Пауза.
Длинная пауза.
— Хорошо, — отвечает, наконец, Мила. — Я уважаю это. Но дай мне знать, если я смогу сделать что-то, чтобы помочь. Я могу слушать, если ты захочешь поговорить, или попытаться занять тебя чем то, или все, что только нужно. Кстати, ты хотел бы сходить на второе свидание сегодня вечером? У меня есть кое-что на уме.
— В самом деле? — спрашиваю я, поднимая бровь, хотя она не может видеть этого. — И что же ты придумала?
— Ну, это включает в себя мой магазин и краски. Так мы больше узнаем друг друга, я думала, может быть, ты хотел бы увидеть, что я люблю делать.
Теперь я заинтригован, так что говорю ей, что согласен встретиться с ней в ее магазине в 19:00. Я должен принести еду на вынос.
Я улыбаюсь, направляясь в душ. Если это то, какими должны быть отношения, думаю, что смогу прожить без таблеток
***
Мила
Говорят, не надо желать, чтобы ваша жизнь ускорилась, но это именно то, что я делаю весь день, пока жду приближения семи часов вечера.
Закрыв магазин в 18:00, я мчусь до своей квартиры в душ, одеваюсь в джинсы, которые мне как раз в пору, и мягкий красный свитер — подарок от него. У этого свитера глубокий вырез и я не надеваю лифчик под него. Я вижу выпуклость моей груди, когда рассматриваю себя в зеркале, и румянец распространяется по моим щекам.
— Боже, ты смешна, — говорю я себе, брызгаясь духами. — Ты взрослый человек, он тоже взрослый. Ты можешь одеваться сексуально, если хочешь. Это не делает тебя шлюхой.
И теперь я говорю сама с собой.
Великолепно.
В 19:00, я прохожу свой путь назад, вниз по лестнице, делая вид, что спокойна, ожидая Пакса в своем магазине. Он как раз вовремя, слава Богу. Я смотрю, как он идет по тротуару и, честно говоря, от этого вида у меня перехватывает дыхание.
Я заметила, что снова принял душ и надел другие джинсы с черной рубашкой, которая облегает его грудь под пальто. Его тонкая талия заставляет меня жаждать обернуть руки вокруг него, поэтому я поднимаю свой взгляд на его лицо. Он подмигивает мне.
Мое сердце трепещет, когда я открываю дверь и впускаю его.
— Привет, — говорю я тихо. Он приносит с собой прохладный зимний воздух и свой чистый аромат. Я делаю глубокий вдох, затем тянусь, чтобы поцеловать его в щеку.
— Привет, — отвечает он. — Это все, что у тебя есть для меня? — Он усмехается.
Я качаю головой, закатывая глаза.
— В настоящее время, да. Будь терпелив.
— О, я очень терпелив, — говорит он. — Поверь мне.
Он останавливается в середине моего магазина и осматривается. Он такой большой, но при этом умудряется не выглядеть неуместно посреди всей этой изысканной мебели, мольбертов и красок.
— Так, каков план? Что мы будем делать?
— Ну, во-первых, я собираюсь взять твое пальто. И тогда у тебя есть два варианта: я могу либо научить тебя рисовать, и ты можешь рисовать со мной, или я буду рисовать тебя. Ты можешь быть моей моделью. В любом случае, это должно быть весело.
Пакс смотрит на меня задумчиво, кажется, по-настоящему думая об этом.
— Ну, я не похож на художника, — наконец, говорит он. — Честно говоря, я даже не знаю, сможешь ли ты научить меня. У меня просто нет художественных способностей.
— Думаю, что смогла бы научить тебя, — говорю я ему, самодовольно. — Но если ты будешь чувствовать себя более комфортно, я буду счастлива, нарисовать тебя, и мы могли бы пообщаться, пока я буду рисовать тебя.
— Раньше меня никто не рисовал, — объявляет он. — Я могу выбрать обстановку или позу, или еще что-нибудь?
Я удивлена, что его это заботит. Но я киваю.
— Конечно. Это просто для удовольствия. Я нарисую тебя любым способом, который ты захочешь.
Он широко улыбается.
— Отлично! Я хотел бы быть обнаженным.
Я в шоке, когда смотрю на него, но, увидев блеск в его глазах, я поняла, что сама виновата.
— Это была ловушка! — я закатываю глаза. — Ты меня подставил.
Он пожимает плечами и выглядит очень гордым собой.
— Мне жаль, что ты не очень осмотрительна, — говорит он, и я думаю, что ему вообще не жаль. — Но ты уже согласилась на это. Так что, я думаю, ты будешь рисовать меня обнаженного. — Он сужает глаза. — Почему? Это тебя беспокоит? Ты беспокоишься, что не сможешь контролировать себя, когда будешь лицезреть мою сексуальность?
Теперь он играет бровями, и я хихикаю.
— О, я буду стараться, чтобы справиться, — говорю я ему. Но, честно говоря, это будет подвигом. Я не могу поверить, что втянула себя в это.
Я делаю большой глоток воздуха и осматриваюсь вокруг, пытаясь успокоить свои дрожащие нервы.
— Нам лучше сделать это в моей студии. Не думаю, что ты хочешь быть голым перед окнами. Или, может быть, хочешь, ты ведь извращенец-эксгибиционист.
Я смеюсь, вспоминая, что у него есть целые стены окон в своем доме, которые не останавливают его от прогулок голышом. Тогда я вспоминаю, как он получал минет через одно из тех окон, и это отрезвляет меня. Мои щеки вспыхивают, и Пакс замечает это.
— Что случилось? Тот факт, что я извращенец беспокоит тебя?
Он все еще шутит и понятия не имеет, что у меня есть представление о нем и Джилл, прочно засевшее в моей голове. Я качаю головой, пытаясь избавиться от образа.
— Конечно, нет, — шучу я в ответ. — Мне это нравится.
Я поворачиваюсь на каблуках в ответ на его шокированное выражение и прокладываю путь к моей частной студии. Входя в студию, я вдыхаю знакомый запах... масляной краски, акрила и деревянного пола.
Я обращаюсь к Паксу:
— Я даю здесь частные уроки, тут я делаю свою собственную работу.
Он одобрительно смотрит вокруг.
— Это прекрасно. Я могу видеть тебя здесь, работающую.
Он указывает на картину, висящую на стене. На ней изображена женщина, опустившая голову. Она довольно абстрактна и нельзя разглядеть детали ее лица. Никто не узнает, что это моя сестра. Ее голова наклонена, потому что она плачет на похоронах моих родителей. Этот конкретный момент запечатлен в моем сердце, и я знала, что должна нарисовать его. Картина висит здесь, в моей частной студии, потому что это слишком личное, чтобы быть проданным.
— Это Мэдисон? — спрашивает Пакс с любопытством. Я смотрю на него с удивлением.
— Как ты узнал? — спрашиваю я. — Картина настолько расплывчата.
Он подходит для изучения.
— Ну, я вижу, что черты лица такие же, как у нее. Ее волосы блондинистые, поэтому я предположил, что это должна быть Мэдисон. Это красиво.
— Спасибо, — бормочу я.
Он пробегается пальцем вдоль нижнего края рамы, изучая его.
— Она плачет, не так ли? — размышляет он. Я киваю.
— Да.
Он поворачивается ко мне.
— Тебе было больно в жизни, Мила. Я знаю это. И я клянусь тебе всем, что для меня священно, что постараюсь не делать тебе больно.
Я смотрю на него, вытаскивая рабочий халат.
— Всем, что ты считаешь священным? — Я пытаюсь шутить, чтобы вытащить нас из этого серьезного разговора. Я просто не в настроении для откровений прямо сейчас. — Что именно ты считаешь священным? Джек Дэниелс? — Я смеюсь, и он, наконец, тоже смеется, что позволяет мне перевести этот разговор в другое русло. Я, молча, благодарю.
— Я уверен, ты знаешь, мисс Всезнающие Штаны, что Джек помог мне в трудные времена. Так что, да. Может быть, Джек Дэниелс является священным для меня.
Он задиристо усмехается, подначивая меня что-то ответить. Поэтому я поднимаю бровь.
— Ты можешь снять свои трусы сейчас.
Вместо этого его челюсть практически падает.
— Снять трусы?
Шок заставляет меня хихикать.
— Эй, ты хотел обнаженную картину, извращенец. Чтобы я смогла сделать это, ты должен сбросить свои штаны, а потом трусы.
Пакс восстанавливает свое самообладание и очаровательно улыбается.
— Ну, если ты думаешь, что сможешь контролировать себя…
Пакс расстегивает свои джинсы и позволяет им упасть до щиколоток. Он выходит из них, и его нижнее белье следует вниз. Я борюсь с желанием взглянуть. Он усмехается.
