— Ты стала… еще красивее, почему? Кортни не показала, как взволновал ее этот вопрос.

— Может быть, потому, что ты давно не видел меня?

— Возможно.

Ни один из них не подумал о том, что десять дней не такой уж большой срок, но им они показались вечностью.

— Я полагала, что никогда уже не увижу тебя, Чандос, — тихо сказала она.

— Я тоже. — Он присел на край постели. — Вообще-то после Сан-Антонио я собирался отправиться в Мексику, Но я проехал один день, только один день, черт возьми, и повернул назад!

Кортни надеялась, что он объяснится в любви, но он злился из-за того, что вернулся, сам того не желая. Ее захлестнула обида.

— Зачем? — спросила она. — Но если ты опять скажешь, что просто хотел посмотреть, все ли со мной в порядке, клянусь, я ударю тебя!

Губы его тронула чуть заметная улыбка:

— После нашего прощания я не думал, что ты примешь другие объяснения.

— И все же попробуй объяснить.

— Я не мог просто уехать, Кошачьи Глазки, — повторил он, не сводя с нее пристальных глаз, — а думал, что смогу. Думал, если ты возненавидишь меня, я сумею держаться от тебя подальше. Но не тут-то было!

Надежда возвращалась.

— Разве это так плохо? — мягко спросила она.

— А разве нет? Ты теперь не можешь желать новых встреч со мной.

Он, конечно, полагал, что она будет это отрицать. Но нет, Чандос так долго мучил ее, что теперь и она отплатит ему тем же!

— Зачем же ты явился? Он нахмурился:

— Должно быть, я спятил. Прийти к тебе, да еще сюда… Сюда!

— Господи, ты так говоришь, словно здесь тюрьма какая-то, — заметила Кортни. — Тебя никто не собирается удерживать силой, и меньше всего твой отец. Он застыл.

— Ты знаешь?

— Да, и не понимаю, почему ты сам не рассказал мне об этом. Так что учти, я наслышана о непокорном Кейне Стратоне.

— Не суди о том, что знаешь понаслышке, Кошачьи Глазки. Ты знаешь лишь мнение старика.

— Тогда выскажи свое. Чандос пожал плечами:

— Он думал, что я в его власти. Думал, мне нужно все то, чем он пытался меня здесь купить. Считая, что я останусь, он наказывал меня за грехи моей матери, за то, что она предпочла ему команчи. Он изливал на меня всю свою желчь и ненависть, а потом удивлялся, почему получил в ответ одно презрение. — Чандос покачал головой, удивляясь подобной глупости.

— И ты уверен, что все обстояло именно так, Чандос? А может, ты еще до приезда сюда был настроен враждебно? Твоя мать могла затаить на Флетчера обиду за то, что он принудил ее жить здесь, и внушить это тебе. Все же ты был еще ребенком. А если отец ответил так на твое отношение к нему?

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — раздраженно заметил Чандос.

— Не сомневаюсь, что он любит тебя, — возразила Кортни, — и жалеет о своих прежних ошибках. Убеждена, он все отдал бы за то, чтобы еще раз попытаться наладить с тобой отношения.

— Ты хочешь сказать, чтобы еще раз изменить меня? — насмешливо поправил Чандос.

— Нет. Он понял свою ошибку. Господи, Чандос, это же твой дом! — взволнованно воскликнула Кортни. — Неужели это совсем ничего для тебя не значит? А вот для меня значит, поэтому я и здесь.

— Просто ты сочла это единственным местом, где можно укрыться от меня! Думала, я не рискну приехать сюда?

— Нет! — вскричала она. — Только потому, что ты оставил меня здесь, и здесь я чувствовала себя ближе к тебе.

Он явно не ожидал такого ответа. От этого признания рухнули возведенные им баррикады, и Чандос сразу обмяк.

— Кошачьи Глазки, — глухо пробормотал он. Коснувшись ладонью ее щеки, он тронул мягкий локон над ее ухом, потом нагнулся ближе и приник к ее губам. Страсть прорвалась наружу, оттеснив все другие чувства.

Они мгновенно разделись, и тела их слились, изнывая от нетерпения. Чандос набросился на нее с таким неистовством, какого никогда не выказывал раньше. И Кортни ответила ему таким же диким исступлением.

Их тела сказали все, что они не смогли выразить словами.

Пусть завтра это станет всего лишь воспоминанием, но сегодня ночью Кортни — женщина Чандоса.

Кортни осторожно приоткрыла дверь своей спальни и заглянула в комнату. Чандос еще спал. Неудивительно: с тех пор, как он оставил ее на ранчо, он спал в общей сложности лишь тридцать часов, что мало даже для пяти суток, не говоря уже о десяти.

Она тихо закрыла за собой дверь и посмотрела на Чандоса. Пусть спит сколько хочет. Она никому не скажет, что он здесь. Мэгги знает, но она не проговорится Флетчеру. «Пусть это будет сюрпризом для старика», — сказала Мэгги, убежденная, что на этот раз Чандос не исчезнет.

Кортни очень на это надеялась, но не была так уверена, как Мэгги. О да, Чандос все еще хотел ее, но это вовсе не значит, что его желание не остынет. Он способен опять уехать и бросить ее.

Правда, он все же вернулся и признался, что не может жить вдали от нее! При мысли об этом Кортни ликовала.

Она поставила в угол его седельные сумки и подошла к зеркалу. Сегодня утром она не переставала удивляться своему сияющему виду. Интересно, это от любви так лучатся ее глаза? Да, у любви есть свои взлеты и падения, теперь-то Кортни знала это. Но она очень счастлива, и счастье так и рвется наружу, ей хочется смеяться, петь и даже кричать.

Она села у окна, глядя на спящего Чандоса. Кортни понимала, что ей надо пойти и чем-нибудь заняться, но боялась, что, вернувшись, уже не застанет его. Этот страх был нелепым, поскольку на этот раз он не исчезнет, не предупредив о времени новой встречи. Она вырвала у него это обещание. Но кроме этого, Кортни ни в чем не была уверена, а потому не хотела выпускать Чандоса из поля зрения.

Она тихо подошла к кровати, опасаясь потревожить его. Постояв несколько минут, Кортни осторожно прилегла рядом. Чандос не шелохнулся, шумно дыша во сне, что было ему несвойственно и доказывало, как он устал.

Она легонько коснулась его груди, провела по ней пальцами. Когда она дотронулась до него, Чандос не издал ни звука. Он по-прежнему крепко спал, и Кортни, осмелев, сунула руку под простыню и погладила его бедра.

Тут она вздрогнула.

— Продолжай, Кошачьи Глазки.

Щеки и шею Кортни залил жаркий румянец.

— Так ты не спал? — упрекнула она Чандоса.

— Дурная привычка после поездок по тропе. Он посмотрел на нее заспанными глазами — такой немыслимо чувственный! Смущенная, Кортни поспешила встать с кровати.

— Твои вещи здесь, на случай, если захочешь побриться. Может, еще поспишь? Я не хотела тебя будить. Никто не знает, что ты здесь.

— Пока не знает, — он сел, — но очень скоро кто-нибудь заметит Шуафута за домом Мэгги.

— Мэгги об этом позаботилась, — Кортни усмехнулась, — она притащила его к себе в гостиную.

— Что-о?

Кортни засмеялась:

— Я не верила, пока сама не увидела его там. Но он хорошо перенес это. Мэгги хочет на этот раз сохранить твой приезд в тайне. Она сказала, что если что-нибудь случится, то это будет только на твоей совести.

Чандос провел рукой по подбородку.

— Думаю, мне надо побриться. Кортни кивнула.

— Ты встретишься с отцом? — осторожно спросила она.

— Нет, — отрезал он, натягивая черные брюки, и сурово взглянул на нее. — И не пытайся нас помирить, женщина. Я не хочу знать этого человека.

— Ну да, он грубый, тяжелый человек, любит пошуметь, но не так уж он и плох, Чандос.

Он так посмотрел на нее, что она замолчала, но потом нерешительно спросила:

— Ты нашел, Чандос, того человека в Сан-Антонио?

Спина его напряглась.

— Да, нашел. Его уже судили и приговорили к повешению.

— Значит, ты не убил его?

— Я устроил ему побег из тюрьмы, — сказал он бесстрастным тоном и, медленно вытирая лицо, продолжал:

— Это оказалось нетрудно. У Смита не было друзей в Сан-Антонио, и никто не ожидал, что он может сбежать.

Тут Чандос обернулся. Она никогда еще не видела у него такого холодного, сурового взгляда и никогда не слышала такой ненависти в голосе.