Олег упал так, что вышибло дыхание. Он и вправду развил слишком большую скорость по раскатанной грунтовке — и она отомстила. Камень — не очень большой — попал под колесо, мальчишка дёрнул рулём и кубарем полетел в рожь.

Из носа хлестала кровь, заливала ковбойку. Глотая эту кровь, Олег выбрался на дорогу. Ногу резало и жгло. Мотоцикл Кривощаповых вылетел из-за поворота, из-за зелёной стены ржи.

— Стой! Стой! — закричал Олег, понимая, что его не слышат. И обернулся снова.

«Студебеккер» надвигался, закрыв собой вставшее солнце. И Олег понял, что,если он сейчас побежит навстречу мотоциклу — а тот не притормаживал, Валентина закрылась от встречного ветра полостью люльки, а Вера Борисовна, наверное, даже не понимала, что там машет руками кто-то — если он побежит, то грузовик просто сомнёт его и раскатает по просёлку. Как лишнего свидетеля, которого потом тоже благополучно спишут на пьяного водилу. А затем «студебеккер» всё равно врежется в «цундап». Раньше, чем тётя Вера сообразит, что к чему.

«Сейчас бы гранату,» — отчётливо подумал Олег. И, сделав шаг, подобрал камень, через который полетел так здорово.

«Студебеккер» был рядом. Солнце светило сзади, и Олег видел откинутую к стеклу голову Бурова с открытым ртом — храпит, наверное — и узкое, загорелое лицо водителя: средних лет, коротко подстриженного… Он вёл тонны ревущего металла прямо на застывшего посреди дороги тринадцатилетнего мальчишку!

— Н-н-на! — выкрикнул Олег и, метнув камень, отчаянно рванулся в сторону.

Он не видел, как искристыми брызгами разлетелось стекло. Узкое лицо пропало, грузовик, вильнув, пронёсся совсем близко и остановился, с другой стороны, подскочив люлькой, развернулся и замер мотоцикл… Олег вдруг ощутил что-то странное — ему показалось, что окружающее то ли раздвоилось, то ли расплылось, как свежие краски на сбрызнутом водой листе… и он сам, Олег Семёнов, как-то ПОТУСКНЕЛ — внутренне; жуткое ощущение. Но дверь грузовика распахнулась, из-за неё поднялось окровавленное лицо — и рука с пистолетом. Непривычным, знакомым только по фильмам — с длинным тонким стволом. Ствол был твёрд и неподвижен, а в лице — ничего, совсем ничего человеческого…

— Тёть Вер!… — сорвавшись на визг, крикнул Олег и, бросившись вперёд мимо кузова грузовика, одновременно ударил узколицее СУЩЕСТВО правой ногой в прыжке по запястью и дверью по голове.

Левая нога подвела. Олег, ослепший от боли, упал на пыльную обочину. Неподалёку шлёпнулся пистолет, но мальчишка его не видел — огромные, гулкие красные волны накатывались на него со всех сторон. Потом из этих волн вынырнул нож — длинный, большой кинжал — и на тусклом лезвии переливалось солнце. Олег хотел закричать, но не смог…

…Второй раз за последние несколько дней Валентина приводила его в себя. Только сейчас она плакала и зачем-то повторяла, чтобы Олег не умирал и открыл глаза. Левая нога не ощущалась вообще, словно её не было по самое бедро, из носа толчками лилась кровь, и с каждым толчком внутри головы вспыхивала новая боль.

— Олежка, не умирай, Олежка, — слезы Валентины капали на лицо, а её руки подпихивали под голову Олегу что-то мягкое. Олег открыл глаза.

Возле переднего колеса «студебеккера» дрых Буров — очевидно, выбрался из кабины и, не вдаваясь в подробности, прилёг отдохнуть. На обочине лежал связанный каким-то невообразимым образом, с продетой под согнутые колени палкой, несостоявшийся убийца. Хотя — почему несостоявшийся? Кто знает, скольких он убил? Но сейчас Олег не ощущал страха — только омерзение. Пистолет и кинжал лежали рядом с Валентиной. Посреди дороги Олег увидел и свой велик — целый. Это радовало.

— Где Вера Борисовна? — спросил Олег. Вместо ответа Валентина счастливо булькнула и, нагнувшись, обняла Олег за шею. Это её куртка, оказывается, лежала у Олега под головой. — Я живой, со мной всё о'кей… Где Вера Борисовна?

— Она сейчас будет, она за участковым поехала и за фельдшером, — зачастила Валентина, отстраняясь, — я даже испугаться не успела, когда он на тебя ножом намахнулся, а мама соскочила, и они стали драться, а я соскочила тоже, только мама его ударила так, что он упал и не двигался, а я гляжу — ты лежишь и тоже не двигаешься, и прям весь в крови…

— Валюшка, — Олег улыбнулся, чувствуя, что губы у него в крови, — не тараторь, ради бога… Помоги мне встать, мне надо уйти.

— Куда?! — вскинулась Валентина. — Ты что, одурел?! У тебя, может, даже сотрясение мозга! И потом — кто же про всё расскажет, я не по-нимаю даже, чё тут произошло-то, и мама тоже…

— Валюшка, — Олег сел, руки подламывались, и он подумал безразлично: «В больницу мне надо, точно сотрясение…» — Валюш, ты послушай меня. Я не могу оставаться. Я подожду около того моста, ты принеси мне, пожалуйста, аптечку. И приходи сама — поскорее. Я всё объясню, а ты расскажешь маме.

— Да не пущу я тебя никуда! — вскрикнула Валентина.

— Послушай, — тихо сказал Олег. — Послушай и поверь мне. Если ты меня не отпустишь, могут произойти жуткие вещи. Я даже придумать не могу, насколько жуткие. Вы уже и так чуть не погибли — из-за меня!

— Ты наоборот — нас спас… — растерянно начала девчонка, но Олег сплюнул в пыль и продолжал:

— Послушай… послушай же! Ты была права. Я — человек из будущего. Я пришёл сюда, чтобы спасти тебя и твою маму. Я — сын твоей лучшей подруги. Ленки Семёновой. Я ещё не родился, Валь. И всё, что я делаю — искажает реальность.

Больше всего Олег боялся, что Валентина приведёт взрослых. Тогда ему не миновать психушки. Решат, что у него расстройство умственных способностей из-за сотрясения и потрясения… Но в то же время мальчишка надеялся на то, что в тринадцать лет легко поверить в тайну. И каждому хочется, чтобы тайны были. Многие себе их придумывают — и девчонки, и мальчишки, не важно.

У кого поднимется рука сдать НЕВЫДУМАННУЮ тайну в жёлтый домик?!

Возле реки Олегу стало намного лучше. Он застирал ковбойку и почти отмыл кровь. Умылся, счистил подсыхающие бурые разводы с лица и промыл нос. А вот разуваться не стал — по ощущению, ничего хорошего там не было, можно и Валентину подождать. Едва он всё это закончил и разложил на траве ковбойку, готовясь и сам прилечь, как из кустов с какой-то сумкой в руках появилась Валентина. Лицо у неё было неподкупно-прокурорское. Или как у врача, который во исполнение клятвы Гиппократа вынужден оказывать медицинскую помощь закоренелому преступнику. Олег улыбнулся, а потом просто засмеялся, глядя на это лицо. Спросил:

— Где эта сволочь?

— В правлении сидит запертый, — ответила Валентина,положив сумку на траву у ног и враждебно предложила: — Давай. Бухти. Головка прошла? — Олег молчал, и она добавила презрительно: — Скажи прямо, что испугался! Испугался связываться с бандюгой!

— Испугался, — кивнул Олег. — И под грузовик я с испугу кинулся, честно. Я… — Олег помедлил и отрывисто сказал: — За тебя испугался. Ясно? И сейчас боюсь. Но вруном выглядеть не хочу, поэтому кое-что тебе покажу. Только сначала — извини! — ногу перевяжу.

Он стащил кед и грязный, мокрый носок. Бинт тоже размок и повис,пластырь сбился и полуотклеился. Рана не разошлась, но вяло кровоточила. Хорошо ещё, что нагноения не было.

— Ой-я-а… — протянула Валентина, садясь на корточки. — Вот это красиво! И ты ехал, бежал, прыгал?!

— Со страху, наверное, — усмехнулся Олег. — Ты лучше не смотри, что тут приятного…

Он попрыгал к воде поближе. Но Валентина решительно усадила его и подтянула сумку:

— Сиди. Нас учили, — девчонка сноровисто начала раскладывать на салфетке всякую всячину. — Лечить тебя буду.

— Только так, чтобы ногу потом не ампутировали, — пошутил Олег и устроился удобнее на локтях.

— Ты только потерпи, — предупредила Валентина, — а то мальчишки такие писклявые… — и поправилась, разматывая марлю: — Кроме тебя.