Тогда же у нас появились более или менее молодые доктора наук и старшие научные сотрудники, даже члены-корреспонденты РАН и директоры отдельных её Институтов. Часть из них вполне заслужили высокие степени и звания, руководящие должности. А часть их как-то сфабриковала, если не просто купила. Так что некоторое омоложение научных кадров у нас налицо, но оно принимает не всегда справедливые и своевременные формы. Меняется (хотя и очень медленно) личный состав разноуровневых кланов и группировок руководителей науки и образования, а не сам мафиозный принцип руководства наукой. Голос каждого из множества рядовых сотрудников чаще всего ничего не значит при решении важнейших вопросов жизни и работы научных коллективов. Права и обязанности в большинстве научных коллективов распределены не симметрично: кому-то можно всё, кому-то – ничего. Профессиональные союзы и общественные советы всего коллектива работников при такой системе ничего не значат и существуют для галочки, в качестве ширмы для авторитарной бюрократии. Из такой науки всегда будут бежать те, кто по возрасту и способностям способен к побегу; в такую науку беглецы никогда не вернутся.

А ведь в истории русской и советской науки встречались отрадные образцы гармоничного сотрудничества старших и младших, как по возрасту, так и по должностям. Например, A.M. Будкер, чьим именем назван теперь Институт ядерной физики Сибирского отделения РАН, при жизни боялся остаться в окружении узкой группы единомышленников. Он справедливо полагал, что как они ни будь толковы и доброжелательны, информация, получаемая от них, окажется неполной, чреватой шаблонами в ответах на вызовы жизни их коллективу. Поэтому Андрей Михайлович создал свой знаменитый «круглый стол», за который усадил всех членов учёного совета. Именно тут решались все важные для Института проблемы. Директор всякий раз старался добиться единогласных решений, консенсуса, пусть даже после долгих и мучительных споров. На обсуждения он не жалел ни времени, ни нервов, своих и чужих. Чтобы повысить статус научных работников по сравнению с управленцами, Будкер часть административных обязанностей распределил среди членов учёного совета – на общественных началах. Когда с ростом института возросло количество молодых научных сотрудников, замыкавшихся в своей повседневной деятельности на своих старших коллегах и руководителях, директор создал несколько малых «круглых столов» – по отдельным направлениям научной деятельности. В их состав и вошло молодое поколение коллег. Сам академик еженедельно посещал заседания всех «круглых столов» и таким образом был в курсе разных вопросов жизнедеятельности учреждения. Его мощное влияние ощущалось везде, но основывалось оно на полном объёме необходимой для принятия решений информации.

Академик РАН и РАМН, ведущий специалист по онкологическим заболеваниям Гарри Абелев[40] справедливо подчёркивает особую психологическую атмосферу, которая только и способна объединить усилия исследователей старшего поколения и молодых. «Старшие исследователи богаты здравым смыслом и являются его носителем. Молодые – носители пробивной энергии, жадны в освоении новых методов. Такое сочетание требует высокой порядочности с обеих сторон, такта и этических принципов, не формализуемых, но возникающих непредвиденно в процессе работы. Вытеснение и грубость в этих отношениях совершенно нетерпимы, непродуктивны и разрушительны для творческой работы».

Тема старцев неустранима из корпоративной этики, хотя весьма деликатна. Здесь имеется в виду пожизненная монополизация власти, административного ресурса, а не сам по себе возраст и даже не просто пребывание в академическом коллективе. Не возраст сам по себе, а тип личности способен скомпрометировать любой возраст, извратить его возможности. А продуктивно работать можно и в штате, и на части ставки, и на полной пенсии. В этом состоит крест или привилегия учёных и прочих людей творчества.

Онемевший после инсульта великий режиссёр Антониони свои последние фильмы режиссировал жестами. Их поясняла его последняя спутница жизни, которая была моложе метра лет на 40. Кто захочет оказаться в подобной ситуации? «Живым трупом» среди «племени младого, незнакомого»?..

Хотя, если подумать, то в отдалённом будущем своей судьбы и такое может показаться даже заманчивым… Один из героев Н.С. Лескова желает своему благодетелю «сто лет жить и ещё пятьдесят на карачках ползать…» Именно пожилые учёные – таких было немало – мыслили и сочиняли свои интереснейшие труды и в инвалидском кресле, и на больничной койке, и в тюремной камере, и даже в сумасшедшем доме. Да минует нас чаша сия, а судьба даст возможность подольше сохранять работоспособность. Как писал незабвенный Юрий Иосифович Визбор: «…Я ж на чутких врачей уповаю тайком, / Если это конечно в природе возможно».

Мой любимый актёр и режиссёр Клинт Иствуд, родившийся в 1930 году, до сих пор плодотворно работает в кино, сняв более 30 фильмов. Журналисты с недоумением спрашивают его: «В чём секрет вашей вечной молодости?» Метр снисходительно отвечает: «Последние 40 лет изо дня в день посещаю тренажёрный зал. Даже к съёмочной площадке прилагается спортзал». «Ведь вы вполне можете уйти на пенсию, проводить всё время в семье или на площадке для игры в гольф…» «Действительно. Но я не вижу причин остановиться, пока нахожу оригинальные сюжеты и пока мне нравится сам процесс работы. Один мой коллега снял последний фильм, сидя в инвалидной коляске и вдыхая кислород из баллона. Можно и так работать. Я намерен продолжать, пока не превращусь в инвалида». Хотя и это не конец.

Ну, а потом – может, повторим слова выдающегося американского хореографа Мерса Каннингема. Он летом 2009 г. ушёл из жизни на 91-м её году. Вплоть до 80 лет он танцевал сам, а затем вёл репетиции, будучи прикован к инвалидному креслу; сказавши своим помощникам: «Уходить из жизни нужно с чувством приятной усталости…»

В чудесной пьесе Александра Моисеевича Володина и снятом по ней столь же замечательном фильме Георгия Данелия «Осенний марафон» главный герой – переводчик и преподаватель университета Бузыкин хронически опаздывает со сроками сдачи в печать своих работ: жена; другая, любимая женщина; подработка лекциями на журфаке; навязчивые приятели; наглая знакомая-однокурсница, чьи бездарные переводы ему приходиться править; навязчивый сосед слесарь с еженедельной бутылкой водки, коей они потчуют иностранца-стажёра («хиппи проклятый…»); и разные прочие помехи тормозят его творческую работу. Перелом в его судьбе происходит, когда обожаемого им автора Скофилда передают для перевода этой самой бездарной однокурснице. Тогда Бузыкин становится принципиальным… У любого автора есть что-то главное, заветное для его жизни в профессии. По нему и проверяется, что именно нами движет. Или ничего уже не движет, кроме житейской инерции.