в цене.

Я знаю, что должен быть с этой странной дурой. Не знаю почему. Не могу ответить себе на этот вопрос.

В кармане пищит мобильник.

Ангелина

Месяц спустя

Я стою на пороге облезлого здания районной больницы, подставив лицо опаляющему солнцу и при этом, пытаясь, понять, куда мне надо. Не знаю, и это пугает, но не до чертиков. Скорее, просто прискорбно, что не могу вспомнить такой важной информации. Я уже привыкла к ненужности. Если за целый месяц никто не вспомнил об умирающей мне - значит все – крышка. Я просто никому не нужна, но почему – то мне от этого ни тепло ни холодно. Делаю шаг вперед, сжимая в кармане ладонь с зажатыми в ней мелкими купюрами, которыми одарили меня сердобольные санитарки. И мне не гнусно в вещах с чужого плеча, надетых на мое, но странно чужое, тело. Брезговать тем, что нацепил ненужные кому-то вещи на чужое туловище по меньшей мере глупо. Подростковые брючки сваливаются с бедер, и приходится их постоянно поддергивать. Делаю шаг и замираю. Безысходность сваливается на одуревшую несчастную голову оглушительной волной. Я не знаю – кто я. Куда идти? Да и зачем. Меня ведь никто не ждет, судя по тому, что за целый месяц этот никто не озаботился моим здоровьем. А я надеялась, хотя помнила черты мужчины, не давшего мне умереть, весьма смутно.

Денег хватает только на сомнительного вида пирожок и стаканчик чая, который я выпиваю залпом. Выпечка отправляется в первую же урну. Я вдруг осознаю, что мне всего не хватает. Как ребенку, у которого отняли леденец.

- Эй, ты забыла,- бежит за мной пухлая медсестричка, похожая на шарик турецкого пишмание. Такая же легкая и полная сладкого счастья пышка, улыбающаяся всему миру. Перекати-поле. У меня в груди замирает сердце. Нет. Я не узнаю маленькой напоясной сумочки, которую сует мне в руки симпатичная девушка. Не помню вообще, что этот уродский аксессуар для меня значил хоть что-то.

Я забыла, а сейчас вспомнила сильные мужские руки, и крик похожий на стон. А потом вдруг в памяти всплывает дом, и табличка на кованых воротах. И мне точно надо туда, потому что в пряничном домике меня ждет прошлое.

- Что с тобой. Может врача? – тревожно спрашивает пышечка, но я мотаю головой, пытаясь зафиксировать в памяти адрес странного особняка.

- Мне нужны деньги. На такси. Я все верну,- чащу я. Очень надеясь, что меня не пошлют к черту, как последнюю побирушку.- Я вспомнила адрес.

Девчонка мнется, и я ее понимаю. Просто не может сказать, что раз бросили меня умирать одну, то я там не нужна. Там, куда так тороплюсь.

- Все верну. До копейки, с процентами,- пытаюсь сыграть на жадности, но выгляжу глупо. Есть люди– альтруисты, которые готовы снять последнюю рубашку и осчастливить весь мир. Эта малышка явно из таких.

Спустя полчаса такси тормозит у особняка. Странно, в первый раз он показался мне огромным. Но не страшным. Сейчас чувствую обратное. Пасторальный дом дышит проклятьем.

Чистый детский смех несущийся со стороны дома, заставляет меня вздрогнуть. Неужели я ошиблась. И воспоминания всего лишь морок.

- Бабушка, смотри.

В небо взлетает огненно-красный воздушный змей. Именно такой я видела во сне, похожий на всполохи пламени. Маленький мальчик, которого я вижу сквозь решетчатый забор бежит по дорожке. Я знаю его. Я чувствую притяжение, похожее на магию.

- Марик, аккуратнее. Еще одной твоей травмы мы с дедом не переживем,- ворчливо смеется красивая пожилая женщина. Именно так должны стареть люди – естественно и красиво.- И папа будет недоволен

А потом появляется он, и я понимаю, что не ошиблась. - Мама, парень не должен расти неженкой. У него другое предназначение,- зло выдыхает тот, к кому я ехала, кого не смогла забыть. – И я ему не отец, не стоит давать ребенку ложных надежд.

- Но... – пытается спорить женщина. Тщетно. Мне до одури жалко мать монстра.- Марк, он всего лишь ребенок.

Малыш всхлипывает, и сердце в моей груди делает кульбит. Это наверное так страшно с раннего детства знать, что тебя не любят, а может даже ненавидят. Он смотрит на отца глазами полными обожания и страха, и это кажется мне противоестественным. А еще они не похожи друг на друга, как лед и пламень. Два Марка –брюнет со льдистыми глазами и мальчик с волосами цвета спелой пшеницы и карими глазами. Чувство неправильности царапает, но не терзает. Мало ли как бывает. Но я начинаю завидовать женщине, которая родила сына этому монстру, как это ни странно звучит.

Нажимаю на пимпочку звонка и обмираю от неизбежности и неизвестности. Дверь распахивается неожиданно, я даже не успеваю сосчитать до десяти. Аромат мужчины дразнит ноздри, сводит с ума, доводя до замораживающего ступора.

- Какого хрена тебе надо?

В его голосе нет и толики чувства. Как робот. И в глазах пустота. Я знаю что это такое – глубоко скрытая боль. Знаю, но не могу сказать откуда. Украшенная шрамом щека дергается. И я уверенна, что он ждал меня.

- Мне нужны ответы.

Пытаюсь чтобы голос звучал твердо, но явно выгляжу полной дурой.

- Заходи.

Вздрагиваю, когда за моей спиной с грохотом захлопывается калитка. Капкан захлопнулся. Из него не сбежать. А я и не хочу.

Марк

Сегодня в моё окно ударилась птица. Маленький красногрудый снегирь, похожий на алую кровяную каплю, невесть откуда появившийся в летнем утреннем мареве.

Чертов дом ожил, мне кажется еще в тот день, когда деревянный настланный пол впитал в себя кровь девки, насосался ею как монстр. Он пробудился от сна и теперь затаился в ожидании, когда его жертвы сделают хоть один неверный шаг.

Прошел месяц, а я все еще не могу выкинуть из головы эту странную женщину, запустившую процесс разрушения моей жизни. Уверенность в том, что она не просто так явилась по мою душу только окрепла. Паспорт, найденный мной в ее лохмотьях, очень красноречиво говорит о том, что случайности не случайны. Я не верю в такие игры судьбы. Я ни во что и никому не верю.

И этот чертов снегирь – вестник скорой катастрофы.