— Не удачное место. Я просил тебя держаться от нее подальше, — от этого тона становилось не по себе. Словно я сейчас видела и слышала не своего соседа, который буквально недавно клялся мне в любви. Другая сторона монетки, которая мне ещё не выпадала. И я знала почему. Потому что она не говорила ни о чем хорошем. Ее видели соперники на поле, когда он мчался, круга все на своем пути. А я всегда удивлялась, как с таким характером Назар играет в хоккей.

— Ничего криминального, Вершинин, — поднял Паша примирительно руки. — Мы просто немного подружились. Вот и все!

Б***ь, эта гнида сделала это специально. Я уверена. Потому что он догадывался, что Назар ни о чем не знает. И ведь я ни о чем не рассказала. А в глазах Вершинина, это ведь настоящее преступление. Чего ослушалась. И не важно кто виноват. По крайней мере, я не рассказала во время.

— Видишь, как я рад этой новости, — сверкнул взглядом, а затем протянул мне раскрытую ладонь, куда я незамедлительно вложила свою. И? Я знала, что мы не вернёмся в зал. Так и есть! Меня утащили на улицу, а там к парковке. Он не говорил. Делал все молча. И это было красноречивее любых слов. Он зол.

— Не молчи, Назар. Накричи на меня, обзови, если хочешь, но на молчи, — попросила я. Тишина давила, когда мы ехали.

— А что это изменит? Хотя нет. Я задам вопрос. А может два. Сколько раз вы встречались.

— Это пятая встреча.

— Он тебе причинял вред?

— Нет. Только пару раз хватал за запястье, когда я пыталась сбежать, — и тишина. Через пару минут снова осмелилась заговорить. — Я бы справилась, если что.

— Не справилась, — заверил он.

— Я смогла бы, — неуверенное, но последнее слово должно оставаться за мной. Я так себя приучила.

— Знаешь, я даже не хочу тебе предлагать попробовать.

— Я не маленькая девочка, Назар, — вскипаю, но тут же утихаю, понимая, как это звучит по-детски.

— Я знаю, — голос его тоже тихий. Прочищает горло, чтобы продолжить. — Но создаётся впечатление, что я тебе совсем не нужен, раз ты во всем можешь разобраться сама. Я тебе, конечно, благодарен, что ты пытаешься меня уберечь от своих проблем, но я тебе изначально дал понять, что готов разделить с тобой все. Но ты как будто меня не слышишь. Забралась в раковину, и талдычишь, как трехлетний ребенок «Я сама». Мне льстит, что в меня влюблена такая сильная и независимая девушка. Но я сдаюсь. Бесполезно бороться, когда делаешь шаг навстречу, а от тебя убегают, воздвигают стены, прячутся. За эти два месяца я так и не смог добиться твоего доверия.

— Я тебе доверяю, — в горле встаёт ком. Он несправедлив. Это неоправданные обвинения.

— Возможно.

— Ты меня бросаешь? — догадка бьёт хлыстом.

— Нет! Я тебя слишком сильно люблю, чтобы отказаться. Но я знаю, что эти отношения в итоге ни к чему не приведут.

— Если ты так скептически настроен, зачем вообще было все начинать?

— Ты сейчас абсолютно не права, Лисичка, — возражает он. И даже это его «Лисичка» звучит не так, как раньше.

Как он не понимает, что я не привыкла быть слабой. Мне нельзя надеяться на окружающих, потому что к этому можно привыкнуть. А потом окажется, что никто кроме меня самой мне помочь не сможет. И я бы могла сказать, что в случае с Назаром это не так…Но он прав…Я не доверяю ему на столько, чтобы переложить часть ответственности на его плечи. ОН ПРАВ! Но, черт, как же не хочется в этом признаваться.

Я в который раз убедился, что нихрена не разбираюсь в женщинах, а особенно в их желаниях. Можно было бы кричать о своей боли, безысходности и подобном, но нет. Не было ничего, кроме глухого ощущения опустошения. Даже не обидно совсем. И опять же, можно было бы смело назвать себя тряпкой и чем-то подобным, типа не борюсь за свою любовь, обижаюсь, как маленький. Но обвинять Лесю я не собирался больше. Она так решила, ей так удобно, значит, так надо. Нужно это принять, как есть, и менять ничего уже не будем. Поздно воспитывать личность, которая давно сформировалась. Мне оставалось только довольствоваться результатом, или вот как сейчас — не довольствоваться вовсе. Но факт оставался фактом, без Лисички я не смогу.

Она лишь произнесла: «Скорее всего ты прав» и ушла домой. Девушки! Странные и сложные создания.

А я? Что сделал я? Вызвонил Марка и Кита, а с ними уже отправился в бар, чтобы напиться. Вот так, взрослые мальчики решают свои проблемы. Напиться в зюзю, чтобы ничерта не помнить. Не самый гуманный способ, зато действенный. Ага! А потом ты просыпаешься со стесаными кулаками, алеющей скулой и с полной амнезией.

В каком-то роде это тоже способ избавиться от действующих проблем, и…заработать новые.

Проснулся я не просто так, а от того, что мне звонил менеджер. Телефон надрывно пел над ухом. Видимо, в состоянии невменяшки я его забыл около подушки, не удосужившись убрать подальше.

— Вершинин, ты какого хера творишь? Ты понимаешь, что это уголовка? Этот мудак на тебя заявление накатал.

— И тебе, доброе, — пролепетал я.

— Вот совсем не до смеха, Назар.

— Что случилось? — голова раскалывалась так, что хотелось выть. Когда Самсон снова заорал, пришлось убрать телефон подальше от уха. Ну его на***ер.

— Тише, у меня похмелье, — вставил между его матами.

— Б***ь, ты хоть понимаешь, что сделал?

— Я вообще них***я не помню. Помню бар, виски и все!

— Павел Звягин. Знаешь такого?

— О, этого му***лу знаю.

— Он в больничке. Побои сняты, заявление написано.

Мне прилетело фото, судя по которому, Павлуше просто была необходима медицинская помощь. Хотя сложно было узнать в этом месиве Павлушу. Вся левая сторона заплыла, отек от разбитого носа попер и под левый глаз. Сука!

— Это я так его?

— Потерпевший уверяет, что ты. Но свидетелей пока найти не удалось. Это тебя и спасает. Он помощник главы администрации. Ты понимаешь, что это дело просто так не замять?

Голова, которая ещё минуту назад нещадно болела, начала потихоньку соображать.

— А с алкашкой в крови, последствия могут быть хуже, — догадался. — Можешь не подпускать их ко мне пару дней?

— Попробую.

— Будем думать, Самсон. Надо обелить мое имя.

— А ты что вообще на него полез?

— Видимо, от того, что он преследовал мою девушку.

— Она даст показания?

— Мы вчера немного повздорили.

— Желательно, снова помириться, — заявил Самсон.

— Постараюсь, — вздохнул, понимая, что выльется мне эта ситуация в кучу растраченных нервных клеток, в круглую сумму, и…недоверие со стороны Олеси. Вывод о последнем я сделал уже намного позже, когда имел возможность с ней говорить.

Отходил от новостей и своего состояния долго. В голове роились мысли, перебивая друг друга. И в итоге я сделал вывод, что готов нести наказание за избиение этого куска дерьма. Да, я ни сколько не жалел о содеянном, пусть даже не помня это. Жаль! Хотелось бы.

Бабуля набрала меня чуть позже, чем Самсонов. Видимо, тоже до нее слухи дошли. А может, подруга пожаловалась. Но разговор я имел неприятный. Я старался изо всех сил не разочаровывать ее, всегда был хорошим внуком. Но такого простить она мне не могла. И это было обидно. Хотя глупо было ждать поддержки. Это Марк скажет, что я правильно поступил. А для бабушки насилие всегда было злом. Вот обо мне и сделали вывод.

— Ну, не нравится он тебе, я это с детства знаю, ну зачем с кулаками?

— Так получилось, — слабо оправдался я.

— Разве я тебя плохо воспитывала?

— Нет, что ты? Отлично!

— Я вырастила уголовника, — вывод был неутешительный.

— Ты вырастила то, что вырастила. И за один неверный поступок люди не становятся уголовниками.

— Осуждаю.

— Принято. Я тебя понял. Могу как в детстве пообещать, что больше так делать не буду.

— Ага, и все равно делал. Олеся как? Девочку тоже в этот маразм втягиваешь?

— Видимо, ещё не знает, потому что ничего ещё не прилетало.