Кортни вымученно улыбнулась и с радостью пустила шагом свою кобылу в обход дома, следом за Зубом Пилы. Услышав топот сапог на крыльце, она поняла, что, если обернется, увидит, как все эти ковбои свесились с перил и уставились ей вслед.

— Вам, конечно, доставил удовольствие этот спектакль? — тихо спросила она у Зуба Пилы, который ехал чуть впереди.

— Люблю встряхнуть ребят, — довольно хмыкнул он. — Но я не думал, что вместе с соображением они потеряют и дар речи. Вы очень хорошенькая, мэм, и они от смущения языки проглотили. Ничего, теперь месяц будут подтрунивать друг над другом из-за того, что упустили случай полюбезничать с такой девушкой! — Объехав дом, они завернули на задний двор. — Ну вот мы и приехали. Думаю, Мэгги появится с минуты на минуту. Зуб Пилы спешился перед коттеджем, подходившим больше для сельской местности Новой Англии, чем для прерий Техаса. Маленький беленый домик сразу очаровал Кортни. Деревянная изгородь, обсаженная цветами дорожка к крыльцу, ставни на окнах и даже цветочные горшки на подоконниках! Этот старомодный и милый домик никак не вязался с огромным фермерским домом, на задворках которого стоял. Слева, на коротко подстриженной лужайке, росло большое старое дерево, а над парадной дверью вились виноградные лозы.

— Мисс Хортс?

— А, что?

Кортни неохотно оторвала взгляд от коттеджа и с помощью Зуба Пилы спрыгнула с лошади. Теперь она видела, что он не слишком высок и полноват, но его серые глаза, смотревшие на нее, лучились добротой.

На заднем крыле фермерского дома закрылась дверь.

— Это, конечно, Мэгги.

Зуб Пилы не ошибся. Через задний двор к ним спешила маленькая женщина, на ходу накидывая шаль. В свете ярко горевших окон большого дома Кортни увидела пепельные волосы, округлую фигурку и — когда Мэгги подошла к ним — живые зеленые глаза.

— Так кто же моя гостья. Зуб Пилы?

— Это она сама тебе расскажет, — отозвался он и добавил:

— Ее привез один из твоих друзей.

— Да? Кто же?

Кортни взглянула на Зуба Пилы и, убедившись, что он не собирается ничего говорить, успокоилась.

— Чандос, — ответила она. — Во всяком случае, так он себя называет… сейчас.

Мэгги задумчиво повторила это имя и покачала головой:

— Нет, такого я не знаю. Но здесь бывает столько молодых людей, что всех просто не упомнишь. Хорошо еще, что они не забывают меня. Так приятно, когда тебя считают другом!

— Ох, Мэгги, — проворчал Зуб Пилы, — можно подумать, что здесь, на ранчо, тебя никто не любит.

Кортни с удовольствием отметила, что не только она одна умеет краснеть. Сразу проникшись симпатией к этой женщине, она сказала себе, что не стоит злоупотреблять ее гостеприимством.

— Раз вы не помните Чандоса, не смею вам навязываться…

— Чепуха и еще раз чепуха, деточка! Я сразу вспомню его, как только ты немножко расскажешь мне о нем. Я никогда никого не забываю. Верно я говорю, Зуб Пилы?

— Еще как верно! — хмыкнул тот. — Пойду принесу вашу сумку, мэм, — сказал он Кортни. Кортни пошла за ним к лошадям, шепча на ходу — Можно ли мне рассказывать ей о нем? Он не сказал… О Господи, я же совсем не знаю, чего он здесь опасается! Но вы-то знаете, правда?

— Да, знаю. Мэгги вы можете рассказать про него. Она всегда была на его стороне.

Заинтригованная, Кортни хотела побольше расспросить Зуба Пилы, но тут он сказал:

— Я позабочусь о ваших лошадях, мэм. Надеюсь, да, именно надеюсь, что вы немного поживете здесь.

Она сразу поняла, к чему он клонит.

— Чандос не вернется из-за меня. — Вы уверены, мэм?

Зуб Пилы увел лошадей, а Кортни последовала за Мэгги по усаженной цветами дорожке к коттеджу.

— У тебя не очень веселый вид, девочка, — ласково заметила Мэгги. — Этот человек, который привез тебя ко мне, дорог тебе?

Отвечать на это для Кортни было мучением.

— Он… он был моим провожатым. Я обещала ему заплатить, если он доставит меня в Уэйко. Но он не взял денег. И до Уэйко меня тоже не довез. Вместо этого он привез меня сюда, сказал, что вы его друг, единственный человек здесь, кому он может доверять, и что он не хочет волноваться, оставляя меня одну. Господи, это же смешно! С чего ему волноваться обо мне — ведь сейчас он просто отделался от меня! — К горлу Кортни опять подкатил комок. — Он… он бросил меня здесь! Я была такой…

Слезы хлынули ручьем, и, когда Мэгги обняла ее, Кортни тут же прижалась к ней. Девушка ужасно смутилась, но сдержаться было выше ее сил.

Да, Чандос ничем ей не обязан, и вообще он не тот, за кого она его принимала. Его жуткую мстительность ей вряд ли удастся понять. И ей, конечно, надо бы радоваться тому, что она его больше никогда не увидит. Но, несмотря на все это, Кортни охватило безумное отчаяние. Она считала его отъезд предательством и мучительно переживала разлуку.

Мэгги усадила девушку на дорогой диван в стиле чиппендейл, и протянула ей носовой платок, обшитый кружевом. Потом ненадолго оставила свою юную гостью, чтобы зажечь лампы в маленькой гостиной, и опять подсела к ней, обняв за плечи. Рыдания Кортни понемногу утихли.

— Вот, возьми. — Мэгги дала ей сухой платок. — Я всегда говорила, что хорошо поплакать полезно. Но мужчинам-то этого не скажешь, а здесь, кроме мужчин, больше и нет никого. Как приятно для разнообразия позаботиться о женщине!

— Простите меня, пожалуйста, — пробормотала Кортни, всхлипывая.

— Нет, деточка, не надо извиняться! Если хочется плакать, значит, надо плакать. Тебе получше?

— Наверное, нет.

Мэгги, ласково улыбнувшись, похлопала ее по руке:

— Ты так сильно любишь его?

— Нет! — быстро сказала Кортни, но, помолчав, простонала:

— Ох, я не знаю! Любила, но теперь… Можно ли любить после того, что я узнала о нем этой ночью? Он способен на такие зверства…

— О Боже, что же он делал с тобой, милая? — прошептала Мэгги.

— Не со мной. Он… изуродовал человека и убил его из мести.

— И сам рассказал тебе об этом? — поразилась Мэгги.

— Я уже знала об этом. Чандос только признался, что принимал в этом участие. А теперь он отправился убивать еще одного человека, и, возможно, таким же жутким способом. Может, тот человек и заслуживает мести, но убивать так жестоко?

— Мужчины всегда будут делать ужасные вещи, малышка. Бог их знает, почему, но так уж они устроены. По крайней мере у большинства из них есть на то причины. А у твоего молодого человека они есть?

— Мне толком ничего не известно, — тихо проговорила Кортни и рассказала все, что знала, о том давнем налете индейцев. — У него есть друзья-команчи, — закончила она. — Возможно, он даже жил с ними. Но неужели этого достаточно для столь отвратительной жестокости?

— А может, у него была жена в том индейском лагере, — предположила Мэгги. — Знаешь, многие белые берут себе в жены индианок. А если перед убийством ее еще и насиловали, то за это обычно пытают.

Кортни вздохнула. Ей не хотелось думать о том, что у Чандоса была жена, но, может, Мэгги права. Тогда понятно, откуда он так хорошо знает индейцев. Конечно, это всего лишь предположение.

— Как бы я ни относилась к нему и его поступкам, какая теперь разница? — пробормотала Кортни. — Ведь я уже никогда не увижу его.

— И это тебя так печалит! Нет, нет, не спорь, деточка! Признаюсь, я просто сгораю от любопытства: кто же этот молодой человек? Ты можешь мне его описать? Очень хочется вспомнить.

Кортни опустила глаза.

— Чандос — бандит, и очень опытный. Поэтому, кроме других причин, я чувствовала себя спокойно, путешествуя с ним. Он высокий, смуглый и очень красивый. Волосы черные, а глаза голубые. — Мэгги молчала, и Кортни продолжала:

— Он молчалив, информацию из него надо тащить клещами.

Мэгги вздохнула:

— Ну, милочка, под это описание подходит дюжина мужчин, проезжающих через наше ранчо.

— Даже и не знаю, что еще о нем сказать… А, вот: Зуб Пилы говорил, что, когда Чандос был здесь, он называл себя индейским именем.