Пакс

Я не уверен, что девушка назвала мое имя. Ее голос такой приглушенный и неразборчивый, что трудно разобрать. В основном, потому что мой член находится у нее во рту.

Резко облокотившись на черную обивку сидения своей машины, я направляю голову девушки еще ниже, бессловесно убеждая ее взять меня как можно глубже. Прямо в горло.

— Не разговаривай, — говорю я. — Просто соси.

Я закрываю глаза и слушаю. Я слушаю, как слюни двигаются у нее во рту, и вытекают из угла рта. Ее щеки создают мягкий звук, задевая мою открытую ширинку. Она периодически стонет, но я не понимаю почему. Она ничего с этого не получает. Мои руки на ее голове направляют, подталкивают, руководят ее движениями и скоростью. Я хватаю волосы у нее на шее и погружаю в них пальцы, отодвигаю, а затем приближаю обратно.

Она опять стонет, но я до сих пор не понимаю почему.

Мне все еще все равно.

Я пиздец, как обдолбан.

И еще, я не помню, как ее зовут.

Все, как в тумане, кроме этого момента. Я отключаю все назойливые звуки озера Мичиган справа и звуки шоссе, находящегося в нескольких милях отсюда. Блокирую все огни, осветляющие город. Я погружаюсь в блаженную тишину, и отметаю мысль о том, что кто-то случайно может нас увидеть. На пляже сейчас никого нет, не в 11 часов вечера. И вообще, это меня не волнует.

Прямо сейчас я сосредоточен на минете.

Я знаю, что пока не готов кончить, но я не говорю ей об этом, потому что не хочу, чтобы она остановилась. Я даю ей еще пару минут пососать, а затем отталкиваю.

— Сделай перерыв, — говорю я ей и отодвигаюсь обратно на сиденье.

Я не собираюсь убирать своего дружка обратно. Вдохнув запах морского бриза, я громко зеваю и расслабляюсь. Девушка смотрит в зеркало заднего вида, и пытается справиться с беспорядком на своем лице.

— Подожди, — говорю я. — Задержись на минутку.

Она смотрит на меня в замешательстве. Ее помада размазана.

Я улыбнулся.

— Я знаю, что ты хочешь немного этого, — говорю я ей, доставая маленький пакетик из кармана своего пиджака. Я высыпаю пару кокаиновых пакетиков на маленькое зеркало, и разделяю их с помощью лезвия, превращая в две равные линии.

Я предлагаю ей маленькую соломинку, а она улыбается мне своим искаженным ртом клоуна.

Она нюхнула свою дорожку, закашлялась, снова нюхнула.

Откинувшись обратно на свое сиденье, она запрокидывает свою голову к крыше машины и ждет, пока наркотик подействует. Ее глаза были пусты, когда она передала мне соломинку. Я сомневаюсь всего секунду в том, что кокаин подействовал.

Сегодня я жестко обдолбался, больше чем обычно.

Больше, чем всегда.

Но почему-то именно сегодня мне нужно раствориться в темноте.

В такие паршивые дни как этот, я употребляю сильные наркотики.

Кокс никогда меня не подводит. Я всегда знаю меру. Я надеюсь на него даже тогда, когда не могу надеяться ни на что.

Взяв соломинку, я вдыхаю свою линию.

Знакомое жжение немедленно сковывает мое горло. Пустота проходит по всему телу, притупляя чувства, ускоряя ритм сердца. Я чувствую, как кровь пульсирует в нем тяжело и загнано, неся кислород к моим оцепенелым пальцам.

Сука, как же я обожаю это дерьмо.

Я люблю его действие. Оно притупляет все, кроме моего внимания. Мне нравится то, как усиливается мое понимание, пока все остальное уходит в черноту и онемение.

Там находится мое любимое место, там мне удобно. Дрейфуя в этом небытие, в этом мраке.

Кокс позволяет существовать, не думая ни о чем.

Перед тем, как схватить девушку за шею, я провожу пальцами по зеркалу с остатками кокса и размазываю его по всей длине своего члена. Я передвигаю ее голову вниз, и она охотно открывает свой рот. Это происходит не против ее воли. Она хочет быть здесь.

Особенно сейчас, после того, как получила дозу от меня. Сейчас, когда она слизывает свою привычку с моего члена.

— Заканчивай, — говорю я ей, поглаживая спину во время движения.

Я уже не чувствую своих пальцев.

Ее голова качается еще пару минут и я, без предупреждения, кончаю ей в рот. Ее глаза расширяются, и она начинает отодвигаться. Сперма вытекает из ее рта. Пока мой член не перестал пульсировать, я быстро хватаю ее за шею и притягиваю обратно.

— Глотай, — говорю я ей вежливо.

Ее пустые глаза расширяются, но она все проглатывает.

Я улыбаюсь.

— Спасибо, — все еще вежливо, говорю я ей.

Я перегибаюсь через нее, и открываю пассажирскую дверь. Она скрипит, а затем открывается широко, доказав то, что машина сделана из железа аж в 1968 году. Я вытаскиваю свой кошелек и достаю из него помятую двадцатку.

— Купи себе что-нибудь поесть, — говорю я ей. — Ты слишком тощая.

У нее слишком тонкий взгляд, взгляд девушки — наркоманки. Она очень худая.

Наркотик заменяет все, и если вы не заставите себя есть, то похудеете и будете выглядеть, как худое дерьмо.

Эта девушка, пока что, не выглядит, как дерьмо. Она симпатичная, но не красотка. Каштановые волосы, бледные голубые глаза, мягкое тощее тело. Я могу послать ее, или попросить остаться.

Она смотрит на меня и вытирает свой рот.

— Моя машина в городе. Ты не собираешься отвезти меня обратно?

Я смотрю на нее и отмечаю, что она не одна, ее три. Потом снова одна, потом опять три. Я пытаюсь вытряхнуть смуту из своей головы. Пытаюсь сосредоточиться.

Не получается. Все равно ее три.

— Не могу, — говорю я ей, роняя свою потяжелевшую голову на спинку сиденья. — Я слишком обдолбан, чтобы ехать. Я не виноват в том, что ты обула эти пятидюймовые стриптизерские туфли. Просто сними их. Тебе так будет легче идти. Тем более, тут не далеко.

— Ты — гребаный засранец, Пакс Тэйт, — говорит она сердито. — Ты знаешь это?

Она берет свою сумочку с пола и хлопает дверцей машины с такой силой, на которую была способна. Моя «Опасность» встряхнулась после такого.

Да, я дал имя своей машине. Додж Чарджер 1968 года выпуска заслуживает имени.

И мне пофиг на то, что эта маленькая кокаиновая шлюшка назвала меня засранцем. Я не собираюсь этого отрицать. Я и есть засранец.

Прямо сейчас я не могу вспомнить ее имя, но мне потребовалась всего секунда для того, чтобы вспомнить имя своего автомобиля.

Я бы смог вспомнить имя девушки утром, а может и не смог бы.… Но это не имеет никакого значения. Она все равно вернется. Она всегда возвращается.

У меня есть то, что она хочет.

Стянув с себя пиджак, я кладу его на пассажирское сиденье. Застегивая свои штаны, я смотрю, как она уходит прочь. Открыв дверь со своей стороны, я выставляю свой ботинок за дверной порог, позволяя прохладному бризу шелестеть по моему покрасневшему разгоряченному телу.

Пейзаж на побережье очень разнообразен: обрывистый, покатистый и дикий. Он такой огромный, что заставляет меня чувствовать себя маленьким ребенком.

Ночь черна, как смоль. На небе едва виднеются звезды. Сейчас одна из таких ночей, когда человек может исчезнуть в темноте. Моя любимая разновидность ночи.

Прислонив свою голову к сиденью, я позволяю машине крутиться вокруг меня. Такое чувство… как будто сиденье — мой якорь, и оно держит меня на земле. Без него я, наверное, улетел бы в космос. Никто и никогда меня бы больше не увидел.

Кстати, это не плохая идея.

Машина вращается слишком быстро. Даже в таком состоянии я понимаю это. Но я не буду беспокоиться об этом.

Вытащив маленький пузырек из кармана, я принимаю какую-то таблетку, чтобы замедлить все вокруг.

Мой пузырек, как шляпа фокусника. В нем можно найти все, что хочешь. Все, что нужно. Быстрое или медленное, белое или черное, капсулы или таблетки. У меня все это есть.

Я запиваю таблетку глотком виски, и даже не чувствую жжения, когда жидкость стекает по моему горлу. Около минуты я рассматриваю вещи, которые крутятся и расплываются вокруг меня. Я решаю, что нужно принять еще одну таблетку, а, может, даже две. Положив их к себе в рот, я снова делаю большой глоток Джека Дэниэлса, и выкидываю бутылочку на пол с пассажирской стороны. Я не помню, закрыл ли бутылочку крышкой.